Ошибка Марии Стюарт
Шрифт:
– Смотри, смотри! – воскликнул он, указывая на узоры, которые ветер создавал на поверхности озера Нор у подножия скалы, на которой стоял замок. Длинное узкое озеро, где топили тела жертв чумы, сегодня ярко блестело под солнцем, отражая голубовато-серое небо.
– Да-да, – сказала она, стараясь убрать из голоса любой намек на раздражение.
«Что за ребенок, – подумала она. – А я-то считала его мужчиной, поклялась быть ему верной и посадила на трон. Этот последний год… Нет, не нужно вспоминать. Это слишком больно».
Звук хриплого смеха разнесся по двору, сопровождаемый стуком подкованных сапог. Босуэлл
«Стойте!» – едва не воскликнула Мария и подняла руку, чтобы подать им знак. Потом она опустила руку. Они исчезли за стеной.
– Что касается крестных родителей, то думаю, мой отец… – говорил Дарнли.
– Нет, – перебила Мария. – Только не твой отец! – она не доверяла графу Ленноксу и подозревала, что он тоже был связан с убийцами Риччио. – Я считаю, что мы должны обратиться к правителям других стран с просьбой стать крестными родителями нашего ребенка. В конце концов, он станет королем Шотландии, а возможно, и Англии. Его должны признать с самого начала.
Дарнли вздохнул.
– Кто же тогда? – спросил он.
– Я собираюсь обратиться к Карлу Девятому, герцогу Савойскому и королеве Елизавете.
– К королеве Елизавете? – выкрикнул Дарнли так громко, что солдаты, несущие стражу на стенах, повернулись к нему. – Она же запретила наш брак! Нет, нет и еще раз нет!
– Разве ты не понимаешь, что это способ привлечь ее на нашу сторону? – Мария старалась говорить спокойно и рассудительно. – Королева Елизавета любит детей, и если она поклянется защищать нашего ребенка, то впоследствии позаботится о нем.
– Никогда! После такого оскорбления? Нет, никогда!
– Я собираюсь обратиться к ней, и я королева, – твердо сказала Мария.
Дарнли пропустил ее слова мимо ушей. Как обычно, его настроение внезапно изменилось, он повернулся и снова посмотрел на озеро.
– Как думаешь, это правда, что ведьмы не тонут в воде? – тихо спросил он. – Я слышал, что здесь их так испытывают на колдовские способности.
Мария передернула плечами:
– Надеюсь, я никогда не увижу такое испытание. Когда этих несчастных вытаскивают из воды, их все равно сжигают на костре.
«Ведьмы, – подумала она. – Меня окружает все возможное зло. Моя мать умерла среди этих стен, и я могу последовать за ней».
Ее мысли были такими тяжелыми и гнетущими, что блестящая поверхность озера как будто притягивала ее.
– Любовь моя! – Дарнли с удивительной силой удержал ее на месте. Его лицо побледнело, и он выглядел чрезвычайно встревоженным. Он увел ее с бастиона и начал спускаться во двор.
Почему он так бережно обнимает ее? Она попыталась стряхнуть его руку.
– Ты едва не упала, – сказал он. – Ты наклонилась вперед, и если бы я не подхватил тебя… – его голос дрогнул.
«Святая Мария! – она вздрогнула. – Неужели я все-таки упала в обморок?»
– Тебе нужно лечь, – продолжал он. – Я провожу тебя в спальню.
Мария лежала на королевской постели, прижавшись щекой к коричневому покрывалу, тому самому, которое она вышивала вместе с Мариями, когда они все были еще не замужем. Они смеялись, пели, поддразнивали друг друга по поводу будущих супругов и загадывали желания о том, чьи кровати будут покрывать их шелка.
«Теперь я лежу здесь и слишком хорошо знаю, кем оказался мой муж, – подумала Мария. – Если бы я могла не ложиться с ним на эту кровать или на любую другую, это было бы все, о чем я могла попросить. Счастливы ли Мэри Ливингстон и Мэри Битон? Битон вышла замуж лишь месяц назад и казалась довольной своей участью. Фламина по-прежнему переписывается с Мейтлендом, хотя знает, что он замешан в убийстве. А Мэри Сетон… она не проявляет интереса к воздыхателям.
– Ma Reine, мне сказали, что вы упали в обморок на бастионе, – невысокая женщина внезапно оказалась рядом с ней. Знакомый запах лимонного бальзама успокоил Марию. Мадам Райе. Ее присутствие казалось более приятным, чем любые шелковые покрывала.
– Боюсь, это правда, хотя это совсем не похоже на меня. Сейчас я чувствую себя гораздо лучше. Нет-нет, мне не нужна ваша микстура из кальвадоса и взбитых сливок. – Эти коктейли служили мадам Райе лекарством от всех болезней с тех пор, как она жила во Франции.
– Я уже распорядилась приготовить его, и вам придется выпить, – строго сказала француженка.
Мария знала, что лучше не спорить с ней. Она вдруг поняла, что ей нужно, и это был не поссет [3] . Она взяла мадам Райе за руку:
– Я выпью его, обещаю. Но потом я прошу послать за моим исповедником. Мне пора встретиться с ним.
Мария сидела на скамье в комнате с закрытыми ставнями, ожидая отца Мамеро. Время от времени ее снова начинало трясти. Смерть окружала ее со всех сторон, и, лежа в постели, она внезапно ощутила ее присутствие. Роды представляли собой опасность, и она вполне могла умереть… и отправиться в ад за свои грехи.
3
Горячий молочный напиток с вином и пряностями. (Прим. пер.)
– Дитя мое, – пожилой доминиканец, приехавший вместе с ней из Франции и старевший по мере того, как ее прегрешения прогрессировали от нежелания делиться своими игрушками с другими детьми до неудовлетворенного тщеславия ранней юности и, наконец, до грехов зрелого возраста, тепло приветствовал ее. Он всегда был хорошим исповедником и делал акцент на милости Божьей, а не на Его гневе.
– Благословите меня, святой отец, ибо я согрешила, – она схватила его руку и покрыла ее поцелуями, закрыв глаза в попытке остановить слезы.
– Дитя мое, это таинство и предназначено для облегчения страждущих сердец… – он попытался убрать руку, но она со слезами прильнула к ней.
– Что так тревожит тебя?
– Я грешила своими деяниями, впадала в грех гнева и гордыни, отказывала в милосердии. Я…
– Люди не плачут из-за «отказа в милосердии», – его голос звучал ласково, почти дразняще. – Такие абстракции не ранят душу и не вызывают муки раскаяния, которые я вижу. Что ты совершила?
– Я ненавижу его! Я ненавижу своего мужа! Разве это не грех? Я хочу, чтобы он умер… я желаю его смерти, я презираю его! – Она спрятала лицо в ладонях и громко разрыдалась. – Я не могу выносить его присутствие, он мне отвратителен! Что мне делать, отец?