Осколки сердца

Ветер Андрей

С Гаспаровым мы встретились на студии им. Горького. Он был довольно угрюмого вида, с тяжёлым взглядом исподлобья, типично кавказской внешности, плотный, но не толстый, уверенный в себе. Мы ходили по коридору, разговаривали. О кино Самвел Владимирович рассказывал с удовольствием. Он только что возвратился из Вьетнама, где снимал «Координаты смерти», был весь в новых планах, собирался ехать в Африку. Студия задумывала какой-то фильм совместно с ФРГ, Гаспаров хотел, чтобы в главной роли снимался Клинт Иствуд. Услышав имя Иствуда, который был моим кумиром с раннего детства, я понял, что попал не только в нужное время в нужное место, но что жизнь приготовила мне почти невозможный подарок. Гаспаров сказал, что я буду у него переводчиком.

– Мне предлагают на следующий год набирать свой курс, –

рассказывал мне Самвел Владимирович. – Не во ВГИКе, а на Высших режиссёрских курсах. Если ты мне понравишься, я возьму тебя.

Я готов был из кожи лезть, чтобы понравится ему. И приезжал к Самвелу по первому его зову. Он снимал квартиру около метро Новые Черёмушки. Одна или две комнаты в «хрущёвке» – этого я не помню. Иногда я уходил от него очень поздно, троллейбусы уже не ходили, приходилось брать такси.

Однажды Гаспаров позвонил мне и спросил, разбираюсь ли я в видеомагнитофонах. Он получил постановочные за «Координаты смерти» и хотел купить видеомагнитофон. В то время они стоили, как автомобиль, и продавались только в сети валютных магазинов «Берёзка». Помню, как мы зашли в сберкассу, и Самвел достал несколько пачек денег в банковской упаковке. Я таких денег не видел раньше и впервые задался вопросом, сколько же получает кинорежиссёр (правда, спросить не осмелился). Гаспаров поймал такси и мы отправились на Сиреневый бульвар, где продавалась зарубежная техника. По дороге он рассказывал о своём последнем фильме. Ничего из его рассказов не отложилось у меня в памяти. Запомнилось только, как он возмущался насчёт невоспитанности вьетнамцев, приводя в качестве примера один случай, когда кто-то из вьетнамцев решил сходит по малой нужде и стал отливать прямо в присутствии нашей актрисы, отвернувшись, правда, в сторону. Самвел Владимирович страшно возмущался такой дикостью. И ещё он ворчал на таможенников из-за того, что во Вьетнаме ему подарили джип, а на таможне за ввоз джипа потребовали какую-то огромную пошлину, и Самвел махнул на машину рукой, хотя ему очень хотелось джип…

Возле «Берёзки» Гаспаров потратил не более пяти минут на покупку с рук «чеков» (так называлась валюта, на которую торговали в «Берёзках»), и это меня крайне удивило. Он был решителен и ничего не боялся, а ведь возле тех магазинов шныряло множество блюстителей закона в неприметной одёжке. Мы выбрали видеомагнитофон и победно вернулись домой. Начались каждодневные просмотры фильмов.

Как-то вечером я приехал к нему и привёз кассету с моим вестерном. Прекрасно понимая, что фильм, мягко выражаясь, слабенький, я решил показать Гаспарову только самые выгодные сцены. К тому моменту я уже выяснил, Гаспаров режиссировал хорошо знакомые мне фильмы «Забудьте слово смерть», «Хлеб, золото, наган», «Шестой» и понимал, что он тяготел к вестернам. Стало быть, мои перестрелки и драки он мог оценить по достоинству. Мы пили чай и смотрели мой опус. Меня била нервная дрожь. Но когда на экране грянули выстрелы и в грязном салуне, устроенном в обычной советской квартире, на куски разлетелись одна за другой несколько бутылок, Самвел Владимирович пришёл в восторг.

– Это здорово! Я тебя беру к себе на курсы! Вот такие люди и должны снимать боевики. Как вы это всё сделали?

На седьмом небе от счастья – это было слишком малая высота для описания моего состояния. Я объяснил Гаспарову, в каких условиях мы снимали, как делали пламя револьверов, как били посуду, как строили декорации и на какую камеру снимали. Он слушал, словно я рассказывал сказку: ведь я снимал кино почти в подпольных условиях, отдавая этому процессу всё свободное время (вечером, ночью, в выходные), при этом каждый день отсиживал с девяти утра до шести вечера на своей официальной работе, занимаясь контрактами на импорт медикаментов.

В тот вечер я познакомился с женой Самвела (насколько я понял, он только-только женился).

– Моя жена – Наташа Вавилова. Знаешь такую актрису? – спросил он.

