Осколок Империи
Шрифт:
— Что уставился? — спросило привидение.
Оно говорило человеческим языком, языком Светца.
Только согласные звучали нечетко: у призрака не было губ.
Он глухо засмеялся:
— Ты меня видишь, правда? Значит, ты скоро умрешь. Если люди меня видят, они вскоре умирают.
— Нет, — прошептал Светц. Ноги старались протолкнуть тело сквозь стену камеры.
— Да что ты на меня уставился? Я не виноват, что у меня такой вид. Это все радиация, — призрак неловко переступил с ноги на ногу. — Как тебя зовут?
— С-светц.
— Позволь
— Боюсь, что это не так. Первым перемещение во времени совершил…
— С моей подачи. И по другому историческому пути — но тупиковому. Тут я виноват. Ты слышал о Карибском кризисе? Тысяча девятьсот пятьдесят восьмой год христианской эры, или семнадцатый год постатомной эры?
— Нет.
— Ты уверен? Мы называем это событие скоротечной войной.
Светц покачал головой. Доктор Рейнольдс устроился на вогнутой стене камеры. Дуло ружья было по-прежнему направлено на Светца. Только на первый взгляд доктор Рейнольдс казался скелетом. Его кости обтягивала белая, как кость скелета, кожа. На шее виднелись трахея, пищевод и бугорки позвонков. Ребра были голые, но грудную клетку заполняла вялая белая масса, которая пульсировала, как легкие. Вместо живота — пустота. Вместо носа и ушей — дыры. О кости таза можно порезаться. Ни волос, ни признаков пола.
— Я плохо говорю, — продолжал Рейнольдс. — Люди, которые слышат и видят меня, вскоре после нашей встречи умирают. Иногда им трудно сосредоточиться: отвлекают болезни, дела, испуг.
— Я умираю?
— Мы это еще обсудим, — хихикнул Рейнольдс.
— Кто ты?
— Призрак. Я сам в этом виноват, но не смейся: это и с тобой могло случиться.
Светц и не думал смеяться.
— Послушай, что я расскажу. Я родился через сто лет после скоротечной войны. К тому времени стало ясно, что человечество вымирает. Слишком много бомб люди взорвали во время войны, в том числе кобальтовых. Уровень радиации оказался слишком высоким. Появилось множество мутантов: больных, бесплодных, не говоря о просто уродливых. Мне еще повезло.
Светц молчал.
— Эх, выбить бы тебе зубы, — продолжал глухой голос. — Да, мне повезло. У меня полноценный мозг. У меня нет половых желез, ну и что? Мое потомство не выжило бы в сложившихся условиях. У меня нет органических повреждений, которые нельзя устранить средствами современной медицины. Я пил таблетки каждый день. Ты поверишь, когда-то у меня было брюшко?
Светц покачал головой.
— Совсем небольшое брюшко, но от него пришлось избавиться. Очень мешало. Мышцы живота не выдерживали вес жира. Странно: жир накапливался только на животе. Вот так: живот и кости.
— А как ты стал призраком?
Рейнольдс засмеялся слабо и глухо.
— Намеренно, и ценой больших усилий. Не один я нас было много. В любом случае мы были обречены. Лучшие умы работали над проектом перемещения во времени. Мы назвали его дубль-проект. Догадываешься, почему?
— Вы хотели переиграть историю?
— Вот именно. Мы не были уверены, что прошлое изменится, если мы сумеем путешествовать во времени, но попробовать стоило. Попытка оказалась успешной. В машине времени помещался один человек и генератор помех. В путешествие отправили меня, потому что во мне было всего пятьдесят фунтов веса.
— Что ты сделал?
— Расстроил системы наводки ракет Союза Советских Социалистических Республик за неделю до кризиса. Русским пришлось убрать ракеты с Кубы. К тому времени, как они отладили системы наводки, конфликт был урегулирован. Они так и не поняли, что произошло, но с тех пор вели себя более благоразумно. Я управлял ракетами по радио. Удостоверился, что меня никто не видит, потому что внешность у меня…
— Вот-вот!
— Ну вот. Потом я решил вернуться домой. Не в мое родное будущее, а в другое — которое я создал. Машина времени не слушалась. Из соображений экономии мы оставили основную часть машины в будущем. Она исчезла вместе с ним. Я бросил машину и пошел сдаваться. Тогда выяснилось, что я сам исчез. Вот так, — заключил Рейнольдс.
Он поиграл ружьем. Под кожей рук зашевелились тонкие нити сухожилий. Длинные ногти были обломаны.
— Мы вернем все на свои места.
— Что-о?
— С помощью твоей машины. Моя машина — призрак, а твоя — настоящая. Мы вернемся в семнадцатый год постатомной эры.
— Это невозможно.
— Иначе я тебя убью.
Светц отнесся к этим словам серьезно. Когда Натаниэль Рейнольдс представился, Светц перестал принимать его за нечистую силу, но он был убежден, что костлявый физик не в своем уме.
— Ты меня не понял, — пояснил он. — Это не машина времени, а камера расширения — та ее часть, которая совершает перемещение. Прежде чем отправить меня в прошлое, техники должны доставить меня в Центр управления — в будущее.
— Ты лжешь!
— Нет, Рейнольдс, здесь нет органов управления, только кнопки для подачи двоичных сигналов, по которым техники определяют, в каком направлении следует перемещать камеру. Сейчас камера может двигаться только вперед.
— Я тебе верю, — протянул Рейнольдс, — но все-таки убью, если кто-то из нас не найдет какой-нибудь выход.
— Ты с ума сошел! Зачем тебе твое отравленное будущее?
Скелет щелкнул зубами. Красный рот неприятно контрастировал с белизной кожи.
— Светц, ты забыл спросить, когда я стал призраком.
— Когда?
— Я не могу определить. Я привязан к семнадцатому году постатомной эры. Для меня время остановилось через восемь месяцев после Карибского кризиса. Это было, наверное, тысячу лет назад, а может больше. Ты можешь представить себе что-нибудь более страшное, чем замершее время? Люди как статуи. Голуби, пригвожденные к небу. И я замер. Я не старею, не испытываю голода. Сквозь меня проходит солнечный свет. Видишь, какая у меня белая кожа? А умереть я не могу. Я ненастоящий. Если бы не машины времени, я сошел бы с ума гораздо раньше.