Шрифт:
Виктор Попов
ОШИБКА СЛЕДОВАТЕЛЯ
1
"Привет, Федя! Не писал тебе черт знает сколько времени - все некогда! Уборочная, годовой отчет... А вообще-то, честно говоря, я виноват - при любых обстоятельствах десяток слов черкнуть всегда можно. Но дело не в этом. У нас здесь происходит очень странное - я имею в виду убийство Речкина (не знаю, дошло ли до вас это дело). Здесь сейчас только о нем и говорят. Кажется все ясно: убил Дмитриев, больше некому. Экспертиза там, показания свидетелей, вообще все. Но вот я никак не хочу верить. Дмитриев не такой человек, чтобы пойти на преступление. К тому же все знают, что он Речкина чуть не за родного сына считал, человека из него сделал. И вдруг убивать. Здешние Шерлоки Холмсы, по-моему, что-то напутали. Если можешь, походатайствуй у себя, чтобы к нам кого-нибудь из края прислали, пусть на свежую голову разберется. Может, Дмитриев и виноват, тогда уж ничего не поделаешь, а если нет?..
Ты понимаешь, не виноват, а его осудят..."
Дело, о котором писал Макар, приятель, работавший в А-м зерносовхозе бухгалтером, Федор Константинович знал. Бывший управляющий отделением Дмитриев во время ссоры застрелил из охотничьего ружья рабочего Речкина. Медицинское заключение о причинах смерти давал совхозный врач Порхунов, следствие вел следователь районной прокуратуры Расторгуев. Выводы врача и Расторгуева были безапелляционными: Речкин Иван Ксенофонтович, год рождения 1927, убит выстрелом из дробового ружья в упор. Заряд дроби пробил сердце, в результате чего наступила мгновенная смерть.
В момент убийства в комнате находились двое - Дмитриев и Речкин, оба в состоянии опьянения. Лица, бывшие в доме за несколько минут до убийства, показывают, что между Речкиным и Дмитриевым происходил крупный разговор. Убитый грозил Дмитриеву. Причины неясны.
Дмитриев свою причастность к убийству категорически отрицает. Он утверждает, что во время выстрела его в комнате не было.
То, что Дмитриев отрицает свое участие - вполне естественно. За убийство, как исключительная мера - расстрел. Поневоле будешь искать лазейку... За убийство - расстрел! А что, если этот Дмитриев и в самом деле не виноват? Бывают же следственные ошибки. Следователь может пойти в своих заключениях по ложному пути. Расторгуев в районе человек недавний. Дело Дмитриева, по существу, первое крупное его дело. Может быть, он поторопился, не сопоставил всех обстоятельств?
А впрочем, что дает право так думать о нем? Отсюда, из Барнаула, дело кажется сомнительным. Там же, на месте, вероятно, яснее ясного. Уж коли Расторгуев обвиняет Дмитриева, значит, имеет на это основания. Макар же, скорее всего, написал под влиянием настроения. Ему непонятны причины: относился, как к сыну, и вдруг убил...
Что ж, всякое бывает... Нет, ехать в А-й совхоз, пожалуй, нет необходимости.
Федор Константинович сунул письмо в стол и рассеянно взглянул на часы. Пятнадцать минут второго - обеденный перерыв.
Но оказывается, полуубедить себя, сунуть в стол письмо легче всего. Гораздо труднее забыть его содержание. Орешкин шел домой, и ему почему-то приходили на память лишь случаи, когда следователи ошибались. Дело Андреева... дело Равинского... дело Махагонова...
В этих делах все было очень ясно. Эта простота и помешала следователям докопаться до сути. Не заинтересуйся обстоятельствами краевой угрозыск, могло кончиться худо. Дело Дмитриева тоже кажется очень ясным... Расторгуев. Что за работник этот Расторгуев?
...Легкая пороша припудрила слежавшийся, продутый сквозняковыми степными ветрами снег. Разлеглась белоснежная пустыня от края до края, кажется, нет ей ни начала ни конца. В сторону от дороги метнулись угольнички заячьих следов. Ишь, улепетывал косой! Видно, пугнули его с дороги. Даже скрадков не делал: насколько можно его видеть, след гонный. Длинные размашистые прыжки с глубокими вмятинами задних лап. Чего же испугался зайчишка? Ага, ясно. Метрах в тридцати, наперерез заячьему, лыжный след. Сейчас бы эти лыжи да ему...
Федор Константинович даже зажмурился от удовольствия, представив, что не кто-то другой, а он сам тропит хитромудрого косого. Эх, и хороша же погодка! Редко зимой выпадают такие благоприятные деньки - пасмурные, безветренные и как будто чуть-чуть влажные.
А может, и не так уж редки они, но горожане, с утра до вечера проводящие время в помещениях, просто их не замечают. Ведь в городе рыболовы и охотники счет дням ведут от субботы до субботы. Охотники... Да, Речкин убит из охотничьего ружья. "Заряд дроби пробил сердце, в результате чего наступила мгновенная смерть".
Начальник краевого угрозыска, выслушав сомнения Федора Константиновича, чуть приподнял брови:
– Что за вопрос. Если считаешь, что наше вмешательство поможет установить истину - поезжай. Человеку тяжко, когда его оскорбляют даже одним подозрением. А здесь дошло до прямого обвинения... Впрочем, что это я тебе, как школьнику, рассказываю. Одним словом, действуй.
...Говорливые розвальни, раскатываясь на ухабах, поскрипывают и стонут, ударяясь полозом в снежный карниз. Мимо медленно проползают верстовые столбы.
Федор Константинович ясно увидел перед собой возмущенное лицо Расторгуева. Тот, рубя ладонью воздух, широким шагом меряет кабинет и срывающимся мальчишеским голосом чеканит:
– Не понимаю, что творится. Все ясно, как божий день. В комнате были вдвоем, ружье, из которого стреляли-его. Почему прокурор не дает санкции на арест - ума не приложу.
Что еще нужно прокурору? Для того, чтобы ответить на этот вопрос, Орешкин и едет в А-й совхоз.
2
Зимний день не с коломенскую версту. Не успеет распуститься утро, глядишь, снова раскрылатились тяжелые сумерки. С зарей встал Федор Константинович, давно ли, кажется, потушил свет, и вот уже опять надо идти к выключателю. Елочным солнышком полыхнула лампочка, и из потемок, весь как есть, вынырнул неуютный кабинет управляющего. Десяток обшарпанных стульев, продавленный клеенчатый диван, небольшой, истертый сальными руками стол. Не нужен, видно, уют хозяину этой комнаты, да и бывал-то он в ней нечасто:
в деревне из кабинета много не наруководишь..
Хозяин комнаты - Дмитриев, бывший управляющий отделением. Отошел от выключателя Орешкин и снова подсел к столу, заваленному бумагами. На каждой - номер, внизу - подпись. Называются эти бумаги листами допроса.
"Первый раз я увидел Речкина два года назад. Перед этим мне позвонил директор совхоза и сказал, что послал в наше отделение рабочего. С рабсилой у нас всегда было туго, и лишняя пара рук очень дорога. Я поблагодарил Ивана Ивановича, а он говорит: "Ты не радуйся прежде времени. Речкин - это тот, которого я к тебе послал, - рецидивист. Сидел последний раз за грабеж, к нам каким-то ветром занесло. Не знаю, может, Речкин раньше решил кончить с блатным миром, может, наши убеждения подействовали, но зарекомендовал он себя в отделении очень хорошо. Правда, силенки у него было не ахти, но старался, как мог. Вначале был нелюдим, потом перестал народа чураться.