Осколок Империи

Нивен Ларри

— Пробьют? Наш корпус изготовлен в «Дженерал Продактс»!

— Не забывай, аутсайдеры это знали.

— Мы уже это обсудили.

— Давай обсудим еще раз. Что, если они думали, что нас все равно убьют, если мы не примем нужных мер?

— Дерьмо!

— Они знали, что нас должны убить, когда мы выйдем в космос в скафандрах, или думали, что что-то проникнет внутрь корабля.

— Или и то, и другое. В этом случае скафандры нам ни к чему. Бей, когда в последний раз корпус «Дженерал Продактс» что-то пропустил?

— Я не слышал,

чтобы такое случалось.

— Этого не случалось. Кукольники обещают невероятные деньги в качестве компенсации, если подобное произойдет. А если в результате этого кто-то погибнет, они должны будут заплатить несколько десятков миллионов.

— Ты абсолютно прав. Я дурак. Давай снимай скафандр.

— А ты? — Слон обернулся ко мне.

— Я посижу в скафандре. Ты веришь предчувствиям?

— Нет.

— И я не верю, но вот сегодня поверил.

Слон передернул косматыми бровями и отвернулся к телескопу. Мы находились на расстоянии шести часов полета от безымянной планеты и тормозили.

— Кажется, я обнаружил кратер, — сказал Слон.

— Дай посмотреть, — я взглянул в объектив. — Да, похоже, ты прав. Только он почти сгладился.

Слон отобрал у меня телескоп.

— Он достаточно правильной формы. Что же это как не кратер? Бей, почему он такой размытый?

— Наверное, это межзвездная пыль. Тогда почему здесь нет ни атмосферы, ни литосферы? Кроме того, пыль не бывает такой густой, даже на такой скорости.

— Запиши в…

— Пишу. — Я потянулся за блокнотом.

— Если мы обнаружим еще одну аномалию, я заплачу.

Через полчаса мы нашли жизнь.

К тому времени мы подлетели к планете достаточно близко для того, чтобы включить гравитационный тормоз. Его достоинство в том, что он потребляет очень мало энергии. Он превращает количество движения корабля по отношению к ближайшей значительной массе в тепло, и все, что тебе приходится делать, — избавляться от избытка тепла. Поскольку корпус «МБ» пропускает различные виды электромагнитного излучения (те, которые у различных клиентов считаются видимым светом), для отвода тепла из гравитационного тормоза вывели широкий плоский плавник Он тускло краснел у нас за спиной. Термоядерный двигатель мы остановили, и его белое пламя не мешало нам смотреть назад.

Слон настроил телескоп на максимальное увеличение. Взглянув в объектив, я не сразу понял, о чем он говорит. Передо мной был белый ровный ландшафт, украшенный редкими голубыми пятнами. Я не заметил бы их, если бы не однородность фона.

Вот одно из них зашевелилось. Пусть очень медленно, но оно двигалось.

— В самом деле, — сказал я. — Давай измерим температуру.

Температура поверхности в этой области соответствовала температуре гелия 11. В других районах планеты наблюдалось примерно то же. Протосолнце давало не много тепла, хотя на радиацию не скупилось.

— Это не похоже ни на один из известных мне видов жизни.

— Не знаю, — сказал Слон.

Он смотрел то в телескоп, то на библиотечный экран, на котором светился Сириус VIII.

— В этой книге описано двадцать различных видов гелиевой жизни, и все они выглядят совершенно одинаково.

— Не совсем. Они должны иметь противовакуумные покровы. А эти гранулы…

— Предпочитаю остаться невеждой по этой части, Бей. В этом мире мы все равно не встретим того, что нам известно. Даже семя ракетного дерева взорвется, едва приземлившись здесь.

Я не стал продолжать разговор на эту тему.

Слон еще раз окинул взглядом «свою» планету, отыскивая живые голубые пузыри. Они были великоваты для гелиевой формы жизни, но недопустимо большими не являлись. Во многих холодных мирах жизнь зародилась благодаря особым свойствам гелия 11, но, поскольку гелий не допускает усложнения, дальше амебы эволюция такой жизни не продвигается.

Я отметил одну особенность. Все животные собрались на оборотной стороне планеты по отношению к ее курсу в Галактике. Им не страшен был свет протосолнца, но они, по-видимому, боялись межзвездной пыли.

— Ты обещал заплакать.

— Это не так уж странно. Я подожду.

Прошло два часа.

Плавник-радиатор засветился ярче. Еще более подчеркнутым сделалось скучное однообразие поверхности планеты, к которой мы приближались. Она была видна как диск сквозь носовое окно корабля. Понаблюдав за диском некоторое время, можно было заметить, что он увеличивается. Гравитационному тормозу все равно, каким концом корабль повернут к планете.

— Клубок Ариадны, — сказал Слон.

— Не годится, занято. Это имя носит Бета Лиры 1.

— Тогда Пушечное Ядро.

— Слон, зачем ты сюда прилетел?

Он испуганно посмотрел на меня:

— Что ты имеешь в виду?

— Слушай, я все время был с тобой, но ничего не понял. Ты потратил миллион звезд, чтобы добраться сюда; потратил бы и два, если бы было нужно. Ты мог остаться дома, в Скалистых Горах, с Дайаной, или отправиться к Бета Лиры, это достаточно необычная звезда, к тому же более красивая, чем этот снежный ком. Ты мог развлекаться какими хочешь наркотиками в Крэшлендинге или искать на плато Демонов Тумана. Почему ты полетел сюда?

— Потому что моя цель здесь.

— Что это значит, черт возьми?

— Бей, был такой парень по имени Миллер. Шесть лет назад он поставил на корабле с термоядерным двигателем, потребляющим космический водород, еще один гиперскоростной двигатель, в расчете на то, что станет заряжать его энергией термоядерного, и отправился на край Вселенной. Наверное, он все еще летит. Он будет лететь вечно, если не столкнется с чем-нибудь. Зачем он это сделал?

— Ну, знаешь, я не психиатр.

— Он хотел, чтобы о нем помнили. Через сто лет после того, как ты умрешь, о тебе будет что вспомнить?