Оскал дракона
Шрифт:
— Конечно, — добавил он, белые зубы сверкнули на темном лице. — Наши обязательства заканчиваются вместе с торговлей. Обычно проходит день, прежде чем мы вправе действовать.
Вот так не спеша мы подошли к прямой угрозе, и я уставился на него.
— Мы не настолько великодушны, — ответил я, — и думаю, достаточно половины этого срока, чтобы одна из сторон получила свободу действий.
В это время Сипос вклинился между нами и побежал рядом, что вызвало улыбку Ютоса.
— Ты ему нравишься, — сказал он. — Может, у тебя найдется что-нибудь взамен его?
Я помотал головой, меня раздражала улыбка этого человека, мягкого, как овсянка, и острого, как изогнутое лезвие сабли.
— Я люблю собак, — ответил я. — Все северяне любят. Особенно с кореньями зимой — из собачьего мяса, замоченного в соли и остатках старого вина, получается отличное блюдо.
Внезапно нахмурившись, Ютос дернул поводья, заставив коня развернуться, и он отстал от меня, а я смотрел в печальные глаза собаки, пока не моргнул и не отвернулся.
Оставшееся время мы проскакали молча, уже в сумраке Ютос свистнул, и двое всадников поскакали галопом вперед, а мы и оставшиеся воины придержали лошадей. Скоро вернулся один всадник, он что-то коротко сказал Ютосу, и тот повернулся ко мне.
— Твои люди разбили лагерь, но не зажгли костров, — произнес он одобрительно. — Мои разведчики не смогли приблизиться незамеченным. Возможно, тебе следует выехать к ним одному и окликнуть их, прежде чем начнутся неприятности.
Я обрадовался и направил лошадь вперед, не особо беспокоясь о том, что Курица совершит какую-нибудь глупость, уверенный в том, что именно он и наблюдает за нами. Когда я оглянулся и больше не различил мадьяр во тьме, я громко выкрикнул свое имя.
Голос прозвучал так тихо и так близко, что я вздрогнул и покачнулся в седле от неожиданности.
— Я вижу тебя, Орм Убийца Медведя.
Финн выскользнул из тьмы, с ним рядом показался Курица с наложенной на тетиву стрелой.
— Рад видеть тебя живым, — проворчал Финн с улыбкой, — к тому же на лошади и с новыми друзьями.
— Это торговцы-мадьяры, — ответил я ровно, словно говорил о старых знакомых. — Оспак и Черноглазая остались в их лагере, они не ранены. Как дела у вас?
Курица восхищенно покачал головой.
— Я слышал, что если Орм окажется в бочке с дерьмом, то благополучно выберется оттуда, да ещё и с мешком серебра впридачу, — рассмеялся он. — До сих пор я в это не верил.
Усмешкой и кивком я признал его похвалу, но продолжал смотреть на Финна, ожидая ответа.
— Мы потеряли четверых, — сказал он прямо. — Надеюсь, только четверых. Это были самые слабые и больные, и никто их больше не видел на поверхности, как и вас с Оспаком.
— Что с кораблем?
Он не ответил, а отвернулся и зашагал прочь, и я неспеша поскакал рядом с ним к реке, мимо серых, облаченных в железо побратимов, все были в шлемах и со щитами. Некоторые радостно ухмылялись и приветствовали меня; остальные же проводили меня пустыми или даже хмурыми взглядами.
«Короткий змей» налетел на массивный ствол большого дерева, поросшего зеленым мхом. Склизкие сгустки лягушачьей икры проплывали у берега, река продолжала бурлить и ворчать, извиваясь грязно-коричневыми волнами, похожими на змеиные спины.
Побратимы собрались вокруг драккара, кто-то на борту, остальные рядом, корабль был наполовину выброшен на берег; небольшая группа стояла на носу — Онунд, Воронья Кость, Тролласкег и Абьорн, они обернулись, как только я приблизился.
— Ятра Одина, — произнес Онунд, обрадовавшись, словно собака, при виде меня. — Это добрый знак.
— Вдвойне добрый, — сказал Финн, — потому что Оспак тоже жив, и нам всем найдется пища и убежище.
— Это если уцелел мой морской сундук, — добавил я, и Тролласкег сказал, что удалось спасти много имущества.
Воронья Кость с горящими от восторга глазами подталкивал локтем Абьорна.
— Вот видишь? Ты должен мне шесть унций серебра, ведь я говорил, что он жив.
Абьорн уставился на меня и, словно оправдываясь, пожал плечами.
— Это бешеная река, — сказал он вместо извинений, — но я рад, что ей не удалось взять твою жизнь, а то мы никак не могли решить, кто теперь нас поведет.
— Точно, но они не советовались со мной, — прозвучал веселый голос, и Стирбьорн перебросил что-то через борт, а затем выскочил сам, разбрызгивая воду и грязь.
Послышались ругательства и проклятия. Не обращая на это внимания, Стирбьорн поднял свою находку и протянул Онунду; это оказалась деревянная голова лося.
— Это твое, — сказал он. — Все, что осталось от корабля.
— Корабль — как эта резная фигура, — согласился Онунд, печальный, как мокрая собака. — С ним покончено.
Не было ясно и без лишних слов — гордый изгиб носа переломился, вода пенилась и плескалась над шпангоутами по всей длине корабля. Выбеленная ветрами носовая фигура тоже получила повреждения, но змей еще рычал, хотя часть зубов была сломана, а голова еле держалась на расщепленной шее.
— Мы могли бы вырезать новые доски, — рассуждал Тролласкег, отчаянно глядя на Воронью Кость, ища у того поддержку, но даже Олаф в свои двенадцать лет понимал, что нам не удастся восстановить его замечательный корабль.
— «Короткий змей» достойно принял бой против этого бревна, — тихо произнес Воронья Кость.
Абьорн взял у Онунда резную голову сохатого.
— Прикрепите ее к древку копья, — сказал я. — Мы все еще живы и сильны. Разведите костры в ямах, чтобы их не было заметно, мадьяры вполне дружелюбны, но враги продолжают за нами охотиться. Я возьму полдюжины воинов, чтобы перенести припасы. Финн, ты остаешься здесь за главного. Я вернусь в лагерь мадьяр и переночую там, мне нужно заняться торговлей.