Ошибка маленькой вселенной

Котов Сергей

Когда они подошли, дед толкнул дверь, и та неохотно, с неприятным скрипом открылась. Изнутри пахнуло затхлым теплом, как из подвала. В помещении был земляной пол, на котором стоял квадратный деревянный стол со скамьёй. У стены, где полагалось быть окну, был продавленный почти до пола массивный зелёный диван. Слева, на стене, горела единственная тусклая лампочка в казённом матовом абажуре.

— Проходите, — старик освободил проход, и сделал приглашающий жест рукой, — обутку сымать, хе-хе, не надо. Ранец свой на лавку брось, нечего на полу

ему валяться, — он указал на Димин рюкзак.

Когда хозяин снял старый, весь в масляных пятнах, армейский бушлат и ушанку, размотал шарф, дети, наконец, смогли его разглядеть. Тоня едва сдержалась, чтобы снова не закричать; Дима отреагировал гораздо спокойнее — похоже, подсознательно ожидал чего-то подобного. Лицо старика было обезображено ожогами: оплывшие щеки, без намёка на щетину. Неровные седые кустики остатков бровей. Искорёженный (но, к счастью, сохранившийся) нос. Глаза удивительным образом гармонировали с ужасными шрамами: несмотря на ледяное спокойствие, где-то в их серо-зел ёной глубине плескался океан боли.

— Сымайте польта, да присаживайтесь, чего застыли-то? Да, не красавец я, — старик вздохнул, — так и в ногах правды нет. Сейчас чайку сварганим. Вас как звать-то?

Старик отошел к притаившейся в углу растопленной дровяной печурке, и захлопотал с чайником.

— Я Тоня, — смогла из себя выдавить Гудукина, неловко снимая пуховик.

— Я Дима, а это… — он вовремя осёкся, сообразив, что кота представлять лучше не надо, тем более, что тот продолжал спокойно сидеть в рюкзаке, никак себя не выдавая, — а, она сказала уже.

— А я Серафимыч, — пробухтел старик, не поворачиваясь к ребятам.

— Очень приятно, — вежливо заметила Тоня, устраиваясь на скамье за столом.

— Так, значит, пробрались вы сюда по тропке, да? — Серафимыч по-прежнему возился у печки, и вопрос задал как-бы невзначай, но Дима обратил внимание, что слово «тропке» прозвучало как-то по-особенному.

— На автобусе приехали, со стороны больницы подошли, — ответил он, и сам решился задать вопрос, — а вы тут сторожем работаете, да?

Старик отчего-то досадливо крякнул, но ответил:

— Сторожим потихоньку, да.

— Серафимыч — это ваше отчество? — Неожиданно вмешалась Тоня, — а зовут вас как? А то неудобно как-то, вас что, по отчеству называть?

— Серафимыч я и есть Серафимыч, — недовольно буркнул старик, — все называют, и вы называйте.

С этими словами хозяин подошел к столу, и сел рядом с ребятами, состроив жуткую гримасу, обнажившую неровный ряд желтых зубов. Дима не сразу сообразил, что это должна была быть улыбка.

— Серафимыч, вы говорили, что сможете нам документы выправить. Которые в школе показать надо будет, — Тоня явно смогла совладать с собой после испуга, вызванного внешностью старика, и теперь вела себя странно: как будто специально провоцировала старика. Дима никогда её такой раньше не видел.

— Отчего ж не выправить? Выправим! — дед ещё раз «улыбнулся» и сверкнул на Тоню внезапно помолодевшим взглядом, —

чайку сварганим только.

В этот момент на печке забурлил чайник.

— Так, говорите, не видели, тропку-то, что сюда ведёт? — спросил он, поднимаясь, и направляясь к печке, — а внутрь как попали-то?

— Через ворота, — ответил Дима, — у вас там дырень огромная, паровоз пролезет!

— Эвон оно как, — кивнул старик, снимая чайник, и разливая кипяток по заранее приготовленным кружкам, — дырень, говоришь.

— Как будто угол отогнули, — уточнила Тоня.

Старик принес кружки, и расставил на столе. В воздухе поплыл травяной, болотистый аромат.

— Отогнули, говоришь, — кивнул Серафимыч, и добавил, — только дыры никакой в воротах нет. Да отродясь не было.

— Извините, но, видимо, вы довольно давно не проверяли свой… объект, — решился возразить Дима, — там точно огромная дыра. Её точно не мы сделали, там техника специальная нужна. Сходите посмотрите!

Старик глянул на него пронзительным взглядом, в котором, однако, не было угрозы — только лёгкое любопытство.

— Отчего ж не посмотреть, — кивнул Серафимыч, — поди возьми у двери мой фонарь жёлтый. Выгляни за дверь, да посвети. Он мощный, сами видели — дотянется.

Дети переглянулись, потом Дима встал, и вышел из-за стола.

Фонарь действительно был очень ярким: луч легко доставал до ворот. Они стояли монолитом, глянцевито отливая свежей черной краской на стройных заклёпочных полосах металла. Ни намёка на ржавчину или повреждения. Пытаясь переварить этот факт, Дима растерянно оглядывал внутренности депо. Пути, на которых стоял исполинский паровоз, были целёхонькими, и поблёскивали полированным металлом. Никакого мусора на чёрном земляном полу. Даже воздух изменился: дымная затхлость сменилась запахами нагретого металла, смазки и деревянных шпал.

Дима аккуратно, без всякого скрипа, закрыл дверь, и в молчании вернулся за стол.

— А теперь, ребята, давайте поговорим начистоту, — хозяин резко изменил интонацию, теперь в его голосе не было никакой добродушной расслабленности, исчезла нарочитая старомодность, — кто вас надоумил заявиться на тропу?

— Никто не надоумил, — ответил Дима, — мы сами. Я сам. У меня есть увлечение — я собираю слухи о разных необычных вещах, которые в городе происходят. В этом районе в последнее время видели разных необычных животных…

— Животных значит, — старик почесал подбородок, — эх, молодёжь пошла, да и народец… раньше-то мозгов хватало держаться подальше… — сказал он в деланой задумчивости, и добавил, будто бы спохватившись, — а чего это чай не пьете? Стынет ведь! Вам теперь без местной еды и питья никак. Чем скорее напитаетесь, тем лучше. Пахнете вы больно соблазнительно, даже я едва держусь.

Дима неохотно взял в руки тёплый стакан, и недоверчиво понюхал содержимое.

— Смелее, — подбадривал хозяин, — всё едино — назад для вас дороги нет. Сами виноватые, не могу я вас отпустить.