Осколки
Шрифт:
— Хм… А ты к чему это вообще?
— К чему?! Вот скажи, ты зачем Сокола настращал, что крипта — золотая жила?
— А что такое? — удивился Илья, не сразу вспомнив, что Сокол — это их с Михой бывший одноклассник, с которым они случайно встретились в баре, где тот подрабатывал охранником. А после, как водится, схлестнулись языками.
— А то, что этот идиот после разговора с тобой взял кредит на покупку биткоинов. А потом увидел, что тот стал дешеветь, и не придумал ничего лучше, как скинуть активы.
— Ты шутишь? — Стужин свёл брови в линию.
— В том-то и дело, что нет. В самой
— Идиот. Я же ему говорил, что это игра вдолгую. И то, что вкладывать можно только свободные деньги, которые не жаль потерять.
— А он, очевидно, услышал то, что хотел.
— Что поделать? От дурной головы и ногам покоя нету.
— Молодой человек, отключите телефон или переведите в авиарежим, мы уже взлетаем, — склонившись к самому уху Ильи, строго повторила стюардесса.
— Конечно. Ну всё, Мих, давай.
Илья сунул телефон в карман. Для этого пришлось проявить чудеса гибкости — сиденья в экономе были так близко приставлены друг к другу, что если бы он уличил авиакомпанию в пытках, запросто бы мог выиграть дело и стрясти компенсацию за моральный ущерб. На кого, интересно, ориентировались проектировщики при создании этой консервной банки? На карликов?
И без того хреновое настроение упало ещё на пару делений. Особенно когда Илья, наконец, справившись, поймал на себе строгий взгляд соседки. Ну и чего она на него пялится? Не понимает, что ли, что ему ноги некуда деть? Тут же вспомнился вопрос, который он ей так и не задал. Машинально растерев отвратительно рыжее пятно на груди, Илья язвительно заметил:
— Значит, извиняться тебя не учили?
— Почему же?
— Ну, ты же не хочешь извиняться за то, что меня уделала.
— Ты сам на меня натолкнулся. А всё почему?
— Почему?
— Конечно же, потому, что ты опять хотел влезть без очереди.
— Да я же в самом хвосте стоял! — возмутился Стужин, хотя где-то в глубине души понимал, что вёл себя и впрямь не лучшим образом. Но что уж теперь? В той ситуации, что он оказался, было трудно оставаться адекватным человеком. В последние месяцы вся его прежняя жизнь перевернулась вверх дном, и он пытался, он честно пытался, но до сих пор не мог нащупать почвы под ногами, а потому злился, кажется, на всё на свете и рычал, как угодивший в капкан зверь.
— Нет, ты бросился мне наперерез. Так что это, — тонкий длинный наманикюренный пальчик ткнул Илье в грудь, прямо в центр отвратительного расползающегося пятна, — кара небесная.
— Как по мне — для кары небесной слабовато.
— Вот, значит, как?
— Конечно. Ни грома тебе, ни молнии. Ни прочих спецэффектов. Однозначно провидение здесь ни при чём, — со знанием дела заключил Стужин.
— Непогода могла бы сорвать наш рейс, и тогда бы пострадали невинные люди, — на полном серьёзе парировала девица. Не глядя на неё, Илья улыбнулся.
— А может, просто всё ещё впереди? И мы попадём в грозу прямо в небе?
В этот момент сидящая наискосок от них женщина резко обернулась и с ужасом уставилась на Илью.
— Не переживайте. Даже если по самолету ударит молния, он выдержит. Может, конечно, наблюдаться незначительная тряска, или там, повреждения корпуса, может даже произойти порча радио- и электрооборудования, но это ничего, оно на борту дублируется, — поспешил успокоить дамочку Стужин, но та почему-то его словами не прониклась. И побелела еще больше. Буквально до синевы.
— Ты — псих! — воскликнула соседка и ткнула Илью локтем под рёбра.
— Я сказал чистую правду.
— Кому она сейчас нужна?! Ну, вот за что мне это? И так ведь боюсь летать, а тут ещё ты.
— Попроси, чтобы тебя отсадили. Да, кстати, как тебя зовут? Мы до сих пор не познакомились, непорядок.
Девица, которая как раз привстала, видно, чтобы посмотреть, есть ли в салоне свободные кресла, резко оглянулась. И стрельнув в Стужина убийственным взглядом, прошипела:
— Так это такой своеобразный пикап?
Глаза у неё были красивыми. Как и всё остальное. У соседки вообще была модная нынче внешность. Пухлые губы, тонкий, чуть вздёрнутый нос, необычной формы глаза с уголками, приподнятыми к вискам, и трогательные ямочки на щёчках. Но самым интересным было то, что в её случае это всё, похоже, было натуральным. Откуда он знал? Так ведь из личного, так сказать, богатого опыта общения с резиновыми Зинами.
— Нет. Банальные правила приличия, в незнании которых ты меня обвиняешь, — и дальше, без всякого перехода, добавил: — Илья.
— Очень приятно, — пробормотала соседка тоном, который явно был выбран, чтобы до него донести ровно противоположное, и, убедившись в том, что самолёт набит под завязку, со вздохом вернулась на место.
«Ну и чёрт с тобой», — подумал Стужин. Чуть приподнявшееся было настроение снова покатилось вниз. Похоже, не судьба совместить дела с развлечениями. А ведь как бы хорошо было. Он не трахался уже… сколько? Стыдно признаться! — с тех пор, как разбилась Милана, его бывшая, и ему пришлось взять на себя заботы об их трёхлетней дочери. Кстати, о ней! Илья привстал, чтобы достать из кармана айфон. Соседка снова на него недовольно зыркнула. Ну и чёрт с ней, пусть смотрит, если не понимает, как ему нелегко сидеть зажатым буквально со всех сторон. При его-то росте! Илья решил, что по возвращении первым делом устроит выговор своей помощнице. Потому что нельзя так издеваться над боссом. Что он ей, зря премии выписывает?
Пока он возился, катающийся всё это время по полю самолет наконец выкатил на взлётную и взял разгон. Стужина отбросило в кресло. Впрочем, он уже успел выудить телефон из узких джинсов и даже открыл галерею. Среди скринов экрана, в основном касающихся бизнеса, отыскались и несколько вполне обычных фото. Их время от времени присылала Ксюшина нянька. Очевидно, желая его порадовать. Или продемонстрировать, какая она молодец. Но на практике эти фото производили на Илью ровно противоположный эффект. С какого бы ракурса не снимали его дочь, та всегда выглядела отрешённой и безучастной. И, видит бог, он понятия не имел, что с этим делать. Хуже было только, когда она принималась орать. Просто ни с того ни с сего орать, как сумасшедшая. Сумасшедшей, как его заверили, Ксюша не была. Она была особенным ребёнком. Особенным ребёнком у вполне обычного отца. Который и с обычным-то ребёнком не знал, что делать, а тут… Тут вообще полный мрак.