Ошибка просветления
Шрифт:
В: Испытываете ли вы интерес к вопросу реинкарнации?
У. Г.: Меня больше интересует вопрос «Рожден ли ты?». Ты можешь мне сказать? Ты сам – можешь ты быть уверен, что ты рожден? Можешь ты испытать свое собственное рождение? Не можешь. Ты можешь испытывать рождения и смерти других и ты думаешь, что однажды испытаешь свою собственную смерть. Но нет никакой гарантии, что ты испытаешь свою смерть. Твоей структуры, заинтересованной в понимании твоей смерти и твоего рождения, там не будет. Так что жизнь как таковая не имеет ни начала, ни конца; это безначальное и бесконечное движение, и ты лишь ее выражение, как птица, червяк или
В: С той единственной разницей, что я осознаю себя, а червяк нет.
У. Г.: Ты осознаешь себя посредством мысли (под которой я имею в виду не просто сознательную мысль, но это обусловливание, которое превращает жизнь, проходящую через твои чувства, в удовольствие и боль). И эта мысль не твоя; это то, чему ты научился у других, мысль из секондхэнда, она принадлежит всем. Ты принадлежишь всем. Так почему ты не принимаешь эту естественную вещь? Если ты примешь эту естественную вещь, все попадает в свой собственный ритм: ничего не надо делать, ничего контролировать, ничего спрашивать. Тебе ничегошеньки не надо делать. Тебе пришел конец.
В: Ну, нельзя же просто сидеть на холме и гнить. А я именно это и делаю.
У. Г.: Все равно ты гниешь, не важно, где ты находишься. Не обязательно на холме; гниение происходит и посреди всяческой твоей деятельности. И бремя в том, что ты можешь однажды какимто образом, какимто чудом или с чьейто помощью чтото с этим сделать. Ты ничегошеньки не можешь с этим поделать, давайте посмотрим в лицо этому факту. Никаких чудес! Никто не может помочь вам!
В: Итак, если никто не может помочь…
У. Г.: И ты не знаешь, как помочь себе самому, – вот в чем дело. Ты знаешь, это не две разные вещи. Если ты действительно придешь к тому, что никакое внешнее средство не может помочь тебе, вся твоя абсолютная беспомощность автоматически уйдет. Это две стороны одной монеты. У тебя все равно остается надежда – тот факт, что ты здесь, означает, что ты еще не оставил надежду. Или, если ты не идешь сюда, то отправишься к комунибудь еще в Индию – к самому аватаре, к самому богу, ступающему по Земле. Может быть, он сделает какието безделушки из воздуха, но какой в том толк? Не важно, кто он, если бы у тебя не было надежды, ты бы его не слушал, ты бы не притронулся к книгам, ты бы никого в этом мире не слушал. Не то чтобы ты возгордился или чтото такое; но все внешние средства в любой форме, на любом уровне прекратились бы раз и навсегда.
«Я не знаю, что делать. Я беспомощен, абсолютно беспомощен» – пока ты думаешь, что ты абсолютно беспомощен, ты будешь зависеть от какогото внешнего средства. Это может прекратиться за раз: один взрыв, и вся твоя зависимость от внешних средств заканчивается, и вместе с ней исчезает идея о том, что ты беспомощен. Но ты ждешь, чтобы чтото произошло или чтобы на тебя снизошла какаято благодать, – ты все еще зависишь от какогото внешнего средства. Говорю тебе, нет никакой силы вне тебя – нет силы. Это не означает, что у тебя есть все эти атрибуты суперпупер богов, о которых ты читаешь; но вне тебя нет силы. Если в этой Вселенной есть какаято сила, то она в тебе.
В: Я убежден в том, о чем вы говорите.
У. Г.: Это не вопрос убеждения; это факт, и ты не можешь испытать этого факта. Пока ты говоришь себе, что ты убежден, ты не уверен.
В: Нет силы вне меня, здесь и сейчас?
