Осколки королевства
Шрифт:
– Перспектива манит… – почесал бритый затылок Леня. – Но деваться, походу, некуда. Давай, расскажи, что мне надо делать? Подробно и четко. Я не люблю абстрактные задачи.
Глава 2
Соленый ветер будоражил паруса боевого фрегата, рвущегося по волнам на встречу морской битве, туда где сияло на вражеских судах Серое Солнце. Паруса плясали будто разгоряченные танцовщицы, подстегиваемые криками и хлопаньем обезумевшей публики – ветер был суров, но был союзником. Паруса набухали и корабль устремлялся на север, дальше и дальше, прорезая кормой настырные волны Фиолетового моря. Имя этому фрегату было «Колкий Вихрь». Величественный корабль, судьба которого была определена еще до его спуска на воду. Он должен был покорить все четыре моря, он должен был бороздить воды далеко на западе, он должен был стать грозой для всех мореходов мира…
Стоял шум моря. В небе кричали чайки, а на палубе гудели матросы, обступив плотным кольцом двоих сражающихся. Неистовый танец, в который эти оба пустились, был красив, но исход подобных плясок всегда один – смерть. Оба воина были высокими, ловкими, оба они слыли мастерами своего дела и людьми чести. Юноша в алом капитанском камзоле и юноша в черном кожаном одеянии. Сталь лязгала, доски палубы под сапогами бьющихся скрипели, мечи скрещивались и звенели. Дикий танец обуял толпу, которая скандировала и охала единым гласом, когда кто-то из дуэлянтов совершал очередную атаку. Вот кровь окропила дерево и публика утихла. Так мужчины решали свои конфликты. Кровью. Схватка из грациозной пляски превратилась в бойню – красота исчезла, а на смену ей пришло желание вырвать победу, забрав чужую жизнь. Любой ценой. А потом было падение и печальный взгляд фиолетовых глаз, после которого вся жизнь погрузилась в густой непроглядный туман.
Сорок четвертая пробудилась ото сна, но перед ней все еще стоял этот полный отчаяния взор. Взор смерти, который разделил ее жизнь на две части. Агор Аркануа – эти слова будто музыка звучали прямиком из ее прошлой жизни, заставляя трепетать иссушенную и искалеченную душу. Лорд часто ей снился, даже теперь, когда после злосчастной дуэли миновал целый год. Снился именно таким – обреченным, бессильным, что-либо изменить. Каждый раз, когда он появлялся в ее снах, ему суждено было умереть. И почему ей запомнилось именно это? Ни битвы, в которых он разил врага без устали, ни его танцы на балах или красноречивые выступления на застольях? Каждый раз сон начинался с дуэли и исход всегда был одинаков, но всякий новый раз в душе ее таилась надежда, что теперь все может повернуться иначе. А ведь миновало столько темных ночей с тех пор, как ее лорда поглотила пучина. Он сгинул там, где мечтал провести всю свою жизнь. Сгинул, так не успев стать новым Хозяином Четырех морей.
События той жизни стремительно стирались из памяти, забывались с каждым днем, становясь все дальше, превращаясь лишь в одинокие воспоминания, которые ютились в ее голове полузабытыми обрывками прошлого. Образы теряли свои очертания и правдивость этих событий теперь уже не представлялось возможным проверить. Оставалось лишь уповать на собственную память, которая с каждым новым днем выталкивала прочь все, что случилось в те далекие времена. Вера. Так ее звали в прошлой жизни и от произношения этих четырех букв, Сорок четвертую все еще бросало в дрожь. Это странное имя, которое она носила всю свою жизнь, за год просто исчезло вместе с ее личностью. Оно осталось лишь в туманных воспоминаниях, лишь в отзвуках прошлых лет. Осталось там же, где ее родители, где ее друзья и весь ее прошлый мир. Этого имени теперь не существовало, также как и Агора Аркануа. Все было стерто, погребено под страхом смерти.
