Осколки Бога
Шрифт:
— Как вам удобнее. Главное, чтобы я понял.
— Наука основывается на предположениях. Ученые предполагают, что электричество будет вести себя завтра так же, как и сегодня. Они предполагают, что законы физики, применимые здесь, на Земле, так же применимы и на других планетах. Обычно эти предположения верны, или достаточно верны, чтобы быть полезными.
— Но иногда предположения ведут нас по неправильному пути. Например, мы полагаем, что время непрерывно — то есть, что между любыми двумя моментами, не важно насколько короткими, всегда есть еще чуть-чуть времени. Но если это верно, то минута длилась бы вечно, потому что она состояла бы из бесконечного
— Это старый трюк, я проходил его еще в школе, — сказал я. — Я думаю, он называется «парадокс Зенона», по имени одного старого грека, который первым его придумал.
— И какое же решение у этого парадокса? — спросил он.
— Решение такое: каждый бесконечный кусочек времени бесконечно мал, поэтому математически все срабатывает. Время может быть непрерывно, и при этом минута не будет длиться вечно.
— Да, математически это все работает. И поскольку минута не длится вечно, мы полагаем, что парадокс Зенона не является на самом деле парадоксом. К сожалению, это решение неверно. Бесконечность — удобный инструмент для математики, но это просто абстрактная концепция. Это не свойство нашей физической реальности.
— Разве Вселенная не бесконечно большая? — спросил я.
— Большинство ученых соглашаются, что Вселенная огромна, но конечна.
— Это не имеет смысла. Что если я долечу на ракете до конца Вселенной и не остановлюсь? Разве я не смогу лететь вечно? Где же я буду, если не во Вселенной?
— Ты всегда являешься частью Вселенной, по определению. А значит, когда твоя ракета пересечет текущую границу Вселенной, граница начнет двигаться вместе с тобой. Ты станешь новой, внешней границей Вселенной в этом направлении. Но Вселенная, по-прежнему, будет иметь определенный размер, вовсе не бесконечный.
— Хорошо, Вселенная может быть конечной, но всё то «ничто» вокруг нее бесконечно, так? — спросил я.
— Не имеет смысла говорить, что у тебя есть бесконечное количество ничего.
— Да, наверное. Но вернемся к теме, — сказал я. — Как вы объясняете парадокс Зенона?
— Представь себе, что все сущее исчезнет и затем снова появится. Сколько времени пройдет, пока ничего нет?
— Откуда я знаю? Вы придумали этот пример. Сколько?
— Нисколько. Время не может пройти, потому что время — это человеческая концепция о том, как меняются вещи по отношению к другим вещам. Если все во Вселенной исчезнет, то не останется ничего, что могло бы изменяться по отношению к другим вещам, поэтому на самом деле времени не существует.
— Что если исчезнет все за исключением меня и моих часов? — спросил я.
— В таком случае ты будешь ощущать воздействие времени по отношению к самому себе и своим часам. И когда остальной мир вернется, ты мог бы сравнить, сколько времени прошло, согласно твоим часам. Но люди в оставшейся Вселенной не изменялись бы во времени, пока они не существовали. Для них бы ты мгновенно состарился. Их и твое время отличаются, потому что ты изменялся, а они нет. Не существует общего времени; у каждого наблюдателя свое время.
— Хорошо, думаю, это я понял. Но как все это относится к моему первоначальному вопросу о гравитации и о том, что заставляет вещи двигаться?
— Видел ли ты когда-нибудь график распределения вероятности? — спросил он.
— Видел. Набор точек. Там где точек больше, там наибольшая вероятность, — ответил я, довольный, что сумел вспомнить хоть что-то из занятий по статистике.
— Вселенная выглядит как график вероятностей. Места скопления точек — это галактики и планеты, те места, где гравитация наибольшая. Но гравитация — это не притягивающая сила. Гравитация — это результат вероятности.
— Вы опять меня запутали.
— Реальность имеет пульс, ритм, за неимением лучшего слова. Божественная пыль исчезает на один удар и появляется на другой в новом месте в зависимости от вероятности. Если кусочек божественной пыли исчезает вблизи какой-нибудь большой массы, скажем планеты, то вероятность заставляет его на следующем ударе появиться ближе к планете. Наибольшая вероятность рядом с массивными объектами. Или, если перефразировать, масса — это физическое проявление вероятности.
— Кажется, я понял. Вроде бы, — соврал я.
— Если бы ты понаблюдал за Божественной пылью около Земли, все выглядело бы так, словно ее притягивает к планете. Но не существует движения через пространство в том смысле, в котором мы его понимаем. Эта пыль постоянно исчезает из одного места и появляется в другом, с каждым новым появлением все ближе к Земле.
— Я предпочитаю существующую теорию гравитации, — сказал я. — Ньютон и Эйнштейн практически все выяснили. Их теории работают. Относительно же вашей я не уверен.
— Обычные формулы для гравитации работают замечательно и с моим описанием реальности, — ответил он. — Все, что я сделал, это добавил еще один уровень понимания. Ньютон и Эйнштейн дали нам формулы для гравитации, но никто из них не ответил на вопрос, почему объекты притягиваются друг к другу.
— Эйнштейн объяснил и это, — сказал я. — Помните, мы уже говорили об этом? Он сказал, что пространство искривляется материей, поэтому гравитация — это просто кратчайший путь объектов в искривленном пространстве.
Старик молча продолжал смотреть на меня.
— Хорошо, — сказал я. — Я признаю, что не понимаю, что это значит. Звучит как полная бессмыслица.
— Язык Эйнштейна об искривленном пространстве и мое описание Божественной пыли не что иное, как умственные модели. Если они помогают нам справляться с нашим окружением, то они полезны. Мое описание гравитации легче понять, чем модель Эйнштейна. В этом смысле, моя модель лучше.
Я усмехнулся. Никогда раньше я не слышал, чтобы кто-нибудь сравнивал себе с Эйнштейном. Самомнение старика меня впечатлило, но не убедило.
— Вы не объяснили происхождение орбит. Как ваша теория объясняет, что Луна обращается вокруг Земли и не падает на нее? Ваша Божественная пыль появлялась бы каждый раз все ближе к Земле, до тех пор, пока не врезалась бы в ее поверхность.
— Ты созрел для второго закона гравитации.
— По всей видимости.
— Существует еще один фактор, который влияет на положение вещества, когда оно снова появляется. Это инерция, за неимением лучшего слова. Хотя Божественная пыль невообразимо мала, она имеет некоторую вероятность появления точно там же, где уже существует другой кусочек пыли Бога. Когда такое случается, одна из частиц должна найти новое положение и изменить свою вероятность. Для наблюдателя, если бы он мог видеть такие крошечные события, это выглядело бы так, словно две частицы столкнулись и затем изменили свои скорости и направления. Новая скорость определяется тем, насколько далеко от изначальной точки появляется Божественная пыль с каждым новым тиком Вселенной. Если это расстояние велико, то нам кажется, что объект движется быстро.