Осколки прошлого
Шрифт:
— Как все было?! — отшвырнула я его руки, — Мы поехали в круиз и потерпели кораблекрушение?! Сколько можно издеваться надо мной?! Ты сломал мою жизнь, чтобы построить заново! Слепил, словно из глины то, что тебе было нужно! Почему, Глеб?! Почему я?! За что ты так со мной?!
— Потому что я тебя люблю, черт возьми! Что я должен был сказать? Что ты, идиотка?! Что ты съехала с моста, вместо того, чтоб выслушать меня?!
— Ты унизил меня! Втоптал в грязь! Это любовь?! Для чего?? Я и так готова была пойти за тобой! Я перечеркнула все, что было! Я забыла твои бешеные глаза и удары, которые ты наносил с жестоким остервенением, только потому, что получил какие-то фотографии! Только потому, что решил — я больше тебе не принадлежу! И как только я освободилась от этого кошмара, ты придумал для меня новый! Зачем?! Чтобы держать меня в вечном страхе? Чтобы слушать, как я просыпаюсь по ночам от собственного крика? Тебе это нравится! Ты упиваешься своей властью надо мной! Наверно, это верх блаженства наблюдать, как я без сил валяюсь на бетоне, и в жалких попытках спастись нечеловеческим голосом выкрикиваю твое имя!
Сначала, я услышала звон пощечины, лишь потом поняла, что он меня ударил, и на мгновение замолчала, этого ему хватило, чтоб вставить пару слов:
— Запомни раз и навсегда! И больше не смей произносить другого: я никогда, слышишь?! Никогда не отдавал приказа пытать тебя, тем более насиловать! Если ты еще раз хотя бы подумаешь об этом, я и, правда, тебя убью!
— Так убей! Убей меня, как хочешь! Забей, сожги, прикажи своим головорезам… — он не дал мне договорить, приложив ладонь к моим губам.
— Замолчи! Пожалуйста, замолчи! — желваки ходили на его лице. Наверно, закончи я фразу, он и, правда, размозжил бы мне череп, — Каждая твоя боль, моя боль тоже! Я всегда хотел делать тебя счастливой, и у меня прекрасно получалось последние два года! Каждый раз, когда я видел блеск твоих глаз, я переживал ужас от того, что через минуту ты можешь все вспомнить, и тогда весь наш мир развалится, как карточный домик! Господь дал мне шанс, о котором я не мог и мечтать! Построить все заново, не оборачиваясь назад! И я это сделал! Мы были счастливы! Ты была счастлива! Так какого черта ты носишься со своими воспоминаниями, вместо того, чтобы смотреть в будущее?!
— О, Боже! Какое будущее?! Я все помню! Все, Глеб! От того, что все было так великолепно вдвойне больнее! Глеб, которого я знала, и Глеб за которым я замужем — два разных человека! Но одно осталось неизменным: ты по-прежнему считаешь себя Богом, который вправе решать мою судьбу!
Ночи были теплыми, но валяться на песке в насквозь мокром пеньюаре все же было холодно. Понемногу приходя в себя, я поняла, что промерзла до костей. Он подхватил меня на руки и понес домой.
— Куда ты меня несешь?! Пусти! — крикнула я, он молча остановился, гневно посмотрел мне в глаза и, не говоря ни слова, продолжил путь, — В этот чертов дом! Где все построено на лжи!
— Да, мать твою! Я несу тебя в этот чертов дом! В дом, где ты была счастлива! В постель, где ты стонала от удовольствия! Ты считаешь меня исчадием ада, но ты — еще большее зло! Тебе нравится играть роль жертвы! Однажды, ты вызвала у меня чувство вины, и с тех пор манипулируешь этим! Снова и снова пытаясь обвинить меня во всех своих бедах! Не удивительно, что этим стенам ты предпочла бы дом в «Соснах», где все напоминает о моей ошибке или вовсе бетонный пол подвала! — Глеб поднимался по лестнице, сжимая меня так, что казалось я слышу хруст своих костей.
— Ты делаешь мне больно!
— Ты просила тебя убить, можешь считать, что я начал! — с этими словами Бессонов кинул меня на кровать и одним движением разорвал на мне сорочку.
— Я тебя ненавижу, — зашипела я.
— Отлично! Значит, мне нечего терять! — парировал он, нависая надо мной, — она была мокрая, ты заболеешь, — сказал, укутывая меня в плед.
Глеб вышел, а я, оставшись наедине со своими воспоминаниями, уткнулась в подушку и разревелась с новой силой. Правда отсутствовал он недолго, вернулся в теплом халате, с бутылкой виски и двумя бокалами. Протянув один мне, сел в кресло.
— Детка, прошу тебя в тысячный раз, не ломай то, что мы построили, — начал он.
