Осиная фабрика
Шрифт:
Я извлек их и принялся изучать. Ключ от входной двери, ключ от задней двери, ключ от подвала, ключ от сарая, пара незнакомых мне ключей поменьше и еще один ключ от какой-то комнаты в доме, такой же, как от моей спальни, но с другой резьбой. У меня пересохло во рту, рука с ключами задрожала. На ней выступил пот – яркие бисеринки в складках ладони. Либо это ключ от его спальни, либо…
Я рванул наверх, перескакивая через три ступеньки кряду, сбиваясь с ритма только для того, чтобы пропустить скрипучую. Мимо кабинета, наверх – и к двери отцовской спальни. Дверь была приоткрыта, ключ торчал в замке. Явственно доносился отцовский храп. Мягко прикрыв ее, я сбежал вниз, к кабинету. Вставил
Я щелкнул выключателем. Кабинет.
Там было жарко, душно и некуда шагу ступить. С потолка свисала очень яркая лампочка без абажура. Из мебели – два письменных стола, конторка и раскладушка с мятым несвежим бельем. Книжный шкаф, два составленных углом лабораторных стола с массой бутылочек и химического оборудования: склянки, пробирки и конденсатор, подсоединенный к раковине в углу. Пахло чем-то вроде нашатыря. Я высунул голову в коридор, прислушался, уловил очень далекий храп и тогда вытащил ключ, закрыл дверь и заперся изнутри.
Я увидел ее, как только закрыл дверь. Банка для препаратов стояла сверху на конторке, которая находилась у самой двери, отворявшейся внутрь и прикрывавшей ее от взгляда из коридора. Банка была заполнена прозрачной жидкостью, видимо спиртом. В спирту – крошечные изувеченные мужские гениталии.
Я смотрел на них, не отнимая руки от ключа в двери, и к моим глазам подступили слезы. В горле вдруг что-то набухло, глаза и нос до отказа наполнились жидкостью – и прорвало. Я стоял и рыдал, по щекам текли соленые ручейки. Из носу тоже лилось рекой, я чихал и шмыгал, грудь ходила ходуном, на скулах двигались желваки. Я забыл и об Эрике, и об отце – обо всем, кроме себя и своей утраты.
Прошло какое-то время, прежде чем я взял себя в руки, причем я не злился на себя, не говорил, что разнюнился, мол, хуже девчонки, – нет, я просто выплакался и ощутил, что тяжесть ушла из головы и теперь осела в животе. Я вытер лицо футболкой, тихо высморкался и принялся методично обыскивать комнату, игнорируя банку на конторке. Может, это и единственный здешний секрет, но я хотел знать наверняка.
В основном там был всякий хлам. Хлам и химикаты. Ящики письменного стола и конторки ломились от древних фотографий и бумаг. Там были старые письма, счета и записки, документы, бланки, страховые полисы (ни одного – на меня, да и в любом случае все давно просроченные), страницы рассказа или романа, отпечатанного на раздолбанной пишущей машинке, с массой исправлений и все равно ужасного (о коммуне каких-то хиппи где-то в пустыне и как они вступают в контакт с пришельцами); там были стеклянные пресс-папье, перчатки, значки с психоделической символикой, несколько древних синглов «Битлз», номера «Oz» и «IT», [9] ручки с высохшими чернилами и сломанные карандаши. Мусор, сплошной мусор.
9
Известные «андерграундные» сатирические журналы 1960-х – начала 1970-х годов, как музыкальной, так и общественно-политической направленности; с ними был связан ряд скандальных судебных процессов. «Oz» (1963–1973) первоначально выходил в Австралии, с 1967 г. – в Лондоне, главный редактор – Ричард Невилл. «IT» расшифровывается «International Times»; именно в «IT» была напечатана в 1968 г. скандальная миниатюра Дж. Г. Балларда «Почему я хочу трахнуть Рональда Рейгана», из-за которой американское издание сборника Балларда «Выставка жестокости» было в 1970 г. пущено под нож.
Но
Я стоял, глядя на их содержимое, пока ноги не стали ватными, и тогда рухнул на шаткий стульчик, выдвинув его из-под конторки. Я уронил голову на руки, меня снова начала бить дрожь. Сколько всего еще предстоит мне узнать этой ночью?
Из одного ящичка я извлек синюю упаковку женских тампонов. Там же лежала коробочка с надписью: «Гормоны – мужские». Открыв ее трясущимися пальцами, я увидел совсем крошечные коробочки, аккуратно промаркированные по датам черной шариковой ручкой – на полгода вперед. Другая коробка из другого ящичка была обозначена «KBr», и сокращение показалось мне смутно знакомым – но очень смутно.
В двух остальных ящиках были плотно скатанные трубочки пяти– и десятифунтовых купюр и целлофановые пакетики с маленькими бумажными квадратиками внутри. Но у меня уже не было сил ломать голову, гадая, что бы это могло быть; я лихорадочно обдумывал ужасную мысль, только что меня осенившую.
Я думал об этих его руках, едва покрытых пушком, о его тонких чертах лица. Я попытался вспомнить, видел ли когда-нибудь отца голым по пояс, но так и не смог. Тайна. Не может быть. Я замотал головой, но мысль не отпускала. Ангус. Агнес. Обо всем происшедшем я знаю только с его слов. Миссис Клэмп не в счет. Понятия не имею, насколько ей можно доверять, что они друг на друга имеют. Но не может быть! Это настолько чудовищно, настолько омерзительно! Я вскочил, громко опрокинул стул. Схватил упаковку с тампонами и коробку с гормонами, схватил ключи, отпер дверь и бросился наверх, сунув ключи в карман и обнажив нож.
– Фрэнк этого так не оставит, – прошипел я сквозь зубы.
Я ворвался в отцовскую спальню и включил свет. Отец распластался на кровати, одетый, в одном башмаке. Другой валялся прямо под свисавшей с кровати ногой в носке-сеточке. Отец лежал на спине и храпел. Вот он шевельнулся, сощурился, поднес руку к лицу и отвернулся от света. Я подошел к нему, откинул его руку с лица и дважды с силой хлестнул по щекам. Голова его дернулась, он вскрикнул. По очереди разлепил веки. Я поднес к его лицу нож, и он сфокусировал взгляд на клинке, вернее, попытался сфокусировать. Ужасно несло перегаром.
– Фрэнк… – устало выговорил он.
Я ткнул ему в лицо ножом, остановив лезвие в каком-то сантиметре от переносицы.
– Скотина! – выплюнул я. – Что это? – И потряс перед ним коробками с тампонами и гормонами.
Он застонал и зажмурился.
– Говори! – завопил я и снова ему вмазал, теперь тыльной стороной руки, в которой был нож.
Он попытался перекатиться по кровати к открытому окну, но я удержал его на самой границе душной ночи.
– Нет, Фрэнк, нет, – выдавил он, отпихивая мои руки. Я бросил упаковки и крепко ухватил его за локоть. Подтянул к себе, приставил нож к горлу.
– Ты мне все расскажешь, а не то…
Не договорив, я отпустил его руку и стал расстегивать ремень на его брюках. Отец пытался неуклюже сопротивляться, но я хлопнул ему по рукам и снова вскинул нож к горлу. Глядя ему в глаза, я расстегнул молнию на его ширинке, пытаясь не думать ни о том, что я могу там найти, ни о том, чего могу ненайти. Отстегнул пуговицу над молнией, выдернул хвосты рубашки, рывком приспустил брюки. А он лежал на кровати, смотрел на меня покрасневшими, слезящимися глазами и мотал головой: