Ошимское колесо
Шрифт:
– Взгляните на меня, господин аль Хамид. – Я развёл руками и посмотрел на свой краснеющий живот. – Мы глубоко в пустыне. Я провёл здесь меньше часа, и моя кожа горит. Ещё через час она покроется пузырями и начнёт облезать. У меня нет ни одежды, ни верблюда, ни воды. Как я мог сюда попасть? Господин, клянусь вам честью моего дома, если мы отсюда не уедем прямо сейчас, как можно скорее, то мы все умрём.
Шейх посмотрел на меня так, словно впервые увидел. Прошла долгая минута тишины, которую нарушал лишь тихий шелест песка и фырканье верблюдов. Люди вокруг напряжённо
Обещанный выезд оказался куда более неторопливым, чем мне хотелось. Шейх обсудил дела с главным ха'тари, и мы не спеша поднялись по склону дюны, видимо, перпендикулярным курсом к тому, которым они двигались ранее. Светлым пятном в этот первый час был глоток воды. Непередаваемое удовольствие. Вода это жизнь, а в засушливых землях мёртвых я и сам стал чувствовать себя наполовину мёртвым. Лить эту чудесную живительную влагу в рот было всё равно, что родиться заново – и, пожалуй, эти роды прошли настолько же шумно и тяжело, как и первые, с учётом того, сколько понадобилось людей, чтобы отобрать у меня флягу.
Прошёл ещё час. Потребовалось всё моё самообладание, чтобы не ударить верблюда пятками и не умчаться вдаль. В Хамаде я принимал участие в гонках на верблюдах. Я был не лучшим наездником, но, с учётом того, что я иностранец, у меня неплохо получалось. Поездка на несущемся галопом верблюде похожа на секс с исключительно сильной и очень уродливой женщиной. Прямо сейчас мне как раз этого и хотелось, но пустыня это марафон, а не спринт. Тяжело нагруженные верблюды выдохнутся через полмили, особенно если им придётся тащить пеших. И, хотя моя история заставила шейха действовать, он явно считал, что я скорее всего безумец, и вероятность этого перевешивает любую пользу, какую только можно получить, оставив дюнам своё добро.
– Господин аль Хамид, куда вы направляетесь? – я ехал рядом с ним почти во главе колонны – перед нами были только его старшие сыновья. Ещё три наследника шейха ехали чуть позади.
– Мы направлялись в Хамаду, и всё ещё направляемся, хотя и не напрямую. Я намеревался провести этот вечер в оазисе Пальм и Ангелов. Там, до того, как наша делегация предстанет перед калифом, племена собираются на встречу шейхов. Прежде чем войти в город, мы приходим к соглашению. Ибн Файед раз в год принимает своих вассалов, и перед троном лучше говорить одним голосом, чтобы наши запросы были услышаны как можно яснее.
– И мы всё ещё направляемся в оазис?
Шейх харкнул – похоже, местные переняли этот обычай у верблюдов.
– Иногда Аллах посылает нам знаки. Иногда они написаны на песке, и нужно быстро прочесть их. Иногда они в полёте птиц, или в брызгах крови ягнёнка, и нужно быть мудрым, чтобы понять их. А иногда неверный падает на тебя в пустыне, и надо быть глупцом, чтобы не прислушаться к таким знакам. – Он глянул в мою сторону, сжав губы в тонкую линию. – Оазис находится в трёх милях к западу от того места, где мы тебя нашли. Хамада – в двух днях к югу.
Многие люди решили бы передать мои предупреждения в оазис. Я почувствовал громадное облегчение оттого, что Малик аль Хамид не один из них, иначе прямо сейчас я не мчался бы прочь от того, что грядёт, а находился бы в трёх милях от этого, пытаясь убедить дюжину шейхов покинуть оазис.
– А если все они умрут?
– Ибн Файед всё равно услышит один голос. – Шейх направил своего верблюда вперёд. – Мой.
Спустя милю я заметил, что мы движемся на восток, хотя Хамада в двух днях пути к югу. Я снова подъехал к шейху, оттеснив его сына.
– Мы больше не едем в Хамаду?
– Тахнун сказал, что к востоку есть река, которая доставит нас в безопасное место.
Я повернулся в седле и уставился на шейха.
– Река?
Тот пожал плечами.
– Место, где время течёт иначе. Мир треснул, друг мой. – Он протянул руку в сторону солнца. – Люди падают с неба. Мёртвые не лежат спокойно. А в пустыне есть изломы, в которых время убегает от тебя, или мчится с тобой. – Снова пожатие плечами. – Расстояние между нами и той опасностью, о которой ты говорил, будет увеличиваться быстрее, если мы поползём по тому пути, чем если побежим в любую другую сторону.
Я слышал раньше о таких штуках, но никогда сам не видел. На Бреммерских Склонах в Ост Рейхе есть пузыри медле-времени, которые могут поймать человека и отпустить спустя неделю, год или век, и мир постареет, пока он всего лишь моргнёт. А ещё есть места, где человек постареет и обнаружит, что в остальном христианском мире прошёл всего лишь день.
Так мы и ехали, и возможно встали на эту так называемую реку времени, хотя ничто об этом и не говорило. Наши ноги не мчались, наши шаги не покрывали по семь ярдов за раз. Могу сказать лишь, что вечер наступил намного скорее, чем ожидалось, и ночь упала, словно камень.
Наверное, я крутился в седле раз сто. Если б я был женою Лота, то соляной столб встал бы уже на границе Содома. Не знаю, чего я ждал – демонов, кишащих на дюнах, нашествия плотоядных скарабеев… Я вспомнил красных викингов, которые, кажется, вечность назад преследовали нас в Ошиме, и почти ожидал, что они вот-вот покажутся на гребне дюны с топорами наготове. Но, какие бы страхи ни рисовались мне, на горизонте никаких угроз упрямо не прослеживалось. Я видел лишь усиленный по приказу шейха арьергард ха'тари.
Шейх заставил нас передвигаться глубоко в ночи, пока, наконец, фырканье животных не убедило его, что пора остановиться. Я сел, потягивая воду из бурдюка, пока люди шейха умело и споро ставили лагерь. Со спин верблюдов сняли и разложили огромные шатры – верёвки привязали к достаточно длинным плоским кольям, которые могли держаться в песке. Развели костры из верблюжьих лепёшек – их собирали и запасали во время путешествия. Под навесами у входов в шатры повесили лампы, в которых горела нефть – для шатра шейха лампы были серебряными. Распаковали котлы, открыли кувшины с припасами, и даже поставили маленькую жаровню над масляной топкой. Воздух наполнился запахом специй, который отчего-то казался даже более чуждым, чем дюны и странные звёзды над нами.