Осколки льда
Шрифт:
На обед пару засохших бутербродов. Кредитный телевизор контрастирует совдеповскому серванту с книгами Рождественского и сервизами. Старый диван скрипит. Нет сил даже помастурбировать. Подушка-магнит пахнет любимой. Стася ещё в больнице. Есть час-полтора на сон.
В тишине нарушаемой дробью дождя щелчок замка режет слух. Я сплю, но слышу скрип петель и шуршание пакета с продуктами. Мимолётную чечетку каблучков, вжик молнии босоножек. Приоткрываю глаза, щурясь от света. Нужно заставить ослабевшее тело покинуть
– Макс, ты приехал? Помоги разобрать продукты.
Протираю глаза. Струи сквозняка кусают голые щиколотки. Укутавшись пледом, словно черный плащ, пролетаю коридор. Нахожу Стасю на кухне. Взмахнув «крыльями», обхватываю сзади, сжимаю груди. Шутливо надуваю щёки, не получив заслуженной улыбки.
– Привет, – шепчу на ухо, прикусив мочку.
– Привет, Макс, – едва слышно промурлыкала девушка. Не повернулась, продолжая копошиться в пакете.
– Ты как? – укутав сокровище пледом, губами исследую затылок, изгиб шеи. Массирую плечи, – Моя зайка устала?
Холодное после улицы тело вибрирует, хочет освободиться. Неужели пакет из «Магнита» сейчас главное? Десяток яиц, колбаса, молоко и хлеб. Прожиточный минимум.
– Стася, что-то случилось? Как прошло обследование?
Любимая пожирает тёмными глазами, на губах усталая улыбка. Контуры лица очерчены, кожа бледнее, чем обычно. Чмокаю в губы.
– Что? Всё хорошо, Макс. Надоело до чертиков кататься туда по два раза в неделю. Ты что будешь кушать?
Удивительно. Столько лет вместе, а я так и не разгадал её взгляд, рентгеном просвечивающий душу.
– А у нас есть выбор? – огрызнулся я, но тут же устыдился. Прозвучало жалко. Девушка посмотрела исподлобья.
– Макс, иди в комнату. Я поставлю вариться пельмени.
– А ты не голодная?
– Чайку попью. Я в столовке перекусила.
Ужинаем в тишине. Без удовольствия поглощаю разваренные пельмени. Стася, устроившись на подоконнике, цедит пахучий чай и потягивает ментоловую сигарету, Vogue. Вытянула ноги, облокотилась, смотрит в ночь. Махровый халат едва прикрывает бёдра. Дым клубится под потолком. Каждый о чем-то молчит. Из динамика старенького Самсунга льётся престарелый трек Локи Дога «Подгрузило». Она любит сопливую лирику. «Подгрузило». Звучит, как ода нашим отношениям.
На поле бремени, вне зоны времени
Зоны действия сети, по голове парабеллумом
И пробелы нажимаю вместо текста о любви в стихах
Не смогу я тебе это объяснить никак
Тишина добивает меня первым:
– Зая, расскажи что-нибудь. Полтора месяца не виделись…
Стася не слышит, утонула в омуте мыслей. Я бы многое отдал, чтобы узнать её мысли. Утопить диссонанс.
Я дал слабость в 2004,
Когда твой образ поборол мой мозг на полном серьезе
Серьезно…
Хочется говорить. Как раньше, в обнимку до рассвета,
Девушка оживает внезапно. Взгляд безумный, как у Харли Квинн. Выпускает дым ноздрями и, словно боясь слов, выпаливает:
– Макс, а давай уедем. СЕЙЧАС! Бросим всё и сбежим…
В её глазах: мольба, отчаяние и крик о помощи. Беру за руку. Ладонь влажная, холодная.
– Милая, куда ты собралась? – упёрся я.
Стася делает крайнюю затяжку и нервно тушит бычок о край консервной банки.
– Ну, нет… Я имею ввиду уедем на пару дней в горы… – она всхлипывает, – Я никогда не видела, горы, море. Я устала… Кредиты, работа, учёба, работа, долги. Разве мы не люди? Деньги – это бумага. Снимем домик в Домбае. Проведём время вдвоём!
Месячные, первый день.
Я обнимаю маленькую капризу, вытираю подушечками пальцев слёзы:
– Хорошо. Любимая, давай в июле. Только ты и я. Нужно только немного подождать и… Мы справимся.
Воздух отчаянно стучал в остатки мозга
Талант отчалил от сознаний острова
И мы давно с тобой синхронно не кончали
Иллюзия решённой проблемы, это я умею. В красных от прожилок глазах приговор.
……………………
Я ловлю себя на мысли, что крайние десять минут бесцельно листаю каналы. Убийства, новости, тошнотворные ситкомы. Стася, разгоряченная после душа, переодевается в черный пеньюар. Рисуется перед зеркалом, втирая в кожу рук пахучий крем. Что это? Виноград?
«Ты снова выйдешь из душа, мы снова выключим телек, и я лечу…»
Ложится рядышком. Моя кукла Барби. Кажется, она говорила: «не надо, у меня болит живот». Страсть сильнее. Затыкаю рот поцелуем, сжимаю руки, кусаю шею. Стася брыкается, кричит, но я не могу разобрать. Моя зависимость. Мой инсулин. Тигрица не сдаётся. Царапает, кусает. Пальцы нащупали влагу, порвав миллионы связей в мозгу. Мы покорились безумству. Разница потенциалов растёт. Тысяча и один вольт. Искра, разряд, молния между телами. Запах пота и смазки. Переворачиваю девушку на живот, заставив биться в конвульсиях.
Кажется, она шепчет: «ПРЕКРАТИ!». Кажется, она кричит: «НЕ ОСТАНАВЛИВАЙСЯ!». Слова растворяются в стонах. Когти рвут кожу. Клыки вгрызаются в шею. Быстрее! Удары в такт. Быстрее! Переплетенные ноги разрывает судорогой, выворачивает. Кончаем синхронно.
Окурок делает круг почёта по кольцу унитаза и скрывается в канализации. Стася в ванной. Шумела вода, но, кажется, я слышал всхлипы.
В свете телевизора видны засосы. Перестарался. Глажу волосы, спину. Ищу губы. Девушка отворачивается, и поцелуй приходится в щеку. Ласкаю шею, мочку уха, дразню тело. Она всегда была загадкой… Но сейчас… Что-то неуловимое во взгляде. Грусть… сожаление? Вина? Я обязательно узнаю.