Осколки. Возьми меня за руку. Любовь по чертежам
Шрифт:
Заканчиваю осмотр и делаю вывод:
– У тебя тут все удобства.
Мир мотает головой:
– Это не у меня. Днем здесь все обедают. – Продолжает без перехода: – Куртку снимай. – Включает обогреватель и машет рукой в сторону дивана: – Устраивайся. – А сам направляется к холодильнику, интересуется на ходу: – Пиво будешь?
Никогда не пила пиво.
– Буду.
Он достает две бутылки. Небольшие, с высокими горлышками. Зеленые. Открывает и тоже идет к дивану, одну протягивает мне.
– Держи.
Держу. Крепко обхватываю пальцами, ставлю на колено.
Мир усаживается поодаль, откидывается на спинку и пьет прямо из бутылки. Вижу, что ему нравится. А я по-прежнему держу.
Стекло холодит пальцы, но быстро нагревается и становится влажным. Как ладошка от волнения. Заглядываю внутрь. Оттуда пахнет кисло и терпко. Не очень приятно, но, наверное, так и должно быть. Перевожу взгляд на этикетку, читаю надписи, изучаю цифры. Мир смотрит на меня, замечает мою нерешительность и спрашивает:
– Может, тебе чего погорячее?
Пялюсь на него непонимающе. А в мыслях начинает процарапываться нечто неприятное и, наверное, в первую очередь отражается во взгляде.
– Я имею в виду, чаю? – Губы Мира растягиваются в насмешливой улыбке.
Отвожу взгляд, чувствуя смущение.
– Мне не холодно.
– У! – произносит Мир с пониманием, вскидывая подбородок.
Ладно. Сама же сказала, что буду.
Подношу бутылку к губам, делаю осторожный глоток, ожидая какой угодно гадости. Но вроде ничего. Немного горчит, немного напоминает вкус хлеба, а еще почему-то елки. Отхлебываю еще чуть-чуть, судорожно сглатываю и опять вижу зеленые глаза Мира. Предугадываю: сейчас он снова о чем-нибудь спросит. И точно.
– А может, ты есть хочешь?
Мотаю головой.
Почему он такой? Включил обогреватель, заговорил про чай, потом про еду.
Зачем он привел меня сюда, я примерно предполагаю. И пиво вполне сочетается с этим. А вот все остальное…
При чем тут: холодно мне или тепло? голодна я или нет? Если даже близких и хорошо знакомых подобное давно не интересует.
Тоже откидываюсь на диванную спинку, запиваю мысли пивом. То ли мне кажется, то ли оно действительно горчит все меньше. Быстро привыкаю к его вкусу. Мне уже почти нравится. Только пить из горлышка не очень удобно, надоело облизывать стекло. А еще… сто лет уже никто не интересовался у меня, хочу ли я есть. И чаю не предлагал. Но это же, в общем-то, не так уж и важно. Я же спокойно и сама могу сделать бутер, налить заварки и кипятку в чашку. Я…
Мысль с разбегу разбивается о вопрос:
– Ты чего ревешь?
– Я? Реву? – переспрашиваю в недоумении и только тогда начинаю осознавать. А ведь действительно: в носу хлюпает, ресницы стали мокрыми и тяжелыми – я их чувствую.
Слизываю с губ растекающуюся по ним большую каплю. Она соленая на вкус. А еще пряная. Странно.
– Ага, ревешь, – подтверждает Мир и в доказательство прикасается рукой к моей щеке, размазывает мокрую дорожку, а потом внимательно рассматривает ставшие влажными кончики собственных пальцев, словно по виду слез пытается определить, чем они вызваны. – Рассказывай, чё у тебя там.
Что у меня? Жизнь. Просто жизнь.
Воспоминания накатывают. Они даже более реалистичны, чем настоящее. Помню до мельчайших деталей, до точных слов, до оттенков эмоций.
Когда и с чего конкретно все началось, трудно определить, потому что обычно все начинается незаметно. Не придаешь значения, даже не представляешь, во что каждое конкретное происшествие может вылиться, какой лавиной обернется случайно брошенный крошечный камушек. Вот попался под ногу, пнешь его на автомате и мгновенно забудешь. Потому что фигня это, не стоит внимания. А он потянет за собой цепь событий, и закрутится-закрутится снежный ком, вырастет в огромную глыбу и свалится точно тебе на макушку, оглушит, раздавит, разобьет. На миллион осколков.
Родители рядом. Есть они – и всё. Вроде бы живые, но даже не задумываешься, что и у них что-то происходит.
Да ну. Ничего у них не может происходить. Они же взрослые. Полная стабильность и закостенелость. Работа, дом, дети. Чувства в комплект не входят. Проблемы, наверное, тоже. Они ведь живут уже не меньше динозавров, должны точно знать, что делать в любой ситуации.
Я не замечала, до последнего. Ничего. Хотя я за родителями и не наблюдала особо. Да вообще никак не наблюдала. Делать мне больше нечего? А у них и было все в порядке: никаких скандалов и ссор. Папа часто на работе допоздна задерживался. Всегда так было. И дома с мамой они особо не общались. Они же уже столько лет вместе, могут и без слов друг друга понимать, ну и обо всем на свете давно уже переговорили.
Мне кажется, у всех так. Норма. День за днем, день за днем – без перемен. И вдруг:
– Я ухожу.
Мама ужин готовила, а папа встал в дверях кухни. А я как раз из комнаты вышла. По делу. И услышала про «ухожу». И маму услышала.
– Куда? – спросила она.
Если стояла у плиты, то наверняка обернулась. Мне ее не видно было, не возьмусь утверждать. Может, и не обернулась. Тоже подумала, что фигня, что как обычно. Не ожидала, что в ответ прозвучит:
– Не в том дело. Я совсем ухожу.
И только тут я заметила большой чемодан в прихожей. Обычно мы ездили с ним в отпуск. А чего он сейчас там делает? Зачем мама его с антресолей спустила? Пыль решила стереть?
Мама на кухне молчит, тоже задумалась над чем-то. И папа повторяет. Для нее. И для меня, получается, тоже, потому что я никак не въеду в его слова.
– Ухожу. Совсем.
С кухни доносится звон. Словно ложка падает. И мамины восклицания:
– Это все из-за Юльки? Да? Из-за Юльки? Ты сбегаешь к ней?
О ком она говорит? Какая еще Юлька? Тетя Юля, что ли?
Когда-то они с мамой учились в одном классе, были лучшими подругами. Как мы с Вишней. Но после окончания школы Юля уехала куда-то далеко, вроде даже за границу. А не так давно опять вернулась в наш город. С семьей. Мужем и дочкой. Они с мамой встретились и типа опять подружились. Но папа-то здесь при чем?
– Это не имеет никакого значения, – заявляет папа.
Я слышу напряжение в его голосе и недовольство. Ему не хочется объяснять. Просто уверена, что ему не хочется объяснять и продолжать разговор больше не хочется.