Оскал смерти. 1941 год на восточном фронте
Шрифт:
— Мой эскадрон будет здесь с минуты на минуту. Доложите вашему командиру, что сразу же, как только я сам получу свежие разведданные, я не забуду поделиться ими и с ним. Разместите тем временем ваш батальон вон у той фермы, и я вскоре предложу вам оптимальный план наступления.
— Благодарю вас, герр риттмейстер! — браво отсалютовал Хиллеманнс и поспешил обратно к нашей машине.
Я с облегчением вздохнул по поводу того, что наша поездка в тревожную неизвестность вроде бы благополучно подошла к концу. Тем временем к фон Бёзелагеру подлетели галопом несколько всадников. Спешившись, они стали о чем-то говорить с ним.
— Видите вон того, что стоит слева от Бёзелагера? — почему-то негромко, почти шепотом обратился к нам Хиллеманнс, садясь в машину. —
Сорок минут спустя батальон выдвинулся с фермерского подворья с приказом (по рекомендации Бёзелагера) атаковать врага с незащищенного фланга. Дехорн и я выждали десять минут, а затем двинулись следом вместе со штабом. Мюллеру было велено оставаться на подворье вместе с полевой кухней, резервом амуниции и взводом снабжения. Немного позже мы услышали рассказ о казачьем налете от командира одного артиллерийского подразделения, майора Крюгера. В общих чертах он выглядел так.
Ранним утром аванпосты сторожевого наблюдения 1-го батальона, расположенные примерно в пяти километрах перед главной линией обороны, были несказанно поражены появившимися перед ними невесть откуда примерно тысячей конных казаков. Поражены они были как в переносном, так и в прямом, физическом смысле: избежать ужасной участи каким-то чудом удалось лишь двоим из пятидесяти немецких солдат. Они потом и поведали из первых уст о том, что произошло с остальными их товарищами. Несметная орда всадников возникла вдруг как будто из ниоткуда, заполняя все пространство вокруг себя странными и пронзительными боевыми выкриками. Они сразу же принялись беспощадно разить немецких солдат своими ослепительно сверкавшими шашками, так и не дав большинству из них опомниться и успеть воспользоваться своим оружием. Многие из наших людей были разрублены их смертоносными саблями практически надвое, от головы до ног, остальные — обезглавлены.
Не слишком многочисленные солдаты, редко разбросанные в тот час по различным участкам главной линии обороны, еще не успели даже осознать всего ужаса того, что случилось с их товарищами на вынесенных вперед аванпостах, как казаки уже оказались прямо перед ними. За леденящим кровь «Ура-а! Ура-а! Ура-а!», раскатисто раздававшимся из тысячи вражеских глоток, сразу же последовал еще более ужасающий казачий налет. Лишь несколько немецких солдат поддались панике и кинулись бежать. Остальные же небольшие их группки отчаянно сражались до последнего — и все до одного были убиты. Вражеский прорыв охватил собой довольно широкий фронт главной линии обороны. В бой была брошена резервная рота 1-го батальона — но слишком поздно для того, чтобы успеть заткнуть собой проделанную врагом брешь. Казаки, воспользовавшись преимуществом неожиданности, достигнутым их стремительным налетом, увлекли бой за собой в глубину немецких линий и оказались в опасной близости со штабом Беккера. Саперная рота сражалась с казаками бок о бок со штабной ротой при поддержке отдельных расчетов, паливших по врагу прямой наводкой, но было совершенно очевидно, что все наши действия в сложившейся ситуации и беспорядочны, и не скоординированы друг с другом.
Кагенек вернулся с докладом о том, что атака нашего батальона оказалась успешной и что русские оказались теперь в положении, в котором очень рискуют быть окруженными со стороны нашего фланга и с тыла. Весь вечер до нас доносились отзвуки сильного ружейного и автоматного огня, а к десяти часам вечера стало известно о том, что Штольц достиг главной линии обороны 1-го батальона и отбил ее обратно. Наша 9-я рота уничтожила несколько групп русских пехотинцев и захватила значительное количество пленных. Конные казаки растворились в сумерках как призраки — просто каким-то непостижимым образом исчезли в безграничных просторах России, и все тут, точно так же, как и возникли из них утром. Большинство из них остались в живых, чтобы вступить с нами в ответную схватку на следующий день. Такой вот оказалась наша первая встреча с казаками, и нельзя не отметить, что для нас она стала чрезвычайно жестоким и даже, я бы сказал, каким-то зловещим боевым крещением.
