Осколок Вселенной [Песчинка в небе]
Шрифт:
Но сами шахматы, старые и неизменные, были все те же, и Грю со Шварцем сыграли уже пятьдесят партий своего турнира.
Шварц, начиная играть, едва знал, как надо ходить, и проигрывал все первые партии. Потом стал проигрывать реже. Грю ходил теперь медленно и осторожно, в промежутках дымя трубкой так, что в ней оставался один пепел, но все чаще терпел поражение, ворча и бранясь при этом.
В этот раз Грю играл белыми и уже поставил пешку на е4.
– Ходи, – кисло поторопил он Шварца, зубами стиснув мундштук трубки и не сводя глаз с доски.
Начинало смеркаться.
Играли они на «ночной» доске, которая светилась в темноте синими и оранжевыми квадратами. Фигуры из красной глины, днем неказистые, ночью преображались. Одни светились кремовой белизной, холодные и блестящие, будто фарфоровые, другие искрились красными огоньками.
Первые ходы были сделаны быстро. Королевская пешка Шварца выступила навстречу врагу. Грю пошел конем на f3, Шварц – на сб. Белый слон переместился на b5, и шварцевская пешка а7, передвинувшись на одно поле, прогнала его на а4. Шварц перевел своего другого коня на f6.
Светящиеся фигуры скользили по доске будто сами собой, как заколдованные, – пальцев не было видно в темноте.
Шварцу было страшно. Может быть, сейчас выяснится, что он сумасшедший. Но будь что будет – он должен наконец узнать. И он выпалил:
– Где я нахожусь?
Грю взглянул на него, решительно двигая своего коня на с3, и переспросил:
– Чего?
Шварц не знал, как сказать «страна» или «государство», и спросил:
– Что это за мир? – и поставил своего слона на е7.
– Земля, – кратко ответил Грю и картинно сделал рокировку: сначала передвинул высокого короля, потом перенес через него приземистую ладью.
Ответ был совершенно неудовлетворительный. Шварц перевел для себя как Земля, но ведь любая другая планета – это «земля» для тех, кто на ней живет. Он передвинул пешку b7 на два поля, и слону Грю снова пришлось отступить, на этот раз на bЗ. Потом Шварц и Грю поочередно переставили свои пешки d на одно поле, освободив слонов для сражения в центре доски, которое скоро должно было развернуться. Шварц спросил как можно небрежнее:
– А который у нас год?
И тоже сделал рокировку.
Грю недоуменно помолчал.
– Что это на тебя сегодня нашло? Играть не хочешь, что ли? Ну, если тебе от этого легче, то восемьсот двадцать седьмой Г. Э., – саркастически добавил он, хмурясь над доской, и со стуком поставил коня на d5, предпринимая первую атаку.
Шварц быстро увернулся, противопоставив ему коня на а5. Борьба пошла всерьез. Грю взял конем шварцевского слона; который взвился вверх, сверкнув красным огнем, и со стуком упал в коробку, где будет лежать, как павший воин, до следующей игры. Но черная королева тут же расправилась с белым конем, атака Грю захлебнулась, и он отвел оставшегося коня в тихую гавань el, где тот был сравнительно бесполезен. Конь Шварца повторил первый размен, взяв слона, и в свою очередь пал жертвой пешки
Снова настала пауза, и Шварц вкрадчиво спросил:
– А что такое Г, Э.?
– Что? – сварливо переспросил Грю. – А, ты все про то же? Что за дурацкие… ладно, я все забываю, что ты и говорить-то выучился всего месяц назад. Но ты способный. Правда, не знаешь? Ну, сейчас восемьсот двадцать седьмой год Галактической Эры – вот тебе и Г. Э. Восемьсот двадцать седьмой год от основания Галактической Империи, от коронации Франкенна Первого. А теперь ходи, сделай милость.
Шварц, охваченный безумной тоской, сжал в кулаке коня, которым собирался пойти.
– Минутку, – сказал он и поставил коня на d7. – Тебе о чем-нибудь говорят слова: Америка, Азия, Соединенные Штаты, Россия, Европа…
Трубка Грю тускло вспыхнула в темноте красным, и его легкая тень упала на светящуюся доску, точно он был призрак, а шахматы – живые. Он, должно, быть, мотнул головой, но Шварц этого не видел, да и нужды не было. Он так же ясно слышал отрицательный ответ, как если бы Грю произнес его вслух. Он попытался еще раз.
– Не знаешь, где можно взять карту?
– Нету никаких карт, – проворчал Грю, – разве что в Чике можно достать, рискуя головой. Я не географ, и слов, которые ты назвал, тоже никогда не слышал. Это имена, что ли?
Рискуя головой? Почему? Шварца пронзил холод. Значит, он совершил преступление, и Грю об этом знает?
– В Солнечной системе девять планет, да? – нерешительно спросил он.
– Десять, – твердо ответил Грю.
Шварц колебался. Может, открыли еще одну, а он и не слышал? Тогда почему слышал Грю? Посчитав на пальцах, он спросил:
– А у шестой планеты кольца есть?
Грю медленно двигал пешку f через два поля, и Шварц незамедлительно ответил тем же.
– У Сатурна, что ли? Конечно, есть.
Грю размышлял. Он мог сейчас взять или пешку f5, или пешку е5, но последствия выбора были ему не совсем ясны.
– И астероидный пояс есть – такие маленькие планетки между Марсом и Юпитером? То есть между четвертой и пятой планетой?
– Есть, – проворчал Грю. Он снова разжег трубку и лихорадочно обдумывал свой ход. Шварц чувствовал его мучительные сомнения, и это раздражало его. Теперь, когда он уверился, что живет на Земле, игра совершенно перестала его интересовать. В голове у него роилось множество вопросов, и один выскочил наружу:
– Так ваши книгофильмы говорят правду? Существуют и другие миры? Населенные миры?
На этот раз уже Грю поднял голову и вперился в темноту.
– Ты серьезно?
– Они есть?
– О, Небо! Ты, кажется, и вправду не знаешь. Шварц почувствовал себя униженным, обнаружив свое невежество.
– Пожалуйста, скажи.
– Конечно, миры существуют. Миллионы миров! У каждой звезды, которую ты видишь, есть свои миры, а большинство из них тебе не видно. И все они входят в Империю.
Где-то внутри у Шварца отдавались слабым эхом веские слова Грю, искрами разлетавшиеся по всему мозгу. Внутреннее его зрение с каждым днем улучшалось – может быть, вскоре он будет слышать слова, даже когда собеседник их не произносит?