Наташа Вавилова! Александра из фильма «Москва слезам не верит»! Разве был в Советском Союзе хоть один человек, который не знал её?

Она пришла домой усталая, тихая, присоединилась к нашему чаепитию. Гаспаров смотрел на неё с нескрываемой нежностью. Казалось, не было для него ничего ценнее Наташи. Он как-то

спросил её при мне: «Ты же не бросишь меня, правда?» Наташа с улыбкой отвечала: «Ну что ты, Сёма». Среди своих он был просто Сёма, но я обращался к нему только по имени-отчеству. Наташа была точно такой, какой я видел её на экране, и мне казалось, что я знаком с ней много лет – такой «привычной» были её лицо, голос, глаза. Мне почему-то не мешала большая разница в их возрасте. Лишь однажды, когда в гостях у них находился Наташин отец, я осознал, что Самвел годится Наташе в отцы.

Он поделился со мной своим желанием снять Наташу в фильме по повести Айвазяна о предвоенной и военной жизни Тбилиси. Он даже дал мне почитать книгу Айвазяна. Мне показалось, что роли для Вавиловой там нет, потому что речь в повести шла о школьнице, но в сценарии можно всё сделать по-другому.

Проверяя мою пригодность для кинематографа, Самвел поручил мне однажды написать сцену погони для сценария того боевика, который должен был сниматься совместно с Германией. Я дал волю воображению, отпечатал четыре или пять машинописных листов и на следующий день принёс их Гаспарову. Самвел прочитал всё внимательно, пока я с нетерпением ждал на соседнем стуле.

– Это очень много, – вынес он свой приговор. – Тут получится целая часть.

Что такое «часть» я не знал в то время. Позже, учась во ВГИКе, я узнал, что «часть» – это десятиметровый рулон киноплёнки. Но я понял, что в целом Самвел Владимирович одобрил ход моих мыслей.

– Ты сохрани это обязательно, – сказал он.

– Зачем?

– Не выбрасывай ничего из того, что пишешь.

Но этого «сценария» я не сохранил. Какая в нём ценность, если он не нужен для конкретной работы? Будучи молодым, я легкомысленно относился к таким вещам. Сколько всего выброшено – что-то со зла, что-то от отчаянья, что-то по неаккуратности…

Забегая вперёд, скажу, что моё сотрудничество с Гаспаровым так и не состоялось. Мне жаль, потому что в то время я мечтал делать именно то, чем занимался он.

Гаспаров любил кино, любил приключения, любил работу. Поскольку он был единственный киношник среди моих знакомых, мне казалось, что он лучше всех разбирается в кино и глубже всех пронизан творческим духом. Его критиковали за то, что он формально подходит к проработке характеров, уделяя внимание исключительно действию и стремительности сюжета. Это так, конечно, однако можно ли критиковать юмориста за то, что он не выступает с грустными историями, или наоборот? Гаспаров делал замечательные боевики, выдерживая их в строгом соответствии с классическими вестернами. Повторяю: он любил кино. Как-то он сказал: «Фильмом надо заниматься, пока горишь желанием. Это как заниматься любовью с женщиной – только пока есть страсть, пока не перегорел. И кино без страсти делать нельзя». Мне показалось, что это прекрасное определение.

Высшие режиссёрские курсы, куда Самвел обещал взять меня, не состоялись. Что случилось, мне не известно доподлинно, но Гаспарову отказали по каким-то причинам в наборе слушателей. Мой выигрышный лотерейный билет оказался без выигрыша. Наши дороги разошлись. Возможно, это к лучшему, потому что понемногу я охладел к боевикам и стал тяготеть к совсем иному кинематографу, хотя вестерны я люблю по-прежнему.

Когда-то Самвел Владимирович дал мне почитал книгу Айвазяна с автографом автора. Наши пути разошлись, а книга так и осталась у меня на книжной полке. Минуло много лет с тех пор. Разбирая книги, я обнаружил томик Айвазяна и решил, что книгу надо всё-таки возвратить. Просто так я не позвонил бы Гаспарову, но тут такой повод подвернулся – книга. Через справочник Союза кинематографистов мне удалось найти его домашний телефон. Трубку взяла жена.

– Наташа? – спросил я, узнав её голос (он совсем не изменился). – Как приятно слышать Вас!

Объяснил ей, кто я, она вспомнила и сразу дала мне номер мобильника, чтобы я договорился с Самвелом о встрече… И он пригласил к себе в офис.

Мне показалось, что он ничуть не постарел и вообще остался прежний. Ощущение, что двадцати с лишним лет, прошедших с последнего нашего разговора, просто не было. Он живо рассказывал о себе, о работе, ворчал немного, делился планами о поездке в Америку и о написании своих воспоминаний. Книга Айвазяна удивила его.