Осквернитель
Шрифт:
– Не очень понимаю, как он связан со Сквернословами, – засомневался я, возвращая куратору листы.
– Его изыскания соответствуют интересам секты.
– Какие еще изыскания?
– Последние годы он до срока вынимал новорожденных из чрев рожениц. Сильно раньше срока. И заметь: интересовали его исключительно павшие девки, в душе которых всегда полно Скверны.
– Изучал, как Скверна передается по наследству? – насторожился я.
– Мы подозреваем, что так, – подтвердил мою догадку куратор. – Младенец, находящийся в чреве матери, особенно
– Беглец искал пути обретения силы?
– Несомненно, – кивнул отец Доминик и достал матерчатый мешок: – Снимай все ценное.
Я с печальным вздохом вытащил кошель и кинул его в мешок. После избавился от ножей, карманных часов и дорогих запонок, подумал и передал монаху трость со скрытым клинком.
– И все же, чего вы хотите от меня?
– Найди хоть что-нибудь, – потребовал куратор. – Хоть какую-нибудь зацепку. И не волнуйся, через пару дней я вытащу тебя оттуда.
– Почему бы мне не заглянуть в «Тихое место» в образе экзорциста? – спросил я, хватаясь за последнюю соломинку.
– Там сейчас не протолкнуться от моих братьев, – отрезал отец Доминик. – Ищут следы потустороннего воздействия. Им ни слова – понял? Ни при каких обстоятельствах ты не должен себя раскрывать. С недавних пор инициатива у нас наказуема, да ты и сам это знаешь. Ведь знаешь?
– Знаю, – вздохнул я и уточнил: – А какая гарантия, что меня поместят в нужную камеру?
– Она ближайшая свободная.
– Ближайшая?
– Там поймешь, – отмахнулся куратор и в очередной раз напомнил: – Если разберешься в этом деле первым, мы окажемся на коне.
– А если – нет?
– Пути Святых неисповедимы. Не подведи меня, Себастьян.
– Да уж постараюсь, но мне понадобится кое-что взамен.
– И что же?
– Я хочу увидеться с Бертой.
– Нет! – сказал отец Доминик как отрезал.
– Это не обсуждается.
– Это и в самом деле не обсуждается! – чуть ли не прорычал куратор. – Ты не представляешь, каких усилий мне стоило добиться заключения ее под домашний арест! Ее ведь в монастырь отправить собирались! В закрытый монастырь, если тебе это о чем-нибудь говорит. Так что не раскачивай лодку, как бы только хуже не стало.
– Просто подумайте об этом. Хорошо?
– Подумаю, – с печальным вздохом пообещал отец Доминик.
– Вот и замечательно.
Тут карета остановилась у перекрытой воротами арки, и к нам заглянул один из карауливших неприметный с виду особняк гвардейцев. Сыщик с красной повязкой на левом плече протянул ему документы, что-то пояснил и указал кучеру на распахнувшиеся ворота:
– Давай!
Мы проехали в небольшой внутренний дворик, дверца кареты распахнулась, и все тот же сыщик скомандовал:
– Руки за спину! – Отца Доминика он будто вовсе не заметил.
Я выполнил это распоряжение, и запястья немедленно оказались стянуты шершавым шнуром.
– На выход!
Все здесь буквально дышало историей. Не приходилось нисколько напрягать воображение, чтобы представить, как по грязно-красному, будто облитому кровью, граниту идут опальные герцоги, проворовавшиеся вельможи, высокородные убийцы и даже князья Церкви. Идут, чтобы сгинуть без следа, чтобы никто о них больше не услышал.
Это место вовсе неспроста именовалось «тихим».
Сбежать отсюда? Вздор!
Даже если удастся заморочить головы тюремщикам, остаются еще гвардейцы.
– Двигай! – подтолкнул меня в спину сыскарь.
Мы подошли к железной двери, ее немедленно приоткрыли, запуская нас внутрь. И там уже – никаких гвардейцев. Встречали постояльцев трое тюремных охранников, старший смены и подошедший некоторое время спустя надзиратель.
Именно он изучил документы о заключении под стражу и провел меня во внутреннее помещение, где скучали двое громил. Один из них тут же стиснул мое плечо и прогундосил:
– Не создавай проблем, и с тобой все будет хорошо. – После чего уточнил: – Все понял?
– Да, – кивнул я.
Охранник притянул меня к себе и с довольным видом осклабился.
– Еще раз откроешь пасть без разрешения, пожалеешь! – предупредил он. – Усек?
На этот раз я кивнул молча.
– Идемте! – поторопил нас надзиратель и первым зашагал по темному, без единого окошка и светильника коридору.
Мы двинулись следом, и мысленно я сделал себе зарубку: «семь».
В тюрьмах все подчинено строгому распорядку и ничего обычно не меняется. Если принимают нового постояльца семь человек, то и, когда он шествует на выход, видят это по меньшей мере семеро.
Надзиратель и двое охранников, старший смены и трое караульных.
Но стоило только нам пройти в следующее помещение, и мое «как минимум» сразу подскочило до десяти человек: у винтовой лестницы, ведущей в тюремный подвал, дежурили сразу трое тюремщиков. Еще двое обнаружились внизу, итого – дюжина.
Выходит, отец Доминик был абсолютно прав, утверждая, что никто из служителей даже за очень большие деньги не согласится вывести арестанта на волю.
Вскоре мы уперлись в перегородившую коридор решетку; в небольшом закутке на той стороне двое охранников перекидывались в картишки, один из них отвлекся отпереть дверь и вернулся к игре, но стоило нам только повернуть налево, как он немедленно высунулся из караулки и окликнул надзирателя:
– Вы куда?
Тот обернулся и недоуменно приподнял брови:
– Регистрировать, само собой!
– Да они внизу все.
– И комендант?
– Все.
Надзиратель беззвучно выругался и развернул нашу процессию в противоположном направлении.
– Сейчас досмотрим и на постой определим, – сообщил он подчиненным столь обыденно, словно речь шла о выделении комнаты в странноприимном доме, – а потом уже оформим.
– Слетелось стервятников… – пробурчал тогда охранник, явно имея в виду нагрянувших с проверкой следователей надзорной коллегии, чинов главного тюремного департамента и экзорцистов, но развить мысль не успел.