Сорок четвертая поднялась с твердой кровати и поглядела в мутное зеркало на облупившейся стене, по которой ползла синяя плесень, захватывая пространство убогой комнатушки глубоко под землей. В отражении предстала девушка, распознать возраст которой с первого взгляда было затруднительно. Волос на голове почти не было – каждый день Сорок четвертая обстригала отросшие концы под корень и красила оставшиеся русые волосы чернилами каракатицы. За год она вытянулась, став выше на голову, и сильно похудела – плечи ее, ключица и колени теперь пробивались через потрёпанную серую одежду, которую носили в этих местах. Вид ее был болезненным, изнуренным – следствие проведенных под землей дней, дней без солнца. Тело же ее однако окрепло, мышцы теперь стали упругими, движения – резкими, а инстинкты обострились. И хоть внешне Сорок четвертая была похожа на мальчика, она стала настоящей женщиной. Недавно у нее пошли месячные и за последний год ничего так ее не пугало, как это событие, которое рано или поздно приходит в жизнь любой девочки, чтобы дать понять – она стала женщиной. Страх смерти, когда ее несколько раз едва не поймали бандиты из банд, орудующих на Черном базаре, не шел ни в какое сравнение с той беспомощностью, которая пришла к ней ночю вместе с болью в животе и неведомым ранее самочувствием. Что делать в такой ситуации Сорок четвертая не знала – средств гигиены, которыми изобиловал ее родной мир, в Эрдарии не было и она ни разу не говорила здесь ни с кем о том, что женщины делают в подобных ситуациях. Страх ее подпитывало и то, что по правилам Круга, девочка, у которой начинался менструальный цикл, обязана сообщить об этом главной паучихе – Убабе. После этого девочку начинали поить отваром из орртиша и каладары, редких болотных трав, произрастающих на южных границах Восточного удела. Умелые травники делали из трав зелье – «Тихий Сон», которое за несколько недель ежедневного приема навсегда устраняло кровотечение и попутно уничтожало в девочках возможность к репродукции. Паучихи не могли родить детей – никогда. Кодекс запрещал паучихам вступать в отношения под страхом казни – ни с мальчиками, ни с кем бы то ни было. И «Тихий Сон» притуплял желание это делать – он усыплял всякие чувства влечения, свойственные каждому человеку. Конечно, о своих днях Сорок четвертая не сообщила никому. Она надежно скрывала это и не собиралась пить «Тихий Сон», потому что хоть прошлое ее и было потеряно навсегда, она не оставляла надежд о будущем.
Сорок четвертая проделала традиционный утренний ритуал, который сопровождал ее будни весь последний год – облачилась в традиционные серые лохмотья Круга, сделала интенсивную утреннюю зарядку, умылась ледяной водой и отправилась к Убабе. Каждое ее утро начиналось со встречи с Маткой, потому что в Кругу теперь она занимала позицию верховной тати – четвертую по важности должность в Коммуне. Сорок четвертая главенствовала над всеми татями Круга.
За год, проведенный в Коммуне, Сорок четвертая выработала для себя свод правил, который сделал из нее новую личность и позволил добиться успехов внутри Круга. Она приняла условия игры, созданные Убабой, но условия эти выполнялись лишь номинально, для вида. Сорок четвертая играла в свою собственную игру, ломая в себе человека, убивая черты характера, сформировавшиеся в ней за четырнадцать лет прошлой жизни. Сделать первый шаг на пути к переменам ей помог собственный отец, беседы с которым она часто воспроизводила в своих мыслях. «Послушай, дочурка», – говорил отец незадолго до того, как Вера во второй раз отправилась в Эрдарию. – «Тебе уже тринадцать. В твоем возрасте я знал, как появляются дети, я курил сигареты и воровал из гастрономов сгущенку. Я не идеальный папа. Мы с твоей мамой разошлись и поставили тебя в ситуацию, где тебе приходится разрываться меж двух огней. Но все так, как есть, и я хочу лишь дать тебе пару советов, которые могут пригодиться тебе в жизни. Запомни их, потому что мне советов никто не давал и то, чего я добился, было выстрадано кровью и нервами. Так вот, Верочка, первое. Никогда не принимай решений на эмоциях. Эмоции – наш враг. Первым делом нужно остыть, а уж потом совершать судьбоносные решения. Самый верный выбор – тот, что мы делаем в тишине. Второе – в этой жизни главное выжить. Неважно как. Неважно какими средствами. Всегда будут жертвы, но самое главное, чтобы этой жертвой не стала ты. Не будь жертвой. Будь кем угодно, хоть убийцей, но только не жертвой. И третье – будь сама себе на уме. Кивай тем, с кем бы ты никогда не согласилась, выполняй дела, которые противоречат твоим внутренним убеждениям. Делай то, что тебе противно на органическом уровне. Главное – достичь своей цели».
