Осколок Империи
Шрифт:
Теперь с Детьми Земли было покончено. Со всеми, за исключением одного человека, который, судя по фотографии, был недостаточно стар, чтобы быть опасным. И все же Джезус Пиетро поместил его фотографию на доску объявлений Госпиталя и послал копию в информационную службу с пометкой, что этот человек разыскивается для дачи показаний. И только перед самым рассветом, когда он уже укладывался спать, он внезапно вспомнил, кому принадлежало это лицо. Племянник Мэтью Келлера через шесть лет после того, как он выкинул этот номер с яблочным соком. Теперь он выглядел точно так же, как его дядя.
Дождь прекратился незадолго до
Он проснулся около десяти, испытывая ужасную головную боль. Каждый отдельный мускул его тела болел от длительного бега и от сна на сырой земле. Во рту у него было такое ощущение, как будто весь личный состав Специальной полиции прошел по его языку в потных носках. Он лежал на спине, глядя на темные кроны деревьев, которые его предки называли соснами, и старался все вспомнить.
Слишком много событий для одного вечера.
Образы людей, казалось, столпились вокруг него. Худ, Лэйни, четверо высоких мужчин, парень, который напивался за стойкой бара, смеющийся человек, который крал машины у Экипажа, Полли, Гарри Кейн и еще бесчисленное количество локтей и кричащих голосов неизвестных ему людей.
Никого из них уже не было — ни человека, который оставил на его теле шрам, ни радушного бармена, ни Лэйни. Как он мог потерять Лэйни?
Для него все они исчезли навсегда. Конечно, в течение последующих нескольких лет они могли вновь появиться в виде глаз, кровеносных сосудов, лоскутьев скальпа.
Но сейчас полиция, очевидно, ищет самого Мэта.
Он сел, и это движение отдалось болью во всем теле. На нем не было одежды. Специальная полиция, должно быть, нашла его одежду в комнате Лэйни. Могли ли они понять, что это именно его одежда? А даже если и не могли, то им все равно показалось бы странным, как совершенно голый человек может ходить по открытому пространству. На Земле были специальные разрешения для нудистов, а на Вундерленде такие разрешения были даже не нужны. Но на плато Бета ходить без одежды было запрещено.
Он не мог добровольно сдаться потому, что теперь он никогда не сможет доказать, что он не мятежник.
Ему необходимо было как-то достать одежду, и оставалось надеяться, что его еще не ищут.
Он неуверенно поднялся на ноги, и это снова причинило ему боль. Лэйни, Лэйни в темноте, Лэйни, смотрящая на него в освещенной светом лампы постели. Полли, девушка с секретом. Худ, имя которого было Джейхок. На него накатилась волна дурноты, и его вырвало. Ему удалось остановить спазмы исключительно силой воли. Ему казалось, что в его голове стучит барабан. Он выпрямился и пошел к краю рощи.
Справа и слева, вдоль основания скалы, разделяющей плато Бета и Гамма, росли деревья. Плато Бета находилось наверху, достичь его можно было лишь воспользовавшись мостом, который, должно быть, располагался в нескольких милях слева. Перед ним расстилался луг, на котором паслось несколько овец, а дальше впереди — дома. Дома были во всех направлениях и стояли вплотную друг другу. Его собственный дом находился, очевидно, в четырех милях отсюда. Ему ни за что не удалось бы достичь его незамеченным.
А как насчет дома Гарри? Лэйни сказала, что у них где-то было укрытие. А те, кто ушел перед началом Облавы? Некоторые из них могли вернуться. Они могли бы помочь ему.
Но захотят ли они?
И все же ему придется рискнуть. Ему, наверное, удастся добраться до дома Гарри, если он будет ползти в траве. «Счастье Мэта Келлера» должно помочь ему в этом. До своего же дома он, конечно, не доберется.
Его счастье не подвело его и на этот раз. Странное счастье Мэта Келлера, которое, казалось, помогало ему скрыться, когда он не хотел, чтобы его заметили. Спустя два часа он добрался до дома. Его колени и живот чесались и были зелеными от травы.
Почва вокруг дома была сильно изрыта колесами машин. Должно быть, вся Специальная полиция участвовала в этой облаве. Мэт не заметил часовых, но на всякий случай двигался осторожно, на случай, если они были внутри. Были ли это часовые полиции или Мятежников, его все равно могли застрелить. Хотя, конечно, часовой мог и не выстрелить сразу, потому что ему бы наверняка захотелось сначала задать вопрос типа: «Где твои штаны, приятель?»
Внутри никого не было. Погибшая или спящая глубоким сном семья домашних уборщиков лежала около дверей одной из стен, рядом с их разграбленным гнездом. Погибшие или, скорее всего, отравленные сонным газом. Домашние уборщики не выносили света, они выполняли свою работу по ночам. В ковре зияло отверстие, которое вело сквозь покров травы и пол из архитектурного коралла в хорошо обставленное помещение под землей. На стенах гостиной были видны следы, оставленные осколками бомбы и усыпляющими пулями. Точно такие же следы Мэт увидел и в подвальном помещении, когда спустился вниз.
В подвале не было людей и практически не осталось никакого оборудования. На тех местах, где стояло тяжелое оборудование, были видны глубокие царапины. Особенно там, где аппараты были вырваны и вырезаны с помощью газового резака. В подвале было четыре двери, и все они выглядели ужасно, так как были искорежены взрывом. Одна из них вела в кухню, а две — в пустые складские помещения. Одна из стен была опрокинута, но стоящий рядом с ней предмет был не поврежден. Дыра, образовавшаяся в результате падения стены, была достаточно большой, чтобы вытащить его. Но отверстие в полу гостиной было слишком мало для этого.
Этим предметом была машина. Одна из тех летающих машин, которыми обычно пользовались все семьи Экипажа. Мэту никогда раньше не приходилось видеть ее так близко. И вот теперь она находилась перед ним, рядом с разрушенной стеной. И, казалось, не было никакой возможности вытащить ее из подвала. Что, черт возьми, Гарри Кейн собирался делать с машиной, на которой невозможно было летать?
Может быть, именно в этой машине и крылась причина облавы. Колонистам строго запрещалось пользоваться летающими машинами. Было ясно, что такие машины могут быть использованы в военных целях. Но почему же ее пропажу не обнаружили раньше? Ведь машина должна была уже находиться здесь, когда дом только начинали строить.