Шрифт:
Уильям Гибсон
ОСКОЛКИ ГОЛОГРАММНОЙ РОЗЫ
Тем летом Паркера мучила бессонница. Временами в сети падало напряжение, и внезапные сбои дельта-индуктора болезненно резко выталкивали его в сознание.
Чтобы не просыпаться, он черной изолентой примотал индуктор к работающей от батарей деке ВСВ и с помощью переходников и миниатюрных зажимов-крокодилов замкнул их друг на друга. Потеря тока в индукторе переключала деку на реверс.
Однажды он купил по случаю кассету ВСВ, которая начиналась с того, как субъект засыпает на пляже. Записывал ее молодой светловолосый йог с охватом зрения двадцать на двадцать и
Ему лишь однажды удалось высидеть весь фильм, хотя теперь он уже знал каждое ощущение на протяжении пяти субъективных минут. Самым интересным фрагментом в последовательности кадров ему казался незначительный промах редактора в начале рутинных дыхательных упражнений: беглый взгляд вправо, вдоль белого пляжа, выхватывает фигуру охранника, патрулирующего проволочную изгородь... черный автомат переброшен через плечо.
Пока Паркер спал, из энергетических систем города утекало электричество.
Переход от дельты к дельта-ВСВ - темное вторжение в чужую плоть. Привычка смягчает шок... Холодный песок под обнаженными плечами. В утреннем ветерке штанины потрепанных джинсов хлопают по голым коленям. Скоро парнишка окончательно проснется и примется за свою "Ардха-Матсиендре-что-то-там". Чужими руками Паркер стал нащупывать в темноте деку ВСВ.
Три утра.
Сварить себе кофе, светя в чашку фонариком, пока наливаешь кипяток.
Записанные утренние сны тают: увиденный чужими глазами темный плюмаж кубинского парохода бледнеет вдали вместе с горизонтом, к которому он карабкается, переползая с волны на волну, по серому экрану сознания.
Три утра.
Дай вчерашнему дню расположиться вокруг тебя плоскими схематичными зарисовками. Что говорил ты... что сказала она... смотрел, как она собирает вещи... набирает номер такси. Как ни перетасовывай, они все равно складываются во все тот же замкнутый круг распечатки, иероглифы сходятся на центральном компоненте: ты стоишь под дождем, кричишь на таксиста-рикшу.
Лил дождь цвета мочи - кислотный и кислый. Водитель обозвал тебя задницей, а заплатить все равно пришлось вдвое. У нее было три места багажа. В респираторе и защитных очках рикша походил на муравья. Нажимая на педали, он исчез за пеленой дождя. Она не обернулась.
Последнее, что ты видел, - гигантский муравей, показывающий тебе средний палец.
Первый в своей жизни аппарат ВСВ Паркер увидел в одном из техасских мусорных городков. Городок назывался Джунгли Джуди. Паркер хорошо помнил массивную консоль, заключенную в оболочку из дешевого пластика под хром. За скормленную в прорезь десятидолларовую банкноту получаешь пять минут гимнастики в невесомости на швейцарском орбитальном курорте: качаешься себе по двадцатиметровым перигелиям в обнимку с моделью журнала "Вог" шестнадцати лет от роду. Вот уж действительно ходовой товар в Джунглях, где достать пистолет было проще, чем принять горячую ванну.
Год спустя, с фальшивыми документами, он оказался в Нью-Йорке под Рождество, когда
Исчезла и голография. Раскинувшиеся на целые кварталы фуллеровские купола, эти голохрамы времен детства Паркера, превратились в многоэтажные супермаркеты или приютили ряды игровых компьютеров. В их закоулках еще можно отыскать старые консоли под потускневшими неоновыми надписями: "ВЕРОЯТНОСТНОЕ СЕНСОРНОЕ ВОСПРИЯТИЕ", которые пульсируют сквозь голубую завесу сигаретного дыма.
Теперь Паркеру тридцать, и он пишет покадровые сценарии для ВСВ-вещания, программируя движение глаза, этой человеческой видеокамеры индустрии иллюзий.
Частичное затемнение продолжается.
В спальне Паркер колотит по клавишам на обтекаемой алюминиевой поверхности своего "Сендаи Мастера Сна". Навигационный огонек мигает, потом дека погружается во тьму. С чашкой кофе в руке Паркер тащится по ковру к шкафу, который она опустошила вчера. Луч фонарика ощупывает в поисках улик любви голые полки, находит сломанную застежку на кожаном ремешке, кассету ВСВ и открытку. На открытке - отраженная в белом свете голограмма розы.
У кухонной раковины он скармливает ремешок мусоропроводу. Вялый в затемнении, тот жалуется, но проглатывает и переваривает. Аккуратно держа за уголок, Паркер подносит голограмму к вращающимся челюстям. Железные зубы разрезают ламинированный пластик, мусоропровод обиженно скрежещет - и вот роза разлетается на тысячу осколков.
Час спустя он сидит на неприбранной постели и курит. Ее кассета вставлена в деку, готова для просмотра. Пленки женщин обычно сбивают его с толку, но он сомневается, что именно по этой причине он медлит сейчас запустить машину.
Приблизительно четверть всех пользователей ВСВ испытывает некоторый дискомфорт, пытаясь ассимилировать субъективное тело противоположного пола. Звезды вещания ВСВ становятся в последнее время все более андрогинными, чтобы привлечь и эту часть аудитории. Но записи самой Анджелы никогда раньше не отпугивали его. (А что, если она записала любовника?) Нет, этого не может быть - просто неизвестно, какого качества кассета.
Когда Паркеру было пятнадцать лет, родители подписали за него контракт на стационарное обучение в одной из дочерних компаний японского синдиката по производству пластмасс. В то время он считал, что ему крупно повезло: конкурс заявлений на обучение был просто огромен. Три года он прожил в казарме, распевал по утрам гимны компании, и раз в месяц ему, как правило, удавалось выбираться за заграждение центра на поиски девочек или голодрома.
В контракте значилось, что обучение окончится в день его двадцатилетия. Выдержи Паркер до конца, он приобрел бы право на полный статус служащего. За неделю до того, как ему исполнилось девятнадцать, с двумя украденными кредитными карточками и сменой одежды, он в последний раз вышел за ограду. В Калифорнию Паркер прибыл за три дня до падения диктатуры "Новых Раскольников". В Сан-Франциско метались по улицам, стреляя друг в друга, какие-то военизированные политические группировки. Все четыре "временных правительства" города провели такую эффективную работу по запасанию продовольствия, что почти ничего нельзя было достать.