Эти отцовские слова звучали в ее голове как молитва каждую ночь и Вера жалела, что не всегда слушала его внимательно, отвлекаясь на свой блог или на сообщения от подруг. Но те советы, которые она усвоила, Сорок четвертая, смогла применить на практике в полной мере. Она переступала через других паучих ради собственной выгоды, она врала, если ложь шла ей на пользу, она делала все, чтобы быть на устах Убабы и вскоре это начало давать свои плоды. Через пару месяцев в Кругу Сорок четвертая стала одной из лучших татей коммуны, а еще через полгода Убаба назначила ее верховной татью. Цена такого подъема была велика – ей приходилось играть роль, запоминать собственную ложь и даже верить в эту ложь, чтобы не допустить ошибок.
Уверенной походкой Сорок четвертая маневрировала среди бесчисленных коридоров Круга – бесконечных подземных лабиринтов, которыми было пронизано пространство Коммуны, скрытое от посторонних глаз. Здесь было безопасно. Карты местности не существовало, а все ходы, в том числе и тайные, знала лишь одна Матка. На пути попадались другие паучихи – в основном это были бирюки – обслуга, которая поддерживала жизнь внутри Круга. Бледные, в серых одеждах, остриженные и запуганные, они опускали свои взгляды, всякий раз, когда встречались с Сорок четвертой. Знали ее нрав, знали, что она в ближайшем окружении Убабы, знали, что ее стоит опасаться. Этот путь она проделывала каждое утро – зеленая дверь, мрачные коридоры Круга, паучихи, а потом… Коморка Убабы. Затхлая, маленькая, темная комнатка, откуда Матка управляла своей империей, щупальца который распростерлись далеко за пределы подземелья. Эти щупальца опутывали каждый угол Черного Базара, заставляя бояться и нервничать даже самых отпетых головорезов.
– А, Сорок четвертая, – прохрипела старуха, когда та в очередной раз появилась на пороге ее комнатушки. Матка всегда встречала ее так – как будто визит этот был нежданным и незапланированным. – Давай, заходи, скоро солнце встанет. Ну, говори, говори, не молчи. Время дорого стоит.
Старуха была сутулой, с узкими плечами и разбухшим животом, который расплывался на ее поджатых коленях. Грудь ее свисала почти до тех же колен, а подбородок был острым, с тремя торчащими в разные стороны седыми волосинками. Убаба была седовласой, морщинистой и все время прищуривала глаза, как будто заранее подозревая собеседника во всех возможных грехах. Она носила такие же серые обноски как и ее паучихи, подавая тем самым пример и подавляя любое проявление смуты и недовольства.
– Шестьдесят татей выходят сегодня на охоту, – прозвучал доклад от Сорок четвертой. Она знала, что Матка не любит разглагольствований. Доклад должен быть четким, коротким, но по существу. – Сосредоточимся на территории Кровавых кузнецов – туда я отправляю тридцать семь моих паучих, остальные двадцать две будут поровну распределены между территориями Синей Теми и Эшштох.
– Мы уже давно не потрошили торговцев Лои Тарраша, – сказала Матка и поглядела Сорок четвертой в глаза. – А у этого негодяя есть чем поживиться.