— Глеб, замолчи! — хлюпала я, — Неужели ты не понимаешь, я пережила все заново! Мне больно, невыносимо больно! Однажды, я уже не справилась с этим! С чего ты решил, что справлюсь теперь?!
— Выслушай меня, в конце концов! Спустя столько лет! Выслушай! — заорал он разгневанно, а я замолчала.
— Когда ты исчезла, я сходил с ума. Поняв, что у тебя были липовые документы, я начал трясти Ковалева, но и для него это оказалось сюрпризом. Я нашел тебя раньше. Я видел, как ты заметаешь следы, но что я мог сделать? Приехать и забрать тебя силой? Видеть каждый день твои слезы и бояться, что ты выкинешь очередную глупость? Я решил, что ты вернешься сама, успокоишься и вернешься. Я дал тебе время, но ты не спешила. Когда Клим начал крутиться вокруг тебя, я понял, что совершил ошибку, но я был уверен, что ты снова пустишься в бега. Каково же было мое удивление, когда ты выскочила за него замуж и, как ни в чем не бывало, вернулась. Конечно, я был в гневе! Я любил тебя и вот, что я получаю: моя женщина в очередной раз меня предала. Там в аэропорту я понял ужасную вещь — ты просто меня боишься. Как ты не старалась храбриться, но в твоих глазах был страх, и вернулась ты не для того, чтобы плюнуть мне в лицо, а для того, чтобы все наконец-то закончилось, чтобы не вздрагивать по ночам от телефонных звонков, не просыпаться от ночных кошмаров. Ты вышла за него не по любви, я в этом не сомневался, но и не для того, чтоб разозлить меня. Ты стала его женой, чтобы иметь хоть какую-то защиту, как оказалось, ты пряталась за фанеркой, но ты этого не понимала, у тебя была иллюзия безопасности. Этот петух не смог тебя защитить, я мог убить тебя там, и плевать на последствия, но я приехал не для этого. Я собирался забрать тебя, увезти подальше и вымаливать, а если придется и выколачивать из тебя любовь. Когда мы встретились, я понял, что я — кретин, а ты — не расчётливая стерва, играющая со мной, а маленький котенок, окруженный стаей бродячих псов. Ты встаешь на дыбы и шипишь, пытаясь нагнать страх, но точно знаешь, что твоя жизнь от тебя давно не зависит — один прыжок и тебя раздерут в клочья. Что я мог сделать? Мог ли я причинить тебе вред, глядя в твои большие, широко распахнутые глаза, и видя на дне каждого ужас? Нет, конечно.
Делая глоток виски, который вперемешку со слезами принял солоноватый вкус, я притянула коленки к подбородку и, обхватив их руками, сказала:
— Жаль, что ты не заметил на дне этих глаз ужаса, когда поджигал дом.
— Мы перевернули эту страницу.
— К чему эта исповедь? Я должна сказать «спасибо» за то, что ты не убил меня в аэропорту?
— Спустя два года ты снова выпустила свои шипы, — усмехнулся Бессонов и продолжил, — Я понял, что должен сменить тактику. Я выл по ночам, когда представлял, как ты идешь к нему в спальню, как ласкаешь его и засыпаешь на его плече. Сколько раз я хотел ворваться и перестрелять там всех, но я должен был ждать. Ждать, когда ты убедишься в том, что я не причиню тебе вреда. Ждать, когда ты сама придешь ко мне. И ты пришла.
— Но ты не увидел на дне этих глаз страха. Его там не было. Лишь умиротворение и любовь. Я действительно перевернула страницу. Тебе показалось это ненадежным. Любовь девы изменчива. Ты решил сделать так, чтоб я боялась не тебя, чтобы я боялась отпустить твою руку. Что может быть лучше явиться в образе спасителя, в последнюю минуту.
— Замолчи, — рявкнул Бессонов, но я продолжила:
— Знаешь, я все время повторяла: «Бес придет за мной». Должно быть, это было забавно со стороны. И за секунду до, я звала тебя, я верила: вот-вот дверь распахнется, и появишься ты, этот ад закончится и все ублюдки заплатят по счетам.
— Можешь быть уверена, никто не избежал наказания. Посмотри на меня, Детка. Отпусти прошлое, прошу тебя! Все наказаны. Никто не смеет прикасаться к моей женщине, поэтому вряд ли их когда-нибудь найдут, а если это все-таки произойдет, то решат, что бедняги напоролись на мясника!
— А ты?! Какое наказание получил ты?
— Разве я не наказан? Ты ничего не помнила, я помнил все. Помнил, как сломал наше счастье в первый раз, помнил, как не смог защитить тебя во второй. Знать, что каждый шрам на твоем сердце я вырезал собственноручно! Знать, что как только ты вспомнишь, станешь ненавидеть меня еще больше! Разве это не наказание?