Осколок в голове
Шрифт:
– Мне нечего отдать эмиру, – равнодушно произнес Хасим. – В Ургенче он и так забрал у меня все, что я имел тогда.
– Вот именно! – радостно воскликнул Джанибек, будто услышал подтверждение своих слов. – Если бы ты предварительно отдал ему четверть, как поступили некоторые дальновидные, то тебя бы не тронули люди Тимура.
Хасим был согласен с Джанибеком, но сейчас его волновали не события прошлых лет, а новые проблемы. Ему надо было выйти из города до приезда Тимура и сделать это так, чтобы никто не догадался, что он держит путь в Золотую Орду.
К вечеру эта непростая задача еще больше усложнилась.
Хасим занервничал. Что он скажет, если проверят груз? Но отступать было некуда. Чтобы спасти сына, он должен был добраться до Сарая и привезти порох. Надо было действовать активно.
Хасим быстро, не торгуясь, продал местному купцу весь товар кроме пороха, а также уступил Джанибеку за полцены освободившихся верблюдов. С оставшимися верблюдами и самыми верными людьми вместе с преданным Шакеном он решил выйти из города ночью, держа направление на юг. А потом, скрывшись из виду, сделать большую петлю по пустыне и вновь выйти к водам Сырдарьи уже севернее Туркестана. Там людей Тимура еще не было.
К середине ночи торопливые сборы закончились. Все верблюды и погонщики стояли, готовые выйти в путь. Только Шиха, навьюченная двумя мешками с порохом, отказывалась подниматься на ноги. Двое погонщиков пинали и хлестали ее, применяя самые болезненные приемы, но верблюдица, закрыв глаза, неподвижно сидела на коленях и равнодушно терпела удары.
Хасим решил, что тяжкое ранение в голову все-таки подействовало на старую Шиху, и она отходит в мир иной. Он пожалел, что не продал ее несколько часов назад хоть за какие-нибудь деньги. Купец велел срочно переложить мешки на других верблюдов. Шиха распахнула большие глаза, скользнула мутным взглядом по злому лицу Хасима и равнодушно прикрыла веки, словно погружаясь в сон.
Оставшиеся верблюды по двое тронулись в путь. Хасим велел двигаться малыми группами, соблюдая интервалы, словно они переходят из одной части караван-сарая в другую. Все шли тихо и осторожно, но только выбрались за пределы города и расположившихся вокруг воинских биваков, как из темноты выехали вооруженные всадники.
– Кто такие? Куда держим путь? – спросил старший дозорного отряда на переднем коне.
– Купец из Самарканда, еду домой, – стараясь быть невозмутимым и сознательно не упомянув своего имени, бодро ответил Хасим.
– Возвращайся назад! Ночью въезд и выезд из города запрещены!
– Я понимаю, – вежливо улыбнулся Хасим, – но я долго странствовал и хочу быстрее увидеть семью. Хорошие люди всегда между собой договорятся.
Хасим достал мешочек с монетами и пошевелил пальцами. Послышался приятный перезвон. Командир ночного дозора с минуту раздумывал, но потом строго приказал:
– Возвращайся назад, купец! – И, словно оправдываясь, добавил: – Не время сейчас для договоренностей. Ждем великого эмира Тимура.
– А может, все-таки? – Хасим приподнял мешочек на уровень глаз.
– Возвращайся назад, я сказал! – грубо крикнул командир и потянул руку за саблей. Он был зол на купца, потому что знал, что теперь целый день будет жалеть об этом мешочке с монетами.
К Хасиму подъехал Шакен, и, незаметно для военного, но многозначительно взглянув на купца, положил ладонь на эфес сабли. Его решительный взгляд ожидал команды господина. Хасим вспомнил про «дракончика», один раз уже выручившего их. Но применять его здесь, где совсем рядом горят костры, вокруг которых собрались тысячи воинов, было полным безумием.
Хасим отрицательно качнул головой Шакену и повернул верблюда назад в город.
ГЛАВА 22
Душа мертвеца
Петелин сначала не понял, кого он увидел.
В окно правой двери заглядывал всего один глаз – пытливый и озорной. Верблюжонок удовлетворил свое любопытство, и его морда проследовала дальше. Вслед за верблюжонком вдоль окна проплыли коричнево-оранжевая шея и туловище большого животного. Рослая верблюдица остановилась, повела носом, вдыхая воздух, и пристально, свысока посмотрела прямо в глаза майору через открытый проем с откинутым лобовым стеклом.
Майор не смог вытерпеть этот взгляд. Он слепо скользнул по белым горбам верблюдицы и пугливо огляделся, ожидая увидеть рядом человека. Но никого не было. Верблюды были одни.
«Чертовы верблюды, как напугали. Да заводись же ты скорее», – взмолился Петелин и нервно дернул два раза подряд ключ зажигания. Что-то внутри автомобиля сцепилось как надо, и двигатель загудел, быстро набирая обороты. Не дожидаясь прогрева мотора, майор газанул на полную мощность и резко тронулся.
Отъехав от злополучного места, он увидел в боковом зеркале, как что-то блеснуло позади рядом с могилой. Петелин затормозил, не заглушая двигателя. Опасливо вернулся пешком. Пальцы подхватили пустую бутылку из под «Охотничьей». Выпала. Хорошо, что заметил, подумал он, хваля себя и успокаиваясь. Еще раз оглядел место, снял куртку и, заметая ею следы от колес, попятился к машине.
Через полчаса он уже выруливал на дорогу. Руль приятно охлаждал свежие мозоли на ладонях, полученные во время ночного копания. По пути он подобрал одного убитого сайгака. И так противно ему было тащить это мертвое тельце с кровавой раной и подтеками застывшей крови, что даже тошноту почувствовал. Больше ничего подбирать не стал, стараясь поскорее уехать.
На подъезде к железнодорожной станции Петелин непроизвольно сбросил скорость. Та уверенность, которую он внушал себе в ночной степи, разом начала испаряться. Здесь ему в лицо будут смотреть другие люди. Он должен будет разговаривать, улыбаться, делать вид, что ничего не произошло, что он слыхом не слыхивал, куда делся Мартынов. А вдруг кто-нибудь из них догадается, что он убийца?
Страх и раздражение холодными змейками заползли под рубашку. Нет, это просто утренний ветер, хлещущий по телу, успокоил себя майор, ведь он даже лобовое стекло не прикрутил.
Продрогший Петелин остановил машину привинтил раму со стеклом и тронулся дальше. Теплее ему почему-то не стало. Одно хорошо, ветер выдул засевший в салоне запах пороха.
Подъехав к станции, он свернул к домику Купчихи. После всего пережитого страшно хотелось выпить.
– Какой начальник пожаловал! – привычным возгласом встретила его Купчиха. – Употел бедный, всю ночь кого-то ворочал, да?