Ослепительные дрозды (Черные яйца)
Шрифт:
— Кто-кто? — спросил доктор Ленько.
— Глаша… Горничная их. Вот плывет она этаким лебедем по столовой, а в руках… В руках — котел с кашей гречневой… А Ульяновы — сидят, ждут, когда Глаша их обслужит… И она обслуживает — сначала Илью Александровича, потом Сашу. Потом… А, вообще-то я…
Тут Огурцов почувствовал, что сейчас, когда он дошел до Володи, очень легко может съехать к изложению вызубренных симптомов маниакально-депрессивного психоза, но Ленько был специалистом опытным и не дал пациенту опуститься до скучного
— Ладно, ладно, — спокойно заметил доктор Ленько. — Ничего такого с вами особенного не происходит. Ну, не нравится институт. Большое дело. Уходите. Идите в армию.
— Да какая, к черту, армия? — вскричал Огурцов. — Вы можете, хотя бы на секунду, представить себе Володю Ульянова в армии?
— Нет, — често ответил доктор Ленько.
— Хорошо. Уже лучше, — заметил Огурцов. — А Сашу?
— Какого Сашу? — растерянно спросил врач.
— Ну, Ульянова, — входя во вкус начал заводиться Огурцов. — Ульянова Сашку! В армии! В казарме! Носки стирающего дедам! В красном уголке, зубрящим устав вы можете себе его представить?!
Огурцов не собирался говорить об армии столь эмоционально, он вообще не собирался о ней даже упоминать.
— Так какая же, какая же, к черту армия, в таком случае, — крикнул Огурцов, понимая, что сейчас его отправят из спасительного кабинета восвояси.
— Обычная, — спокойно ответил Ленько. — Обычная армия. Советская. Все служат. А что такое?
— Да не могу я в армию, — окончательно утратив контроль над собой, как-то плаксиво почти прошептал Огурцов. — Что вы? В армию… Я там вообще сдохну. Я и погон-то не различаю… Кто там унтер-офицер, кто штабс-капитан….
— Выучат, — заметил доктор.
— Ну, допустим. Но, как же я, пардон, простите за выражение, по большой нужде буду в ров ходить? Вернее, орлом сидеть? Я не неженка, поймите меня правильно, но не могу я это… как сказать… Публично испражняться. И вообще…
— Что — «вообще»?
— Вообще мне люди… Меня люди…
— Раздражают?
— Ага. Даже очень. Иногда просто противно… Вот и Володя Ульянов…
— Так-так. С этим понятно, — зевнув, сказал доктор Ленько. — А дома как дела?
— В каком смысле?
— Ну, родители, обстановка? Ладите?
— Отца нет, — ответил Огурцов. — Умер, когда мне шесть лет было. Мама учитель. Но я редко дома бываю…
— Что так? Проблемы?
— Да нет. Просто мы с ней разные люди. Как Володя с Сашей…
— Ладно, про Володю с Сашей мы уже слышали. Так что ты от меня-то хочешь, — Ленько заглянул в карточку, лежащую перед ним на столе, — Саша? Что ты хочешь от меня?
— Того же, что Саша Ульянов хотел от всех. От всех людей на земле… Помощи.
— Какой помощи?
— Хочу… Поправиться. Саша, вот, тоже хотел, да не дали ему. Не успел…
— А ты чувствуешь себя больным?
Огурцов уставился в пол. Он не мог найти нужных слов. Все то, что он представлял себе, когда шел в диспансер «сдаваться», как принято было говорить среди его знакомых, оказалось пустыми фантазиями. Кажется, этот ушлый доктор раскусил его еще в тот момент, когда Огурцов только открыл дверь кабинета. Конечно. Не он первый, не он последний. Сколько уже «закосило» армию «сдавшись в дурку», сколько еще придет сюда молодых людей, изображающих из себя душевнобольных — конечно, этот доктор Ленько все уже повидал и все знает. Пустой номер, одним словом. Фокус не удался.
— Ну, так.
Ленько побарабанил пальцами по столу.
— Хочешь в больницу лечь? Обследуем тебя, если ты себя так плохо чувствуешь, то надо что-то делать… Лечить. Да?
— Лечить… Да. Наверное. А то, знаете, так все тошно… Как в преддверии революции. Когда низы, там, верхи… Ну, вы в курсе.
— Да, я в курсе, — кивнул доктор. — Хорошо.
Ленько низко склонился над столом и начал что-то быстро писать в девственно чистой карточке Огурцова.
— В больницу? — робко спросил пациент, начиная внутренне трепетать.
— Нет. Зачем тебе в больницу? — подняв голову спросил Ленько. — Не нужно тебе в больницу. Без больницы, бог даст, управимся.
Ленько протянул Огурцову бумажку.
— Это адрес. Дневной стационар. Завтра к девяти утра приходи.
— А что это такое — дневной стационар? — на всякий случай насторожился Огурцов.
— Ничего страшного. Понаблюдают тебя, ты походишь туда… С девяти до трех каждый день кроме выходных. Успокоишься… А там посмотрим. Больничный тебе выпишу. Ну, то есть, справку для института. Все. Более не задерживаю. Только — про Володю и Сашу больше не говори никому.
— Я не смогу, — начал было Огурцов, но Ленько сверкнул очками как-то уж очень жестко.
— Сможешь. Понял меня?
— Понял, — потупившись ответил Огурцов и вышел на свободу.
— Что, испугался?
Полянский внимательно смотрел на Огурцова.
— Ну, Леша, ты вообще… Там же люди могут быть… Ты с ума сошел.
— Прибздел?
Огурцов встал, подошел к окну и выглянул в него сбоку, прижавшись спиной к стене, как делают персонажи советских шпионских фильмов.
— Ну что там? — весело спросил Полянский.
— Ничего… Слава Богу…
— Бог здесь не при чем, — заметил Дюк.
— Да? А что — при чем?
— Расчет и наблюдательность. Просто я, ты вот не заметил, а я секунду назад в окно выглядывал. И видел, что никого там нет. Ты-то на это внимания не обратил.
— Ну, как это?..
— Да так. Ты, Саша, когда говоришь, становишься этаким глухарем. То есть, слышишь только себя. Ничего не замечаешь, ни на что не обращаешь внимания. Реагируешь уже пост-фактум.