Осколки
Шрифт:
— Это ты на нас намекаешь? — улыбнулся Репейник, — мы другое дело. Я-то, конечно, перекати-поле, но вот Аполлодор с Протеем и у себя дома, на Кипре, достаток имели неплохой.
— Что же вас сюда привело?
— Известно, что. Серебро поманило.
— В Сидон? — удивился Антенор, — хорошо заработать здесь надеетесь?
— Ага.
— Прости, уважаемый, я, верно, ранее ослышался. Вы же плотники?
Дион кивнул.
— Плотники. Протей в машинах понимает, а Багавир с Сахрой — литейщики.
— Ты прямо к нему на работу нанимаешься! — хохотнул Аристомен.
Дион пропустил его слова мимо ушей.
— Погоди-ка, — нахмурился Антенор, — так ведь корабельщикам в Сидон ехать на заработки — всё одно, что везти сову в Афины?
— Это с какой стороны посмотреть, — прищурился Дион, — раньше-то мы, конечно, если и кочевали, то недалеко. Из Китиона в Саламин не считается. Однако ходят слухи, что…
— Болтаешь много, Репейник, — резко оборвал его Аполлодор.
— Да что я такого сказал? — удивился Дион, — это же не Сострата подсыл?
— Откуда знаешь?
— Да ладно? — пробормотал Репейник и недоверчиво поглядел на Антенора.
— Кто такой Сострат? — спросил Антенор.
— Один нехороший человек, — нехотя сказал Аполлодор.
— Соперник… — шепнул Дион.
— А я бы послушал сплетни, — снова подал голос Аристомен, — скрашивают дорогу.
Никто, однако, его любопытство удовлетворять не спешил, и всадник отстал от артельщиков. Зато прицепился к Антенору. Несколько раз заводил с ним разговоры на самые разные темы, друг с другом вроде бы не связанные. И исподволь старался по крупицам вытянуть что-нибудь о самом македонянине. Тот напрягся и, будто моллюск в раковине, спрятался, отвечал односложно. Такой интерес к собственной персоне ему совсем не нравился.
Впрочем, Аристомен палку не перегибал и не строил из себя дознавателя. Не получив прямых ответов, изображал равнодушие, менял тему беседы.
За разговорами пролетело время. До Сидона оставался один переход, одна станция ангарейона, которая за годы своего существования превратилась в постоялый двор.
Когда впереди появилась изгородь, Антенор обратил внимание на сборище птиц, низко круживших чуть в стороне от дороги. Это были падальщики. Он указал на них Репейнику.
— Стервятники, — сказал тот. — Может, скотина пала или волки кого загрызли.
— Тут волки не водятся, — возразил Протей, — скорее гиены или львы.
Антенор непроизвольно потянулся рукой к несуществующей рукояти меча. Протей заметил его движение, усмехнулся.
— Погляди-ка сюда.
Он откинул край циновки, укрывавшей добро артельщиков. Антенор увидел рога лука, укреплённого на… Как же эта штука называется? Македонянин нахмурился, напряг память.
— Это «брюшной лук», гастрафет, — подсказал Протей.
— Слышал о таком, припоминаю, — сказал Антенор, — но вижу впервые.
— В Сиракузах придумали, лет сто назад. Вот эта штука, к которой крепится лук, называется сирикс[21]. А вот в этом пазу ходит диостра,[22] — Протей коснулся зубчатой детали, на локоть торчавшей перед луком, — упираешь её в землю, а сам пузом наваливаешься на сирикс. Он идёт вниз и натягивает тетиву. Руками не натянуть. Ну а потом всё просто. Укладываешь стрелу в желобок, целишься, нажимаешь вот на этот рычаг.
— Хитро придумано, — оценил Антенор.
— Гастрафеты применялись при осаде Тира, Газы и Галикарнаса, — сказал Аристомен, — и такие, и эвтитоны[23] побольше. Неужели не видел?
— Я не был в Тире и Галикарнасе, — ответил Антенор.
Обе повозки остановились возле ворот.
— Прибыли, — сказал Аполлодор.
Навстречу путникам вышел человек, раб хозяина постоялого двора. Аполлодор сказал ему, что путешественники желают переночевать в сём гостеприимном заведении. Раб кивнул, распахнул ворота и показал, где поставить телеги и куда загнать волов.
Багровый диск солнца уже коснулся горизонта. Стремительно сгущались сумерки. Антенор предполагал, что свободных комнат в заезжем доме не найдётся. Ожидал увидеть во дворе под завязку нагруженные купеческие возы и многолюдную компанию внутри, потому был немало удивлён, когда ничего подобного не обнаружилось. А ведь тракт в это время года весьма многолюден. Почему здесь так пусто?
Возле дома, под навесом, располагалась коновязь. Там стояли пять лошадей. И всё. А вместиться могло два десятка.
— Хорошие лошадки, — со странной интонацией проговорил за спиной македонянина Аристомен.
Антенор повернул голову, скосил взгляд на всадника. Тот рассматривал привязанных лошадей и выглядел встревоженным.
— Ты чего? — спросил Антенор.
Тот не ответил, только головой помотал. Антенор пожал плечами и прошёл в дом, следом за артельщиками, которые уже скрылись внутри.
Небольшой обеденный зал заезжего дома был освещён примерно наполовину. Посередине комнаты стоял деревянный столб, поддерживавший крышу. В него был вбит крюк, на котором висел масляный светильник. Ещё один светильник стоял на столе в дальнем от входа углу. Там расположилась какая-то компания, Антенор беглым взглядом насчитал четыре человека. Горел очаг, освещая другую половину зальчика. Рядом с огнём сидели ещё два человека. Раб, выходивший встречать, ворошил кочергой раскалённые угли.
Снаружи холодало, а внутри натоплено жарко, Антенора сразу бросило в пот.
Македонянин сел за стол с артельщиками. Финикиец-паломник разместился за соседним. Приблизился хозяин заведения.
— Почтеннейший, — поинтересовался Аполлодор, — есть ли свободные комнаты?
— Найдутся, — мрачно, совсем не гостеприимным тоном бросил хозяин, — что ещё желают господа?
— А пожевать чего найдётся? — нетерпеливо поинтересовался Багавир.
— Баранина, только что зажарена. Как вас дожидалась. Ячменная похлёбка, остыла уже, но подогреем. Маринованные оливки, — перечислил хозяин.