Ошибка комиссара
Шрифт:
Дом номер семнадцать был построен из бруса и похож на будущие леспромхозовские дома на четыре семьи. Это не трудно угадывалось по количеству крылечек. По сути те же бараки, но «повышенной комфортности», так сказать. Я тут же устыдился собственного цинизма. Это надо же такое придумать — «барак повышенной комфортности»! Барак — он и в Африке барак, в какой фантик из красивых слов его не заверни. А вот рекламщики из будущего меня бы похвалили за креативность.
Вокруг дома — хилый палисадник с какими-то высокими кустами, вроде бы акацией или барбариса, и метровым заборчиком. Так, где тут у нас дверь номер три? Ага,
Говорят, точность — вежливость королей. Мы, конечно, не голубых кровей, мы люди служивые. Сказано: примерно в восемнадцать ноль-ноль, значит так тому и быть. Вот ещё пяток минут поизучаю окружающую обстановку, чтобы два раза не выходить, как говорится.
Ровно в назначенное время я громко постучал в дверь. Внутри тут же послышался какой-то скрип отодвигаемого тяжелого предмета. Забаррикадировалась она там, что ли? Какой смысл, если дверь открывается наружу? Потом лязгнула щеколда и послышался голос хозяйки: открывайте! Я исполнил команду и увидел Аэлиту. Она стояла в паре шагов от входа, держа руки за спиной. Судя по всему, там находилась уже привычная ей кочерга. Но это было не главное. Аэлита была в нормальной человеческой одежде, а именно — в простом домашнем халатике. Но как же выигрышно он на ней смотрелся по сравнению с чопорным библиотечным одеянием!
Насколько легче было вести разговоры на уличной скамеечке около библиотеки. Нейтральная территория, нейтральное поведение, никаких обязательств друг перед другом. Но стоило мне ступить на крыльцо, как всё изменилось. У нас появились социальные роли: хозяйка и гость, а следом за этим сразу же возникли поведенческие штампы. Радушной хозяйке положено широкое гостеприимство с настойчивыми ухаживаниями за гостем. Мне полагалось тушеваться и отказываться от чего угодно, хоть присесть, хоть отведать чего-либо из угощений, ссылаясь на то, что сыт, что вот только что из-за стола и вообще нести всякую прочую ересь.
Из всего этого получился сплошной конфуз. Не хватало только Станиславского с его классическим «не верю». Мы мешали друг другу в тесноте крылечных «апартаментов», сапоги не хотели сниматься, Аэлита уронила свою кочергу. Не выдержав напряжения ситуации, откуда-то с грохотом свалилось пустое ведро. Долго так продолжаться не могло. Мы, наконец, перестали произносить какие-то неуклюжие слова и посмотрели друг на друга: я — в позе снимающего сапог, она — с поднятым над головой ведром, которое собиралась куда-то пристроить. И рассмеялись. Смех получился настоящий, человеческий, без всяких там социальных ролей. И сразу стало ясно, что надо делать.
Я перестал снимать сапог, вернул ногу в мягкое байковое нутро и сказал:
— Давайте-ка я, Аэлита Львовна, сначала поставлю вам на место стекло. Оно ведь там на улице под окном? Нехорошо как-то с такой дырой жить, да и на дворе не май месяц всё-таки.
Хозяйка с интересом взглянула на меня, но долго такому моему совсем не служебному порыву удивляться не стала.
— Только ведь у меня инструмента никакого и нету. Подождите, я сбегаю к соседям за молотком.
И вот тут я попался.
— Да у меня есть тут кое-что. — Я вытащил из кармана пассатижи. — Этого должно хватить. Не надо к соседям…
И захлопнул рот. Идиот старый. Давненько я так себя не обзывал, хотя раньше-то и случалось.
Аэлита смотрела на меня, и выражение её лица было смутно.
— Скажите, Алексей Николаевич, а вы всегда с этой штукой в кармане ходите?
Она указала пальчиком на пассатижи. Что ж, теперь только вперёд и без тени смущения на лице. Продвинутые коучи в моём «прошлом-будущем» называли это по-мудрёному «возгонкой лжи». Теперь надо врать столько, чтобы первоначальная неправда такой уже не казалась, а ещё лучше — просто забылась бы.
— Да! — я небрежно кивнул головой. — Помогает, знаете ли, в различных ситуациях, вот как ваша, например. Или по электричеству что, мало ли…И для самообороны хорошо подходит. Да что там, руки убийце однажды проволокой пришлось скрутить. Как её перекусить? А они тут как тут.
И я выскочил на улицу, справедливо полагая, что дальнейшая «возгонка» будет чрезмерной. Стекло оказалось добросовестно испачканным экспертом-криминалистом порошком сажи, и его пришлось сначала вымыть в ближайшей лужице. Простые действия избавили нас от необходимости остатков политеса, и мы вполне дружно выполнили эту работу.
Вор оказался донельзя аккуратным. Все четыре гвоздика, державшие раньше стекло, были воткнуты рядом с окном в трещину стенного бруса. Видимо, хотел потом поставить стекло на место, но что-то ему помешало. Что ж, и на том спасибо. Только вот пролезть в эту дырку смог бы разве что пятилетний ребёнок. Значит окно всё-таки открывали, а потом снова закрыли. Обычно в холодное время года в окнах таких домов стоят двойные рамы, но сейчас холода ещё не наступили, что и облегчило задачу злоумышленника.
Привычные действия по осмотру места происшествия прогнали остатки неловкости, и к ознакомлению с внутренностями шифоньера и комода я был уже полностью готов. Аэлита попробовала было робко сослаться на то, что там бельё, и ей неловко, сами понимаете, но я строго сказал:
— Со следователем — как с доктором, Аэлита Львовна.
И «марсианка» смирилась. Её бельишко меня совершенно не интересовало. Мне было важно понять, каких размеров предмет искал преступник, если это не были деньги? А это не были деньги. За деньгами — не в эти дома, пожалуйста. Что можно спрятать в бельевом ящике шкафа? Ответа нет, а вариантов бесконечно много. Тетрадь, папка с бумагами, украшения, шкатулка какая-нибудь? Аэлита упорно в этом мне не помогает.
Найти улику, не замеченную следственно-оперативной группой, я не очень рассчитывал, но Аэлиту огорчать таким признанием не стал. Больше надежд было на общение в привычной для хозяйки обстановке, и тут не требовалось строить коварных замыслов, как бы вытащить собеседницу на нужную тему. Любая мелочь, о которой секунду назад и не думал, могла выстрелить и дать новый поворот для поисков отгадки.
Пока я изучал обстановку, хозяйка в отсеке за занавеской, который можно было бы назвать кухней, чем-то тихонько позвякивала, потом послышался негромкий ровный шум и запахло керосиновым перегаром. Не надо быть Шерлоком Холмсом для вывода о том, что Аэлита решила подогреть чайник на керогазе. Я был не против.