Ошибка грифона
Шрифт:
Мефодий торопливо выбрался из ванны, вновь ощутив жар Дома Светлейших. Он был выше Генерального Стража, но тот двигался быстро, решительно, собранно, и Буслаев невольно ощутил себя собачкой, которую ведут на поводке авторитета. Такое чувство у него возникало только с Ареем.
По парку они шли уже вдвоем. Шмыгалка осталась в Доме Светлейших. Аллея из желтого песка, уверенно вспарывая холмы и нигде не соглашаясь вильнуть, вела прямо в центр Эдемского сада. То здесь, то там от нее отбегали узкие дорожки. Мефодий шагал рядом с Троилом.
Чем дальше от Дома Светлейших, тем Буслаеву становилось лучше. Он больше не вытирал пот со лба, дышал легко. Мефодий оглянулся и посмотрел на Дом Светлейших. Отсюда он казался огромной, сложенной из солнца колонной.
Троил стоял с ним рядом и тоже разглядывал Дом Светлейших.
– Ты должен был проходить этот путь шаг за шагом. И тогда к моменту, как ты перешагнул бы порог Дома Светлейших, грифон признал бы в тебе своего, – сказал он негромко.
– Вы меня спасли. Спасибо, – поблагодарил Мефодий.
Троил кивнул.
– Спас. Но я ударил грифона маголодией! – сказал он.
– Он вас простит и вернется. Рана не смертельна.
– Грифона убить не так просто. Рана заживет, – согласился Троил. – Но в другом ты не прав. Грифон не вернется. А с ним вместе из Эдема ушла огромная сила, потому что грифон буквально соткан из силы. И вход в Дом Светлейших не может охраняться одним грифоном. Теперь мы уязвимы, и мрак вскоре об этом узнает.
– Грифон может вернуться, – сказал с надеждой Меф.
– Нет, – сказал Троил печально. – Грифон уже переступил. Это люди могут переступать черту добра и зла в обе стороны. Прыг-прыг – как через веревочку! В этом их уникальность. С грифонами, как и со светлыми стражами, все, к сожалению, не так. Мы переступаем лишь однажды.
В стороне от аллеи лежал большой камень. Троил подошел к нему и, погладив камень ладонью, сел. Меф тоже сел и тоже на всякий случай погладил камень ладонью. Вид отсюда открывался удивительный – на теплые шершавые холмы Эдемского парка. Дом Светлейших проступал между деревьями, вписываясь в их ряд так, словно сам был деревом.
– Люблю это место. Всегда тут сидел, еще когда был помощником младшего стража. Помню, когда мне было плохо, смотрел на него и все думал: камню мои проблемы смешны. А завтра мне и самому будут смешны. Такие зарубки времени. И становилось легче, – сказал Троил.
– И Арей переступил один раз? Да? И никакой возможности повернуть назад? – спросил Меф.
– И Арей. И Лигул. И тысячи других. А первые стражи – те рухнули по той же причине, что и грифон – во многом из-за человека, который тогда только появился.
Меф озадачился. Арей ему никогда ничего такого не говорил.
– А человек тут при чем? – спросил он.
– Они сочли его недостойным. Жалкое создание из воды и глины, лишенное маголодий, полета, многих других способностей, – и вдруг такое доверие от Того, Кто сотворил все! Сверкающий эйдос в груди, равный ценности всей видимой Вселенной! Свобода выбора между добром и злом! Сегодня человек может быть хуже Иуды, а завтра что-то в нем изменится, и эйдос просияет. Многие стражи были обижены, оскорблены! Столько даров одному созданию! За что? Здесь и прошла незаметная трещина. Отпали первые, другие сочли, что с первыми поступили несправедливо, и произошел раскол… Были, конечно, и другие причины, но эта главная.
Мефодий жадно слушал. Ему казалось, что Генеральный Страж говорит сам с собой, сидя на своем любимом камне. Он чувствовал, что Троил откровенен, и отзывался этой откровенности.
– Борьба добра с бобром. От бобра добра не ищут! Убей бобра – спаси дерево! – сказал Меф, когда Троил замолчал.
– А? – переспросил Троил удивленно.
– Ну у людей так же. Берем любую войну. И те думают, что правы, и эти. И все как будто хорошие люди, призванные вообще за шкирку. Плохие люди вообще не воюют, они отмазались. Сидят в штабе и заведуют продовольствием…
– Но все равно воевать приходится. И предавать нельзя, – серьезно сказал Троил.
– Это да, – согласился Меф. – А то часто бывает, что предаешь в двух шагах от победы. Бьешься-бьешься, а потом – раз! – сдулся и задрал ручки. А противник-то уже едва на ногах держался, и вообще у него трещина была в руке, сейчас бы рухнул. Нет уж, мне больше нравится подход Арея: достал меч и так сражайся! Когда убьют – отдохнешь.
Троил засмеялся.
– Не очень-то увлекайся теперь драками. Только по делу. Перья потемнеют! – предупредил он.
– У кого? У Дафны? – не понял Меф.
– При чем тут Дафна? У тебя. В конце концов, ты теперь златокрылый!
– Я?!
– Ты. – Троил разжал ладонь. На его ладони лежали золотые крылья. – Это твои! – сказал Генеральный Страж. – Ты получил их от златокрылого, убитого в карьере рядом с храмом Софии! Помнишь?
Мефодий недоверчиво смотрел на крылья и, хотя Троил их ему протягивал, не спешил их касаться. Тогда Генеральный Страж сам набросил ему на шею шнурок. Крылья охватило неравномерное сияние. По ним точно пробежала золотая волна. Потом края крыльев сделались полупрозрачными, в центре же сияние сгустилось и стало чуть материальнее материи.
Чушь! Не может такого быть!
Мефодий недоверчиво моргнул. Ощущение надматериальности не пропало. Середина крыльев и их края ощутимо отличались. Словно на монитор компьютера с подробным изображением морского берега кто-то положил настоящую раковину.
Буслаев осторожно потрогал это место пальцем, а затем, сравнивая ощущения, скользнул вдоль крыла к его краю. Палец ощущал разницу, но словами Мефодий затруднился бы ее выразить. Примерно так, как если ты гладишь настоящее лицо близкого человека, а потом касаешься этого же лица на фотографии.