Кавалерийский эскадрон фон Бёзелагера преследовал их с боями по территории России еще много километров, заставив на будущее остерегаться встречи с собой. Никто из его людей в тот вечер так и не вернулся, за исключением брата Бёзелагера, которого доставили назад с очень серьезным ранением брюшной полости. С имевшимся у меня оборудованием я не мог сделать для него абсолютно ничего, но немедленно отправил его на срочную операцию в тыловой госпиталь. Вскоре после прибытия туда он умер.
В ту ночь у нас уже не оставалось времени на то, чтобы разбить палатку, поэтому мы расположились на ночлег у подножия небольшого холма, надежно прикрывавшего нас по крайней мере от возможного ружейного и автоматного огня противника. Крюгер поставил мой «Мерседес» там же, будучи готовым в любой момент завестись и ехать. Мюллер и Петерманн были все еще на ферме, а мы с Дехорном завернулись в наши одеяла и легли спать прямо на траве у машины.
Помню ту ночь как сейчас. Она была как-то по-особенному прекрасна. Громадная луна мирно проплывала, казалось, прямо над нашими головами, «укутывая» нас густыми тенями елей.
Шум сражения еще некоторое время затихал в ночной дали, пока не растаял до отдельных отрывистых постукиваний какого-то одинокого крупнокалиберного пулемета. Когда от озера Щучье стал подниматься утренний туман и защебетали первые птицы, мы с Дехорном вдруг как-то разом очнулись от глубокого и крепкого сна, замерзшие и закоченевшие. Проворно забравшись в «Мерседес», мы, чтобы согреться, запустили двигатель и тихонечко сидели себе внутри, стараясь больше не заснуть. Часы показывали без нескольких минут шесть, и каждый из нас размышлял про себя, что принесет нам этот новый день. Ровно в 6.00 как-то вдруг разом «заговорило» сразу несколько русских пушек.
Поначалу их снаряды рвались где-то далеко позади нас. Но вот некоторые из них стали падать ближе, но правее. Вдруг раздался оглушительный взрыв. Снаряд угодил прямо в огромное дерево менее чем в двадцати метрах от нас. Боевая часть не только расколола дерево пополам, но и разлетелась во все стороны массой смертоносных осколков, осыпавших собой ни о чем не ведавших спящих солдат. Многие из них проснулись с криками от жестокой боли.
Дехорн и я выскочили из машины и бросились бежать к раненым. Но не сделали мы и трех-четырех шагов, как раздался еще один ужасный взрыв. Это разорвался второй снаряд, но на этот раз уже метрах в двенадцати от нас. Могучая невидимая рука оторвала меня от земли, подняла в воздух и с огромной силой швырнула обратно.
Коктейли Молотова и главная операция
Пыль и дым все еще застилали все кругом, когда я смог наконец сбросить «собственную» пелену со своих глаз. Я инстинктивно пошевелил руками, затем ногами. Вроде бы ничего сломано не было. Все еще пошатываясь, я медленно поднялся с земли. Солдаты кругом кричали от боли, страха и ярости. Очевидно, я был без сознания всего несколько секунд. Когда мне удалось собрать свой мозг обратно в «фокус», я разобрал, что они кричат: «Носильщика! Давайте сюда носилки!»
— Дехорн! — позвал я, но никто не откликнулся. — Дехорн! — крикнул я громче и оглянулся вокруг.
Дехорн с грудной клеткой, развороченной здоровенным осколком, лежал в пяти метрах от меня. Я опустился рядом с ним на колени. Не менее, видимо, крупным осколком ему снесло также половину черепа. Часть окровавленных мозгов была тут же на траве, рядом с тем, что осталось от головы. Не в силах больше видеть все это, я отвернулся.
Тут я услышал, что Дехорна зовет кто-то еще. Голос раздавался со стороны моей машины. Я бросился туда. Большой кусок шрапнели вдребезги разбил оба колена Крюгера. Скрючившись от адской боли, он сидел на водительском месте, вцепившись в руль побелевшими пальцами. Сняв с безжизненного тела Дехорна его походный санитарный мешок и прихватив заодно свой медицинский чемоданчик, я быстро сделал Крюгеру укол морфия, уже выискивая тем временем глазами других раненых и пытаясь прикинуть, сколько их.