Осколок в форме сердца
Шрифт:
– Располагайтесь в комнате, я сейчас! – крикнула мужикам.
Васильев усадил сына на диван, приказал не двигаться и пошел к Ольге.
– Женя, ты сдурел? – наткнулся он на вопрос и твердый взгляд серых широко раскрытых глаз.
– Почему сдурел? – опешил Васильев, закусил ус и потупился.
– Ты что – не понимаешь? – Ольга отвернулась и стала смотреть на синее шумящее пламя. – Вы, мужики, – как дети…
– Все равно наши с тобой отношения для Саньки секретом не будут, – пустился в объяснения Женька.
– Да разве
– Ну, не знаю. Как-то само собой вышло. – Васильев опустился на стул. – Может быть, Саньку когда-нибудь заберем и вместе жить будем.
– Господи, какой ты дурак! Какая из меня мать, если к тому же у него родная есть?! – Ольга продолжала смотреть на пламя, помолчала и добавила: – Вернее, ты не дурак. Ты просто еще не определился. У тебя в голове и в душе – кавардак, поэтому и делаешь глупости. Поэтому и от жены сейчас не ушел, а ребенка сюда привел, чтобы передо мной оправдаться…
Васильев уперся локтями в колени и обхватил свою седеющую голову. Так и сидел, слегка раскачиваясь, пока из комнаты не причапал уставший от одиночества и никому не нужный Санька.
– Что, скучно тебе там одному? – сразу отреагировала на его появление Ольга. – Потерпи немножко. Сейчас мы будем чай пить с вареньем. Ты какое любишь варенье?
– Не знаю, – устало выдохнул мальчик и прижался к отцу, поглядывая на Ольгину обрубленную ногу.
– Абрикосовое будешь есть?
– Буду, – от робости согласился Саша.
– Может, я в магазин схожу – куплю что-нибудь к чаю? – очнулся Васильев.
– Я с тобой, – заволновался мальчик.
– Да сиди уж! Не напрягай никого, – сдерживая раздражение, осадила Женю Ольга и тут же стала заговаривать ребенка: – Тебя как зовут?
– Саша.
– А ты музыку любишь?
– Я мультики люблю.
– Ну, пойдем, включим телевизор. Может быть, там мультики идут. – И заковыляла в комнату, увлекая за собой маленького, слегка перепуганного гостя.
Васильев остался курить на кухне и переваривать Ольгин анализ своего внутреннего состояния.
В комнате мультиков не было. Был серьезный разговор.
– Ты смотришь на мою ногу… такую необычную, да? – спросила Ольга и почувствовала комок в горле.
– Ага, – признался Саша.
– Ну, видишь, она оторвалась, и я теперь без нее живу.
– А новая нога не вы’астет?
– Нет, не вырастет.
– А где она?
– Нога?.. На войне осталась.
– И что, она тебе больше не нужна?
– Почему не нужна? Еще как нужна. – Ольга теребила руками халат, не зная, куда спрятать свой обрубок от детского пристального взгляда.
– Почему же ты ее с собой не заб’ала?
– А зачем?
– Ну, как-нибудь бы ее п’иклеила и ходила бы хорошо, как все люди, – посоветовал мальчик.
– Не приклеивается, – улыбнулась только губами женщина.
– А как же ты будешь себе туфли покупать? Ведь туфли поодиночке не п’одаются, – прозвучал неожиданный вопрос.
– В самом деле, – впервые задумалась Ольга, – как же я буду себе туфли покупать? – и поняла, что не готова к новой жизни.
– И носки не п’одаются… поодиночке, – добавил ребенок.
– Не продаются, – согласилась женщина. И тут же вспомнила дурацкую присказку: – Хорошо тому живется, у кого одна нога. Тому пенсия дается, и не надо сапога. – И попыталась засмеяться, но не получилось.
– Тетя, а тебе больно? – спросил мальчик, сообразив, что лицо женщины выражает не веселье, а страдание.
– Больно, Саша. Так больно, что ты даже себе не представляешь. – Ольга опустила глаза.
– А ты в’ача вызови. Он тебе даст таблетку, и все п’ойдет. Не будет больно.
– Не поможет врач, Саша, – замотала головой Ольга, не поднимая взор, – не поможет.
– А ну кончай глупые вопросы задавать! – обрубил разговор Васильев.
Он вошел в комнату с большим подносом, уставленным дымящимися чашками и блюдцами с вареньем.
Разговора больше не получилось. Чай пили молча, в напряженной тишине, нарушаемой изредка лишь звяканьем ложечек о стенки чашек…
– Ты жди меня, – уже за порогом тихо сказал Женя, – я ребенка верну туда, где взял, – и выстроил улыбку.
– Я ждать тебя не буду, – так же тихо, чтобы не слышал мальчик, произнесла Ольга. – Но если придешь, выгонять не стану только в том случае, если все решишь окончательно. Ты понял?
– Я решу.
– Что бы ты ни решил, я все пойму. Но только не разрывайся на две части. Я этого больше просто не выдержу. – Она захлопнула дверь и пошла допивать коньяк.
По дороге домой Васильев долго и сильно переживал. Ничего хорошего из его визита с Санькой не вышло. Разве только время удалось потянуть. «Но чего я, собственно, ожидал? – задал сам себе риторический вопрос. – Только ситуацию усложнил…» Затем, сгорая от стыда, попросил:
– Сынок, знаешь, ты пока не говори маме, что мы были у этой тети. Хорошо?
– Хорошо. А почему?
– Ну, мама будет волноваться, может быть, даже заругает нас…
Васильев не знал, что его неугомонная Нинка не просто волновалась. Она решила не сдаваться и подняла на ноги всех своих подруг и знакомых, кто работал в госпитале или был хоть как-то связан с ним, и узнала о своей сопернице все или почти все: должность, стаж работы, семейное положение, подробности ранения, внешний вид, характер и даже кое-что о первом муже. Ну, и конечно же, домашний адрес. «Ростов – город маленький, несмотря на почти полтора миллиона населения», – лишний раз убедилась Нина и почему-то успокоилась. Неизвестность тревожила ее, полная ясность – наоборот.