Ошибка грифона
Шрифт:
– Не отдам! Он один меня понимает! – плакал Варсус и вытирал о Депресняка зареванное лицо.
Отобрать Депресняка силой не вышло. Пастушок стал хвататься за рапиру. Кота он при этом категорически не выпускал и даже пытался обмотать его вокруг шеи как шарфик. Депресняк довольно мурлыкал. Давненько он не вампирил столько энергии.
Внезапно Варсус шагнул к Дафне и, схватив ее за руку, опустился на колени:
– Выслушай меня! Хотя бы раз! Когда-то я был в тебя влюблен! Следил за тобой издали, не решался подойти. Глупый был, скромный!
Внезапно он протянул руку, не вставая с колен, сгреб Мефодия за шиворот и притянул его к себе.
– А ведь почему я ее полюбил? Спроси меня: почему? – потребовал он.
– Почему? – спросил Буслаев, взглядом разгибая его пальцы.
Этот дар остался у него со времен мрака.
– Знаешь, какой она была в одиннадцать тысяч лет? А в двенадцать? Скажи, помнишь?
Мефодий уклонился от прямого ответа.
– Отдельные какие-то моменты, – сказал он.
В другой раз Варсус не упустил бы шанса поиронизировать, но сейчас ему было не до того.
– А такая! Дафна была девочкой, у которой все самое лучшее! – торжественно объявил он. – Она говорила: «У меня самая лучшая в мире флейта! Самые лучшие сандалии! Самый лучший письменный стол!» А ведь я же не слепой! Я видел, что флейта у нее не лучшая. И ремешки на сандалиях потертые! А из стола так вообще трава какая-то растет! Я это видел, да, но все это было не важно! Она была такая радостная, такая убежденная, такая всем довольная, что я действительно – понимаешь, действительно! – допускал, что все это лучшее в мире! И, разумеется, все эти лучшие в мире предметы могли принадлежать самой лучшей в мире девочке!
– А я думал, потому что она красавица, – сказал Мефодий.
Варсус презрительно отмахнулся:
– Быть красавицей мало! Три девушки из десяти хороши собой! А на сто – это уже целых тридцать! Представляешь, какая толпа? И только этим тридцати и кажется, что они чем-то между собой отличаются! А начнешь разбираться, так разницы килограмма на три. У одной глаза чуть больше, у другой ноги чуть длиннее, у третьей волосы, у четвертой еще что-нибудь… Но, небо, какой же я был дурак! Чего я ждал?
Варсус повернулся к Дафне и с глубокой укоризной ткнул в нее пальцем:
– Да, да! Тысяча лет еще не прошла, оставалось целых полгода, когда тебя назначили хранителем к этому вот!.. И все! Это было крушение моей мечты! А сейчас кто ты такая? Кто? Ответь на этот вопрос! Не мне! Себе ответь!
Варсус вновь нашарил кота и, используя его как полотенце, вытер им мокрое лицо. Лучше бы он этого не делал, потому что Депресняк выпил из него последние силы, и Варсус без чувств упал на траву.
– Ты слышала, что за бред он нес? Мелодрама какая-то! – пробормотал Буслаев, в полном недоумении оглядываясь на Дафну.
К его удивлению, Дафна, похоже, не считала слова Варсуса мелодрамой. Напротив, стояла красная и сердитая. Вырвала пучок травы и швырнула его себе под ноги.
– Да что с тобой? – спросил Мефодий.
– Со мной все прекрасно! Не трогай меня!
– Почему?
– Потому что он прав!
– В чем прав?
– В том, что теперь непонятно, кто я такая! Каков мой статус? Твоя девушка? Боевая подруга? Страж-хранитель? У тебя свои крылья, да еще и золотые!
– Ничего не изменилось! – сказал Мефодий. – Крылья достались мне случайно. А теперь просто молчи! Меня убили, но я с тобой! И всегда буду с тобой! И никакой мрак, и никакой Варсус нас не разлучат.
Мефодий притянул Дафну к себе и стал целовать ее в мокрые глаза. Несколько мгновений она еще оставалась сердитой, а потом вдруг обхватила его так крепко, словно боялась, что его у нее отнимут.
– Я не знала, где ты… не знала, что с тобой… на что-то надеялась, но и не надеялась уже ни на что… чуть не умерла, когда увидела тебя сегодня… – прошептала она.
Неподалеку, уткнувшись в мох и прижимая к груди кота, надрывно рыдал Варсус, припоминая все свои неурядицы. Дафну и Мефодия он не видел и не слышал. Даже свое имя, скорее всего, забыл, а вот Депресняка не отдавал, продолжая рыдать в него и вытирать слезы.
– Может, отберем? – предложил Меф.
Дафна отказалась:
– Бесполезно. Будет кусаться, но не отдаст. Ему нравится растравлять себя.
– Почему?
– Это все проделки Депри. Вампиры – они хитрющие. Делают так, чтобы ковыряться в ранке было приятно. У, рожа хитрая! Хорошо, хоть у меня иммунитет!
И она погрозила коту кулаком. Депресняк лениво прищурился на кулак и зевнул. Постепенно Варсус перестал рыдать и словно заснул, даже не шевелился. Депресняк, выпивший всю его энергию, выскользнул у Варсуса из рук и погнался за жар-птицей. Вот он вцепился ей в сверкающий хвост и с ней вместе скрылся за деревьями. Жар-птица несла его на себе, разбрызгивая искры, от которых сухо вспыхивала трава.
Через полчаса Варсус открыл глаза и, пошатываясь, поднялся. Мефодий и Дафна сидели рядом и смотрели на Чащу Нежити. Пастушок подошел к ним. Глаза у него были еще красные, но лицо он уже вытер насухо.
– Прошу прощения за свое поведение! Я должен был догадаться, что кот вампир. Я не говорил ничего лишнего? – спросил он будто вскользь.
– Нет, – сказала Дафна.
– А ты не помнишь, что ли, ничего? Не-а, не говорил! – сказал Меф.
Варсус с облегчением кивнул и сел с ними рядом. Ветки в парке затрещали, и показался Депресняк. Поджимая уши и шипя, кот выделывал в воздухе невероятные петли. За Депресняком гналась жар-птица, била его крыльями и долбила клювом.