У. Г.: Ты не позволяешь этой силе выразить себя, потому что это нечто, чего ты не можешь испытать. Ты хочешь испытать ее. Как это возможно? Эта сила – нечто живущее, живое – это трепет, пульсация, биение жизни – ты всего лишь одно из выражений этой жизни, вот и все. Как ты можешь испытать это? Эта структура мысли, посредством которой ты испытываешь, мертва; она вообще не может испытать эту жизнь, потому что одно – живое, а другое – мертвое, и между ними не может быть никакой взаимосвязи. Ты можешь испытывать только чтото мертвое, но не живое. Жизнь должна проявиться. Никто не может научить тебя этому. Тебе не нужно получать это от когото; что у тебя есть, уже здесь.
В: Да, но если…
У. Г.: Нет никакого «да, но». Ты не можешь сказать «да» и начать следующее предложение с «но». Там нет никакого «но». Если «да» – это настоящее «да», то оно там чтото высвобождает – «да» растворяется в ничто, и тогда то, что там есть, начинает выражать себя. Если ты говоришь «но», ты даешь продолжение этой мертвой структуре мысли, опыта и надежды. «Да!» – это то, от чего вся структура разлетается на части.
Никакое внешнее средство не может помочь тебе – никто – даже этот парень, который столько говорит об этом; он не может помочь тебе. (Он по крайней мере честен – «Ну, не могу я помочь».) Так что все внешние средства прекращаются – к этому заключению очень сложно прийти – «Для меня все внешние средства закончились!» Ты не идешь никого слушать, каким бы святым он ни был. Он может быть Богом из Богов, он может говорить: «Я пришел освободить все человечество!», но ты не идешь туда, понимаешь? (Если ты пойдешь туда просто из любопытства, другое дело.) Ты ничего не пытаешься найти ни в каком внешнем источнике. Так что ты полагаешься на себя и ты действительно не знаешь. Ты хочешь выяснить. Ты снова и снова задаешь вопросы – ты не отвяжешься от этого: «Как я могу понять это?» Когда все ответы извне прекратятся и изнутри не появляется никаких ответов, что становится с этим вопросом? Этот вопрос не может оставаться здесь; он растворяется. Происходит ионизация мысли, потому что она не может ускользнуть, а это энергия, это жизнь.
В: Мы слышали, что вы провели семь лет с Дж. Кришнамурти. Вы хотите сказать, что его влияние не имеет отношения к вашему настоящему состоянию? Это полный ноль для вас?
У. Г.: Абсолютно. Некоторые люди приходят и спрашивают меня: «Вы семь лет околачивались рядом с Кришнамурти. Вы хотите сказать, что это не имело никакого воздействия?» Я говорю: «Это произошло вопреки Кришнамурти». Если это должно произойти, оно должно произойти вопреки мне и вопреки моим учителям. Никакого воздействия, ничего; напротив, это для меня все очень затруднило. Я могу сказать, что это мешает и уничтожает возможность быть собой, лишить себя бремени прошлого.
Как ты можешь лишить себя бремени прошлого? Видишь, язык… «Лишить бремени» подразумевает, что ты можешь чтото сделать, чтобы освободить себя от прошлого. Это всего лишь описание состояния, где прошлое больше не действует – оно не может повлиять на твои действия. Те действия – это больше не твои действия. Ты ничего не знаешь об этом действии – ты никак не можешь этим манипулировать, это само действие жизни. В то же самое время я хочу отметить, что это не является чемто мистическим или религиозным, или же чистым, спонтанным действием; оно не имеет к этому никакого отношения. Жизнь постоянно действует, в том смысле, что, пока работает сенсорная деятельность, чтото происходит. Не одно, но миллионы и миллионы ощущений попадают в человеческий организм. Этот человеческий организм не является отдельным от этого; это единое электромагнитное поле. Это одно поле, а изолирует, отделяет тебя и создает крохотное электромагнитное поле мысль.