Осколок Вселенной [Песчинка в небе]
Шрифт:
Смеркалось. Подул прохладный ветерок. Как всегда, это казалось Шварцу неправильным. Насколько он мог судить, сейчас стоял декабрь, и закат в половине пятого как раз соответствовал этому месяцу, но налетевший ветерок никак не походил на суровую среднезападную зиму.
Шварц рассудил, что климат стал таким мягким потому, что планета (Земля?) уже не зависит от солнца. Радиоактивная почва сама излучала тепло – на площади в квадратный фут это не было бы заметно, но миллионы квадратных миль делали свое дело.
В
– Эй, парень! – окликнул пронзительный гнусавый голос.
Шварц застыл на месте. И медленно, всем телом, обернулся назад. К нему шел человек небольшого роста, он махал рукой, что было трудно разглядеть в потемках. Он приближался не торопясь. Шварц ждал.
– Здорово. Рад тебя видеть. Не очень-то приятно переть по дороге в одиночку. Можно я пойду с тобой?
– Здравствуйте, – безжизненно ответил Шварц. Да, Образ тот самый. Преследователь. И он ему знаком. Как-то связан с туманными воспоминаниями о Чике. Преследователь тоже явно узнал его.
– Слушай, я ж тебя знаю. Точно. А ты меня не помнишь?
Трудно сказать, поверил бы прежний Шварц в искренность этого человека или нет. Теперешний же Шварц смотрел сквозь тонкую синтетическую пленку слов в глубины Образа, который говорил – кричал – ему, что этот остроглазый человечек с самого начала знал, кто такой Шварц. Знал и держал для него наготове смертельное оружие.
Шварц покачал головой.
– Ну как же! В универмаге-то? Я тебя тогда увел. – Он согнулся пополам в приступе деланного смеха. – Они думали, у тебя лучевая лихорадка. Ну, ты ж помнишь.
Шварц помнил, но очень смутно. Этот человек, а потом еще люди, которые сначала их задержали, а потом расступились перед ними.
– Да, – сказал он. – Рад вас видеть.
Не слишком блестящий ответ, но Шварц не был способен на большее, да и собеседник как будто не возражал.
– Меня зовут Наттер, – представился он. – Тогда нам не удалось поговорить – обстановка была уж больно напряженная. Хорошо, что снова встретились. Дай пять.
И он сунул Шварцу влажную руку.
– Шварц, – сказал тот, едва коснувшись его ладони.
– Что это ты пешком? Идешь куда?
– Да так…
– Гуляешь? Я тоже. Круглый год гуляю, это здорово проветривает старую рухлядь.
– Что?
– Ну, жить становится охота. Воздухом дышишь, кровь играет. Вот сегодня далековато зашел, а ночью неохота шагать одному. В компании всегда лучше. Ты куда направляешься?
Наттер спрашивал это уже во второй раз, и Образ показывал, что ему очень важно это знать. Шварц понимал, что недолго сможет уклоняться от ответа – Образ был очень настойчив. А лгать бесполезно: Шварц недостаточно хорошо знал этот мир, чтобы лгать.
– В больницу, – сказал он.
– В больницу? В какую больницу?
– В Чике, я там лежал.
– А,
– К доктору Шекту, – сказал Шварц. – Вы его знаете?
– Слышал. Большая шишка. Значит, ты болен?
– Нет, но мне велели иногда показываться.
Кажется, убедительно звучит?
– Что ж ты пешком? Почему он не пришлет за тобой машину?
Видимо, неубедительно.
Шварц ничего на это не ответил – замкнулся, как устрица. Но Наттер не сдавался.
– Слушай, друг, давай я закажу такси из города. Как встретится коммуникатор, пусть выезжает нам навстречу.
– Коммуникатор?
– Ну да, Они тут по всей дороге. Да вот и он. Наттер сделал шаг в сторону, и Шварц вдруг весь подобрался.
– Стой! Ни с места.
– Что это тебя укусило? – холодно произнес Наттер.
Шварц быстро заговорил, едва управляясь с новым языком:
– Надоело мне притворяться. Я тебя знаю и знаю, что ты собираешься делать. Сейчас позвонишь и скажешь, что я иду к доктору Шекту, и они пришлют за мной машину. А если я попытаюсь уйти, ты меня убьешь.
Наттер нахмурился и сказал:
– Вот уж что верно, то верно. – Эти слова не предназначались для ушей Шварца, но плавали на самой поверхности Образа. Вслух он произнес; – Что-то я вас не пойму, господин. Мудреное что-то говорите.
А сам отступал назад, и рука его тянулась к бедру. Шварц выйдя из себя в ярости замахал руками.
– Оставь меня в покое, что тебе надо? Что я тебе сделал? Уйди! Уйди!
Его голос сорвался, лоб собрался в морщины от ненависти и страха перед тем, кто следил за ним и был так враждебно к нему настроен. Волна эмоций накатила на чужой Образ, стремясь смыть его, избавиться от него…
И он исчез. Исчез без следа. Пришло мгновенное ощущение невыносимой боли, но испытал ее не Шварц, а его враг. А потом все: Образа не стало, Как будто бессильно разжался крепко стиснутый кулак.
Скрюченный Наттер валялся на темной дороге. Шварц осторожно подошел к нему. Наттер был маленький, и его легко было перевернуть. С лица не сходило запечатлевшееся на нем выражение муки. Шварц нащупал сердце, оно не билось.
Он выпрямился в ужасе от себя самого.
Он убил человека!
А потом нахлынуло изумление.
Ведь он его и пальцем не тронул! Он убил его одной только ненавистью, нанеся каким-то образом удар по его Образу в своем мозгу.
Кто знает, на что еще он способен?
Шварц быстро принял решение, обшарил карманы мертвеца, нашел там деньги. Они ему пригодятся, Потом оттащил труп в поле, в высокую траву.
Он шел еще два часа, и никаких Образов больше не появлялось.
Заночевал он в открытом поле и утром, прошагав еще два часа, дошел до окраины Чики.
Она казалась Шварцу просто деревней по сравнению с тем Чикаго, который он помнил. Прохожих на улицах было еще мало, однако многочисленные Образы сразу заполнили мозг. Шварца это и удивляло, и сбивало с толку.