Осиротевшие берега
Шрифт:
Выпитое грело изнутри. Восходившее солнце ласкало лицо, серебрило воды Мотовского залива. Володя и Борис говорили о стихах. Вернее, Смирнов уговаривал Нивина почитать что-нибудь из вновь написанного. Тот долго отказывался, наконец сдался:
– Ладно, для хороших людей я спою свои песни. Только прошу не судить строго. Может быть, нескладно, но от души. Зазвенела гитара.
Время и ветер,
Навеки развейте
Минувших печалей дым.
В лютую стужу
Сердце не тужит,
Греясь под светом
Полярной звезды...
Закончив песню, Борис прижал ладонью струны, задумчиво посмотрел на противоположный берег залива и вновь запел:
Полжизни прожив в необъятных краях,
Навек полюбив тишину,
Однажды уеду на дальний маяк,
Как некогда князь на войну.
Вся в черном, махнет мне
С причала рукой
Княгиня, отрада моя!
В далеком тумане
Возникнет Рыбачий,
Родимая наша земля.
И лето раскинет цветные ковры
Из мхов и полярных берез.
Откроются сердцу иные миры
За миром, знакомым до слез.
Я буду часами
Бродить в тех мирах,
Тень счастья в ладони ловя.
Покоем и волей
Одарит Рыбачий,
Родимая наша земля.
Я слушал песню и думал: вот еще один человек покорен этой суровой землей. Что-то есть в этих скалах, чистейших реках и ручейках, в прижавшихся к камням березках. Какая-то чарующая сила обволакивает душу и не отпускает. Помню, как-то строитель Кислогубской приливной электростанции Лев Борисович Бернштейн сказал:
– Души погибших пестуют Рыбачий... Это священная земля с вековой родословной.
..И тысячи истин пройдут предо мной,
И тысячи лиц и имен.
Я буду, как ангел, парить над землей,
В планету живую влюблен.
И если однажды
Влечу я в ваш дом,
Вам песнями душу целя, -
Со мной в ваше сердце
Ворвется Рыбачий,
Родимая наша земля!
– Спасибо, Боря, спасибо, родной. За душу взяло, значит, хорошо написано, от души и для людей. Я, грешным делом, истопал весь Кольский полуостров, а вот тянет на Средний и Рыбачий. Здесь живут люди особого склада. Нет в них червоточинки. Здесь, как нигде, ценится дружба, взаимовыручка и доверие, - сказал Володя.
– И еще: народ здесь немногословен, - добавил Нивин.
– Возьми оленеводов, слова взвешивают, как лекарство в аптеке.
– Да-да. То же самое поморы, - поддержал его Смирнов.
– Не в почете у них многословие, зато скажут, как линейкой отмерят.
Тот день мы полностью посвятили мысу Шарапов, ну и, конечно же, поэзии.
От мыса Шарапов до Цып-Наволока есть что-то, напоминающее дорогу. По ней мы и засеменили, уже мало обращая внимание на приевшиеся горные пейзажи. Прошли километров десять, Владимир вдруг остановился и сказал:
– Смотрите, по карте справа мыс Баргоутный. Баргоутом в старину называли наружную обшивку деревянных судов. Давайте побываем в этом месте.
– Что ж, пошли, - нехотя согласился я.
Вышли на совершенно лысый мыс. На севере увидели башню маяка, в нескольких километрах от него - силуэт подводной лодки. На восток, ближе к острову Кильдин, скопились суда рыбаков. Мы присели у самого обрыва.
Баргоутный впечатляет. Темные шиферные пласты Природа изогнула, смяла, превратила в замысловатые желоба, сферические арки, вертикальные утесы. По расщелинам, в зоне недосягаемости волн, растет золотой корень.
– Да, - подытожил какие-то свои мысли Смирнов.
– И вправду, иначе чем Баргоутный мыс не назвать.
Насколько наблюдательный человек! Ведь действительно природа выгнула каменные пласты так, что они напоминают обводы корпуса судна.
Корабельное
Прежде чем отправиться в дальнейший путь, совершим небольшой экскурс в историю.
В 1594 году участники экспедиции Баренца собирались на острове Кильдин перед походом в Арктику. Торопился на остров и некто Ян Гугейн. Несмотря на это, проходя мимо Рыбачьего, он все же заметил, что берег полуострова, будто город большой, до такой степени заселен. А теперь на берегу пусто. Мы находимся на "проспекте" вымершего "города". В путь...
От Баргоутного, через обширную долину, дорога выходит к губе Типунова. Бухта небольшая, с двумя впадающими в нее ручейками - Типунова и Пузырева. Смирнов проверил ручьи на предмет рыбы, и не без успеха.
Известно, что в XVII веке в бухте существовало селение, состоящее из 21 избы. Сейчас о нем напоминают лишь более буйная трава на местах домов и огородов да каменные кладки непонятного назначения.
Нанизав на подвернувшийся кусок проволоки пойманную рыбу, мы форсировали ручей и вышли к губе Корабельной. Некогда это было одно из самых густонаселенных мест на Рыбачьем. В "Путеводителе по Северу России" (С.-Пб., 1898. С. 78) читаем: "На восточномъ берегу Рыбачьего полуострова рядомъ с Ципъ Наволокомъ находится губа Корабельная, вь теченiе долгаго времени оживлявшаяся деятельностью факторiи, основанной здесь С.-Петербургскимъ купцомь Паллизеномъ, перешедшей затемъ к купцу Зебеку и от него къ обществу "Рыбакъ". Корабельная факторiя оставила въ нашихъ мурманскихъ и беломорскихъ промыслахъ заметный следъ своей деятельности примененiемъ къ лову сельдей и мойвы американскаго невода-кошелька и введенiемъ въ употребленiе морозниковъ для сохранения наживки".