Оскал смерти. 1941 год на восточном фронте

Хаапе Генрих

— У моих родителей.

— А где живут ваши родители?

— В Сибири, около Утурска. Это и есть моя родина. Там у нас все говорят по-немецки. Все наши предки были переселенцами из Германии.

Я попросил его рассказать мне об этом поподробнее. Оказалось, что Екатерина II многочисленными заманчивыми посулами зазвала значительное количество немецких крестьян на поселения по Нижней Волге и в Сибири. Их деревни в Сибири и поныне сохранили немецкую самобытность, немецкий язык, даже немецкие песни. Однако большевики, конечно, заставили их воевать против нас, своих соотечественников, в составе Красной Армии. Русский немец сразу заинтересовал

меня, и я подумал тогда, насколько полезным он мог бы оказаться для меня. Во-первых, он кое-что смыслил в оказании первой медицинской помощи, а во-вторых, одинаково свободно владел обоими языками. Он сказал мне, что его фамилия была Кунцль.

— Я беру тебя с собой, — сказал я.

Он ничего не ответил и лишь кивнул головой да недоверчиво пожал плечами. Мы пошли вдоль улицы к месту общего сбора батальона.

По пути нам попался большой сарай, в котором мы разглядели какого-то явно бесхозного коня. Подойдя ближе, мы увидели, что по его шее обильно струилась кровь, а на земле рядом с конем лежал мертвый казак, все еще сжимая в руке эфес своей шашки. Пулеметная пуля пробила коню шею, а зазубренный осколок вырвал большой кусок из его брюха. Несмотря на это, верный конь продолжал стоять и охранял своего мертвого хозяина. Я вытащил свой тяжелый русский пистолет, приставил дуло к виску коня и выстрелил. Бедное животное как-то неестественно медленно, будто нехотя, замертво опустилось на землю подле своего хозяина. Это было единственное, чем я мог помочь.

Вымотанные усталостью, мы пробирались в сгущавшихся сумерках к нашим оборонительным позициям. Сегодня ночью нам, возможно, удастся поспать спокойно, зная, что с нашего берега Межи нет ни одного русского; мы даже были вне пределов досягаемости их артиллерии. Однако мне все время не давали покоя мысли о светловолосом близнеце, увезенном в тыловой госпиталь трясущейся на ухабах санитарной машиной, и о его ранении в живот. Я не смог ничего сделать для его брата, не смог ничего сделать для Дехорна, не смог ничего сделать для Якоби… Вполне возможно, что этому парню еще и придется дожидаться своей очереди на операционный стол, а ведь при ранениях в брюшную полость каждая минута промедления с операцией подобна смерти… Как бы не пришлось в самом деле их матери получить где-нибудь через месяц сразу две похоронки на обоих сыновей-близнецов! Заручившись разрешением Нойхоффа побывать в госпитале до того, как мы вернемся на наши оборонительные позиции, мы с Петерманном вскочили в седла и ринулись галопом в тыл.

* * *

— Когда мы приехали сюда, герр ассистензарцт, у них на операционном столе уже был другой солдат, тоже с ранением живота, — прошептал мне санитар-носильщик, сопровождавший близнеца в санитарной машине.

Я быстро взглянул на близнеца, лежавшего на носилках вдоль стены, и пощупал его пульс. Он был очень слабым, а губы — пугающе бескровными. Как я и опасался, ему действительно пришлось ждать около получаса, пока хирурги оперировали другого беднягу с ранением живота.

Я толкнул дверь приемного покоя и двинулся прямиком на запахи эфира и карболки, но в результате оказался в длинном школьном коридоре, в котором находился и кабинет Шульца.

— Входите! — откликнулся он на мой стук в дверь. — А, Хаапе! Что занесло вас к нам сюда?

— Герр оберштабсарцт, один из моих людей с тяжелым ранением в брюшную полость нуждается в срочной операции. Успокойте меня, пожалуйста, — скажите, что следующим на операционном столе будет он.

Вкратце я объяснил ему также дополнительную причину моего беспокойства, связанную с тем, что раненый сам совсем недавно похоронил своего родного брата-близнеца под Гомелями.

— Вообще-то он записан на операцию как раз следующим, — сообщил мне Шульц, покопавшись в бумагах на своем столе, а затем добавил: — У нас тут сегодня было задействовано целых пять операционных столов, и ни один не пустовал ни минуты.

— Благодарю вас, герр оберштабсарцт. И…

— Да, доктор?

— Если бы я мог как-то ассистировать при этой операции, то я бы хотел…

— Конечно, доктор.

Я прошел по коридору обратно, отыскал операционную, тщательно вымыл в ординаторской руки щеткой с мылом, и санитар помог мне облачиться в стерильный халат и маску. Никаких резиновых перчаток мне, однако, не дали — они полагались только хирургам и их ассистентам, принимавшим непосредственное участие в операциях. Вошел хирург, штабсарцт Бокшац, стряхнул с себя забрызганный кровью халат, стянул перчатки и погрузил руки в тазик со спиртом.

— Что привело сюда нашего Truppenarzt– a (фронтового врача)? — бодро поинтересовался он, подмигнув мне.

Взгляд его, как я заметил, хоть и был профессионально невозмутимым, но сами глаза отличались характерной воспаленной припухлостью от хронического недосыпания.

— Следующий оперируемый — один из моих людей, — ответил я.

— Не первый и не последний, я полагаю.

— Увы, вы правы, герр штабсарцт. Но этот парень — родной брат-близнец того, что мы уже похоронили не так уж много времени назад.

— Что там у него?

— Пулевое в брюшную полость. Пуля вошла прямо над пупком и вышла через левую часть спины, под почкой.

— И зачем людям нужны эти брюшные полости? Особенно в военное время… Раньше ведь мы себе подобных вопросов не задавали, а, доктор? Ну хорошо, пойдемте кромсать вашего близнеца.

Санитар проворно надел на вытянутые вперед руки хирурга новые резиновые перчатки, а затем повязал на лицо стерильную повязку.

— Йод! — почти весело воскликнул Бокшац, входя в операционную.

Надежно зафиксированный привязными ремнями за руки и за ноги близнец уже покорно возлежал на операционном столе. Исполнявший обязанности второго хирурга ассистент Бокшаца — достаточно хорошо подготовленный, как заверил он меня, операционный санитар — и еще двое ассистирующих санитара доложили о своей готовности к началу операции. Еще один санитар стоял в изголовье операционного стола — это был анестезиолог.

Бокшац кивнул ему, и анестезиолог принялся осторожно, по капле, подавать эфир на марлево-ватную маску, накрывавшую рот и нос близнеца. Санитар, ответственный за хирургические инструменты, молча подал Бокшацу хирургические щипцы с зажатым в них ватным тампоном. Другой санитар стал осторожно поливать этот тампон йодом, следя за тем, чтобы горлышко пузырька не коснулось при этом ваты. Бокшац обильно намазал йодом всю серединную часть живота, от груди до лобка. Тело пациента накрыли большим куском белой стерильной льняной материи, в которой имелся продольный прямоугольный вырез, приходившийся как раз на область его живота. Анестезиолог попробовал ущипнуть пациента щипцами за кожу на животе — тот все еще пока реагировал. Пришлось ждать, пока на маску будет подано дополнительное количество эфира. Еще пробный щипок — никакой реакции.