Оскал гориллы
Шрифт:
– Мы предложили ему за них деньги.
– Сколько?
– Три тысячи.
– И что?
– Он отказался.
Хардвик нахмурился и повернулся к Мейсону:
– В самом деле, господин адвокат? А я-то полагал, что вы будете рады отдать эти дневники кому угодно, лишь бы вам возместили затраты на их приобретение.
– Если бы они были хоть немного сдержаннее, я отдал бы им дневники, сказал Мейсон. – Но они были до смерти перепуганы, и мне захотелось узнать, по какой причине.
– Мы всего лишь опасались возможной огласки, – сказал Херши.
Мейсон не стал возражать Херши, но его
Херши закрыл глаза.
– Продолжайте, – сказал Хардвик.
Натан Фэллон сообщил некоторые подробности:
– После знакомства с этими дневниками Мейсону пришла в голову мысль заглянуть в каменную урну здесь, в холле. Вы сами видите, что мы там нашли. Все лежит на полу. Бенни взял уже бриллиантовое кольцо, но здесь еще и платиновые часы, пудреница, кое-что из драгоценностей, битком набитый бумажник – вероятно, с деньгами. Собственно говоря, я думаю, что это мой бумажник.
Хардвик подошел и взглянул на разложенные на полу находки.
– Подождите минутку, насчет бумажника я сейчас вам точно скажу, пообещал Фэллон.
Он нагнулся, поднял бумажник, раскрыл его и с улыбкой продемонстрировал Хардвику пластинку со своим именем, прикрепленную внутри.
– Ну точно, – сказал он, – мой. Он пропал некоторое время назад.
– Сколько в нем денег? – спросил Хардвик.
– Когда я его потерял, там было тридцать два доллара, – ответил Фэллон. Он заглянул внутрь бумажника, сказал: – Все в порядке, – и поспешно засунул его в карман.
– Лучше пересчитайте-ка и убедитесь, что ничего не пропало, предложил Мейсон.
Фэллон холодно взглянул на него:
– Все на месте.
– Это осложняет ситуацию, – произнес Хардвик. – Мейсон, а вам-то что до всего этого?
– Меня это заинтересовало.
– Я понимаю, но с какой стати? Кто вас нанял?
– Никто, – сказал Мейсон и добавил: – По крайней мере, на данный момент.
– Ну тогда, – сказал Хардвик, – в связи с этим есть одно заманчивое предложение. При сложившихся обстоятельствах, я полагаю, мистер Эддикс наймет вас помогать мне в том процессе, который должен состояться послезавтра. Процессе, в котором, возможно, удастся... Однако, я думаю, мы обсудим с вами юридические аспекты после того, как будет заключен контракт.
– Сожалею, – сказал Мейсон, – но я не приму подобное предложение со стороны мистера Эддикса.
– Вы намекаете, что вас наняла миссис Кемптон?
– Не совсем так, – сказал Мейсон. – Мне довелось узнать кое-что об этом деле, и я беседовал с ее адвокатом.
– Отлично, – сказал Хардвик. – Давайте будем откровенны, мистер Мейсон. Не говорите ничего миссис Кемптон или ее юристам до того, как нам удастся достичь с ней соглашения.
Мейсон улыбнулся и покачал головой.
– Вы хотите сказать, что собираетесь поделиться с ними информацией?
– Я хочу сказать, что собираюсь сообщить Джеймсу Этне из фирмы «Этна, Этна и Дуглас» о записи в дневнике и о нашей находке.
– Это ни к чему хорошему не приведет, – сказал Хардвик. – От этого будет только вред.
Мейсон пожал плечами.
– Давайте непредвзято рассмотрим проблему с точки зрения закона, продолжал Хардвик. – Есть только два случая, когда человек, обвинивший другое лицо в совершении
– Благодарю вас за юридическую консультацию, – сказал Мейсон.
Хардвик улыбнулся:
– Я не собираюсь вас консультировать. Я обращаю ваше внимание на сложившуюся ситуацию – как она выглядит с точки зрения закона. И второй тип случая, мистер Мейсон, – это добросовестное заблуждение. Теперь предположим, что мистер Эддикс обвиняет Джозефину Кемптон в совершении преступления. У него может быть два оправдания. В том случае, если она виновна в совершении преступления, он может доказать Суду свою правоту и это будет для него исчерпывающим оправданием. В том случае, если она не виновна в совершении преступления, а он утверждал, что виновна, ему требуется лишь доказать, что его заблуждение было добросовестным. Другими словами, что он был искренне убежден в своей правоте, давая подобную информацию третьему лицу, проявившему законный интерес к этому делу. Это полностью снимает обвинение в диффамации.
Мейсон потянулся, зевнул и сказал:
– Я не имею ни малейшего желания обсуждать юридические вопросы, пока мне за это не заплатили. Меня ведь еще никто не нанял, и мне почему-то кажется, что и не наймет.
– Конечно, мистер Мейсон, – сказал Хардвик, – обстоятельства сложились так, что вы попали в довольно странную ситуацию. Если я правильно вас понял – вы впервые заподозрили, что упомянутые предметы могут находиться в каменной урне, когда прочитали записи в дневнике Элен Кэдмас?
– Совершенно верно.
– Записи были сделаны ее собственной рукой?
– Честно говоря, господин адвокат, я не знаю.
– Само собой разумеется, что такого рода записи не могут быть серьезным доказательством, – сказал Хардвик. – Суд не сможет всерьез их рассматривать. Это просто слова, написанные рукой Элен Кэдмас. Они могут оказаться заранее подготовленным самооправданием.
– Что вы хотите этим сказать? – спросил Мейсон.
– Она ведь могла сама взять эти вещи и спрятать их в урне, а затем специально сделать запись в дневнике – чтобы в случае, если попадет под подозрение, она могла бы сослаться на свой дневник. Запись должна была бы подтвердить ее заявление о том, что вещи прятала обезьяна. Ну, Мейсон, ведь совершенно ясно, что мне не нужно вам объяснять, как она могла подготовить для себя оправдание.
– Я не думаю, что вам вообще нужно что бы то ни было мне объяснять, сказал Мейсон.
Хардвик повернулся к Натану Фэллону:
– Я полагаю, нам лучше обсудить этот вопрос с мистером Эддиксом.
– Он просил передать вам, что не сможет вас принять, – непреклонно заявил Фэллон. – Он ранен. Вчера его чуть не убила горилла, которую он дрессировал. Все это произошло на моих глазах.
Хардвик нахмурился.
– Ну что ж, Натан, я думаю, что нет никакой необходимости задерживать мистера Мейсона и мисс Стрит. Насколько я понял, они собираются уходить.