Оскар за убойную роль
Шрифт:
– Ах ты, сучка плюгавая! – закричала Анжела на блондинку через открытое окно ее тарантаса (у девчонки даже на авто с кондиционером денег не нашлось). – Ты что, окосела, падла?! – Анжела ничуть не стеснялась в выражениях, и никакие прохожие были ей не указ. – Не видишь, шмакодявка, куда рулишь?!
А блондинка вместо полноценного скандала только и смогла что проблеять:
– Простите. Я виновата. Давайте вызывать ГАИ. У меня есть страховка.
Не поздно и не рано, а в самый раз, в пятнадцать минут восьмого, полковник Ходасевич переступил порог ночного клуба «Целина». Здесь проходил
Охранник лениво глянул на приглашение Ходасевича. Другой поводил металлоискателем вокруг полковника, третий деловито бросил: «Откройте портфель». В новом маленьком кейсе полковника не оказалось ничего, кроме бумаг и фотографий, упакованных в непрозрачные файлы.
«Проходите», – проговорил охранник, изобразил подобие улыбки и занялся следующим в очереди.
Войдя в клуб, Ходасевич мысленно воздал должное современному развитию печатного дела на Западе (как писали Ильф и Петров). То, над чем раньше корпели несколько лабораторий и целая спецтипография КГБ, нынче оказалось возможным изготовить в домашних условиях. Он также не мог не порадоваться по поводу высокой обучаемости и компьютерной грамотности падчерицы, сделавшей документ. Ее хитрость и смекалка тоже сыграли свою роль. Танюшка обзвонила пару десятков типографий – от имени менеджера из компании УТВ, – прежде чем нашла ту, где печатали приглашения, а потом убедила выслать ей по электронной почте образец, «чтобы внести незначительные изменения».
Теперь бы еще ее водительское мастерство не подкачало. А Анжела ее не узнала. Не дай бог – вдруг Птушко-старший демонстрировал ей отснятые видеоматериалы? Хотя, зная своего бывшего коллегу и его комитетскую выучку, предполагать последнее было довольно сложно… Однако все равно за Татьяну Ходасевич волновался куда больше, чем за себя самого.
– Николаша!.. У меня беда.
– Что еще случилось?!
– Какая-то коза впилилась в мою машину!
– Ты в порядке?
– Я-то да, а вот багажник у «реношки» всмятку!
– Помощь нужна?
– Чем ты тут теперь поможешь!
– Давай я тебе Василия пришлю.
– Да на фиг мне твой Василий сдался!
– Перетрет с этой бабой.
– Ой, я тебя умоляю! Давай останемся, – усмешка, – в правовом поле.
– Это как? – Он тоже ухмыльнулся.
– У нее машина застрахована, у меня тоже. Мы вызвали ГАИ. Наверное, скоро подъедут эти продавцы полосатых палочек. Так что веселитесь пока без меня.
– Валера! – Голос Татьяны в трубке звучал ликующе. Казалось, чувствует она себя великолепно, и по ее довольному тону он сразу понял: у нее все получилось.
«Татьяну хлебом не корми, – подумал Ходасевич, – дай только что-нибудь учудить. Жить в спокойствии она не может и чувствует себя как рыба в воде, лишь когда с ней что-то происходит».
– Валерочка! Все в порядке! – продолжала весело Таня. – Я в нее впендюрилась! Так что мы сидим, загораем, ждем ГАИ.
Валерий Петрович в ходе разговора продефилировал в дальний угол клуба – туда, где было совсем мало людей и его разговор не могли подслушать ни Птушко, ни его прихвостни.
– А она там тебя случайно не слышит? – озабоченно спросил отчим.
– Нет, ну что ты! Я окна позакрывала.
– Ты не пострадала?
– Нет, все замечательно. «Пёжик» тоже почти цел. – Таня захлебывалась от возбуждения. – В общем, все прошло, как ты учил. И два часа как минимум я тебе обеспечила.
– Минут через десять включай глушилку.
– О'кей, босс! Все сделаю.
– Прости меня, – с чувством произнес Ходасевич.
– За что? – делано изумилась Татьяна.
– За то, что я подвергаю тебя опасности.
– Да вот еще, глупости! – вроде бы рассердилась она, а на самом деле была польщена его заботой. – Какие там опасности на скорости десять километров!
– Ладно, дорогая. Спасибо тебе.
– Служу Советскому Союзу! – засмеялась Таня и бросила трубку.
Народ в клубе оказался все больше богемным: артисты (кое-кого из них Валерий Петрович даже знал в лицо), художники, телеведущие, длинноногие модели.
Его старый друг Николай Птушко – загорелый, лысоватый, в смокинге – царил в непосредственной близости от накрытого стола. Рядом с ним постоянно были люди – подходили и отходили, а потом подходили новые.
Полковник понял, что он не дождется, покуда тот останется в одиночестве, и с бокалом шампанского в руке принялся проталкиваться к нему. Наконец он оказался рядом, и Птушко заметил его. Глаза его сузились.
– Здравствуй, Коля, – небрежно сказал Валерий Петрович.
– Я тебя сюда не приглашал.
– Я пришел без приглашения.
– Зачем?
– Нам надо поговорить.
– О чем это?
– О твоем «реалити-шоу».
Лицо Птушко дернулось. «По сравнению с былыми временами, – подумал Ходасевич, – он хуже стал держать удар. Похоже, растренировался в процессе сладкой жизни».
– Не понимаю, о чем ты.
К их разговору с любопытством прислушивалось несколько гостей, очутившихся неподалеку. Один бугай, по виду охранник продюсера, стал пробираться сквозь толпу поближе к боссу. Пора было переводить разговор в конструктивное русло.
– Хочешь, чтобы о твоем шоу и о тебе лично завтра написали газеты? – поинтересовался Валерий Петрович.
– Что тебе надо?
– Я же говорю: перемолвиться с тобой парой слов. Лучше наедине.
Птушко сделал знак, тормознувший охранника, и, стараясь оставаться вальяжным и небрежным, скорчил кислую мину и, словно делая одолжение, бросил Ходасевичу:
– Ну, пойдем.
Они прошли сквозь толпу, словно нож сквозь масло, – расфранченные гости узнавали Птушко и расступались, давая ему дорогу. Недоуменно посматривали на Ходасевича: кто, мол, такой и за что ему честь находиться рядом с боссом?
Птушко и Валерий Петрович продефилировали в дальний угол клуба. Вошли в коридорчик, ведущий на кухню. Мимо пробежал официант с подносом, полным бокалов. На него Ходасевич поставил свое недопитое шампанское.
Из кухни раздавалось шкварчанье масла и резкие голоса поваров. Птушко подошел к неприметной двери с надписью «Служебное помещение». Распахнул ее. Сразу за дверью начинались крутые ступеньки – они вели вниз. Продюсер сделал шаг в темноту. Его каблуки застучали по лестнице. Он не оглядывался – казалось, нимало не заботясь о том, следует ли за ним Ходасевич. Он явно чувствовал себя хозяином положения. Валерий Петрович, покряхтывая, стал спускаться по темным и крутым ступеням.