Осиновый кол прилагается
Шрифт:
– Делайте так, как велит Тод, – кивнул учитель.
– Ты изучала медицину, там, в своём мире? – Поинтересовался Грэг, когда мы уже возвращались к себе.
– Нет, скорее интересовалась по необходимости, – призналась я. – Я больше по части математики.
– Математики… – задумчиво повторил Тилли. – У нас считается, что девочки не склонны к математике. И вообще если они начинают заниматься наукой, то кровь приливает им к голове и лишает репродуктивной функции.
– Ерунда, эти вещи никак не связаны, – фыркнула я. – У вас тут вообще женщин
Тилли помолчал, а потом озвучил свои мысли:
– За Ию я беспокоюсь, как она сейчас там со Ставром.
Я не ответила, не смогла подобрать нужных слов.
Как и обещали мы отправились на следующее утро в дом больного ребёнка. Тилли прихватил с собой несколько зелёных яблок для больных – источника витамина С.
«Я вас не приглашаю», на этот раз прозвучал гораздо бодрее и у меня затеплилась надежда, что плесень подействовала.
Женщина действительно выглядела лучше.
– Мастер, милсдарь ученик! – Прыгнул к нам с лестницы Васка со съехавшей на бок маской.
– Ты не так завязал, – Я шагнула к нему и поправила своё творение.
– Полельке полегчало! – Радостно возвестил мальчишка. – Он даже с кровати встал и умял всю кашу! Правда рвало Полельку и обгадился он изрядно, но проклятие уходит, милсдарь!
– Отличные новости, – обрадовалась я и поднялась наверх, где вели беседу хозяйка и здравник.
Тилли посмотрел на меня с гордостью и объявил:
– Это рецепт моего Тода, его благодарите.
– Благодарствую, благодарствую, милсдарь, – поклонилась мне хозяйка, – Вы спасли Полельку и всех нас, благодарствую. Поделитесь мудростью, милсдарь, как сварить такое снадобье?
Вопросительно взглянула на Грэга, тот кивнул. И я рассказала, как сделать снадобье из плесневого хлеба, но предупредила, что принимать его можно только при определённых симптомах и не дольше пяти суток по три раза в день.
В итоге меня провожали чуть ли не с большем почтением, чем самого Тилли. Женщина распиналась перед нами, извиняясь за то, что сейчас не может как следует с нами расплатиться, но клятвенно обещала принести еды, как только вернётся её муж. Однако без всего мы не ушли, нам вынесли целый мешок плесневого хлеба. Плесень на нём была голубоватая. До зелёной он должен был ещё долежать.
– Мастер, вы бы могли обогатиться, продавая рецепт от болезни, почему вы позволили рассказать его бесплатно? – спросила я Тилли, когда мы оказались на улице.
– Как можно обогащаться на чужой беде? – Вопросом на вопрос ответил здравник. – Мы же не ростовщики какие, а достопочтенные люди, богоугодным делом занимаемся. Излечили хворь, помогли ближним, с нас и довольно.
Я улыбнулась, редко встретишь такого бескорыстного человека как мой благодетель. Вероятно, поэтому он меня и приютил. Хорошо, что он такой бескорыстный. И да, мне действительно нравится помогать людям.
Несмотря на меры предосторожности в виде самодельной маски Грэг заболел. Не знаю, как сама ещё держалась, наверно, помог иммунитет, отработанный в моём мире, а ещё зелёные кислые яблоки, богатые витамином С, которые учитель скармливал мне ежедневно. Когда я поняла, что у лекаря поднимается температура, то сразу пресекла его порыв идти за травами и грибами. Благо плесневого хлеба у нас теперь хватало. Я выходила только за водой. К нам снова прибегал Васка, брат Полеля, но я ответила, что мастер захворал (как же за неделю ко мне уже прицепились все эти деревенские словечки, чувствую, что становлюсь своей среди здешних!) и эта новость, по-видимому облетела весь Сторнул, потому что больше к нам пока никто не наведывался.
На мои плечи свалились обязанности по готовке и уборке. Зато вместо безвкусной каши я по утру подала Грэгу картофельное пюре с грибами на молоке. Несмотря на немоготу тот съел аж две тарелки, неустанно нахваливая мои кулинарные способности.
– Алина, почему же мы всё это время ели моё месиво, если ты так славно готовишь? Я даже лучше стал себя чувствовать.
Ощутила себя польщённой и с энтузиазмом начала готовить не только завтраки, но и обеды, и ужины. В своём мире эта обязанность лежала на маме и вообще там я себя домашними делами не особо утруждала. Но теперь всё по-другому. Как ни больно осознавать, той семьи у меня больше не было, зато появилась другая, совсем маленькая, состоящая из меня и Тилли, но которую я очень боялась потерять.
– Вот, выпейте, лекарство, учитель, – протянула я стакан с разведённым плесневым хлебом.
Вместо «господин Тилли», я всё чаще называла моего благодетеля «учитель». Это короче и менее формально.
– Ну и гадость же лекарство из твоего мира, – проворчал мужчина, делая несколько мучительных глотков.
– Нет, у нас лекарство в основном делают в виде маленьких таблеточек, но у меня нет необходимого оборудования, – пожала я плечами.
– Не страшно, – отозвался здравник. – Главное – это твои знания и твоё доброе сердце.
Я задумалась, неужели у меня доброе сердце? Никогда не думала о себе в таком ключе, но почему-то стало приятно осознавать себя хорошим человеком, помогающим людям.
Плесневого хлеба у нас было с запасом, а вот человеческая еда уже к третьему дню болезни учителя совсем иссякла. Тилли заметил моё поникшее настроение.
– Что-то случилось, Алина? – поинтересовался сердобольный учитель.
– Похоже припасы иссякли, – не стала я темнить душой.
– Эх, удружил я нам с этой хворью, – вздохнул Тилли. – Вот что, девочка, там в шкатулке в верхнем сундуке лежит обручальное кольцо моей супруги. Сходи, на рынок на главной площади, обменяй его на еду.
Что? Обручальное кольцо его почившей жены? Память о ней? Нет, не могу.
– Лучше я продам мои серебряные украшения, – возразила я и уже полезла за ними в верхний сундук (на себе я носила только серебряный ключик).
– Нет, нет, Алина, это же твои воспоминания о родном мире, о семье, – запротестовал здравник.
– Теперь, вы моя семья, – высказала я вслух то, о чём до этого думала.
Тилли благодарно сжал в руке мою ладонь, и дальше возражать насчёт продажи моих украшений сил у него по-видимому не осталось.