Основание и Земля (Академия и Земля)

Азимов Айзек

– Это может сделать кто угодно и в любое время. Этот старик всегда дома и всегда рад слушателю.

– А может, найдется какая-нибудь пожилая женщина, которая согласится прийти и посидеть с мадам Блисс? Она опекает этого ребенка и потому не сможет очень много ходить. Ей будет приятно пообщаться, ведь женщины, как известно, любят…

– Поболтать? – сказала Хироко, явно забавляясь. – Почему бы и нет, хотя я заметила, что мужчины обычно большие болтуны. Когда они возвращаются с рыбалки, то соперничают друг с другом, рассказывая истории о своих уловах. Никто этому не верит,

но это им не мешает. Впрочем, я тоже заболталась… У моей матери есть подруга, одна из тех, кого я вижу сейчас через окно, и она останется с мадам Блисс, но прежде отведет твоего друга, уважаемого доктора, к старому Моноли. Если твой друг будет слушать так же жадно, как Моноли говорить, едва ли тебе удастся разделить их в этой жизни. Ты позволишь мне на минуту удалиться?

Когда она ушла, Тревиз повернулся к Пилорату и сказал:

– Попробуйте вытянуть все, что возможно из этого старика, а вы, Блисс, проделайте то же самое с той, которая останется с вами. Все, что удастся узнать о Земле.

– А вы? – спросила Блисс. – Что будете делать вы?

– Я останусь с Хироко и попытаюсь найти третий источник знаний.

Блисс улыбнулась.

– О, да. Пил будет с этим стариком, я со старухой, а вы останетесь с этой привлекательно раздетой молодой женщиной. Вполне разумное разделение труда.

– Так уж получилось, Блисс, что это разумно.

– Однако, мне кажется, что вы вовсе не подавлены этим разделением.

– Нет. А почему я должен быть им подавлен?

– Действительно, почему?

Хироко вернулась и снова села.

– Все улажено. Уважаемого доктора Пилората отведут к Моноли, а уважаемая мадам Блисс вместе с ребенком получит спутницу. Будет ли мне позволено, уважаемый сэр Тревиз, продолжить разговор с тобой, возможно, о Старой Земле, о которой ты столько…

– Болтал? – подсказал Тревиз.

– Нет, – смеясь ответила Хироко. – Но ты здорово поддел меня. До сих пор я вела себя невежливо, отвечая на вопросы таким образом. Я с радостью исправлю это.

– Мисс Хироко, – сказал Тревиз, – я не заметил невежливости, но если ты почувствуешь себя лучше, я с радостью поговорю с тобой.

– Хорошо сказано. Благодарю тебя, – произнесла Хироко, вставая.

Тревиз тоже встал.

– Блисс, – сказал он, – проследите, чтобы Пил был в безопасности.

– Положитесь на меня. Что касается вас, то у вас имеется… – Она кивком указала на его кобуры.

– Не думаю, что они мне понадобятся, – ответил Тревиз.

Следом за Хироко он вышел из столовой. Солнце было высоко в небе, и температура поднялась. Как обычно он чувствовал запах другого мира. Тревиз помнил, что на Компореллоне он был слабый, на Авроре слегка затхлый, а на Солярии восхитительный. (На Мельпомении они были в космических скафандрах, и единственным запахом, который могли почувствовать, был запах собственного тела). Как бы там ни было, через несколько часов, когда осмотические центры носа насытятся, он должен был исчезнуть.

Здесь, на Альфе, из-за теплого солнца запах имел травяной привкус, и Тревиз огорчился, зная, что скоро исчезнет и он.

Вскоре они подошли к маленькому зданию, которое казалось

построенным из бледно-розового гипса.

– Это мой дом, – сказала Хироко. – Он принадлежит младшей сестре моей матери.

Она вошла, предлагая Тревизу последовать за ней. Он заметил, что дверь открыта, хотя, точнее было бы сказать, что ее не было вообще.

– Что вы делаете, когда идет дождь? – спросил Тревиз.

– Мы бываем готовы к нему. Дождь будет через два дня за три часа до рассвета, когда прохладно, и вода лучше всего промочит почву. Тогда я закрою дверь тяжелым и не пропускающим воду занавесом.

Говоря, она показала, как сделает это. Занавес был сшит из плотного, похожего на брезент материала.

– Сейчас я оставлю его так, – продолжала она, – и все будут знать, что я внутри, и тревожить меня нельзя: я либо сплю, либо занимаюсь важными делами.

– Это не кажется мне достаточной защитой уединения.

– Почему? Ведь вход закрыт.

– Но кто угодно может войти вовнутрь.

– Пренебрегая желаниями хозяина? – Хироко была шокирована. – Так делают на твоем мире? Это варварский обычай.

Тревиз усмехнулся.

– Я просто спросил.

Она провела его во вторую комнату, где после ее приглашения он сел в надувное кресло. Было что-то клаустрофобическое в небольших размерах и пустоте комнаты, но дом казался построенным для уединения и отдыха. Окна были маленькими и располагались у потолка, но по стенам были старательно выложены узоры из осколков зеркал, которые отражали свет в разные стороны. В полу были щели, из которых дул прохладный ветерок. Тревиз не заметил никаких признаков искусственного освещения и подумал, что не удивится, узнав, что альфанцы встают на рассвете, а ложатся на закате.

Он уже хотел спросить об этом, но Хироко заговорила первой:

– Мадам Блисс твоя женщина?

Тревиз осторожно уточнил:

– Ты имеешь в виду – сексуальный партнер?

Хироко покраснела.

– Умоляю тебя, соблюдай приличия вежливого разговора.

– Нет, она женщина моего ученого друга.

– Но ты же моложе и более хорош собой.

– Спасибо за эти слова, но Блисс так не считает. Она любит доктора Пилората гораздо больше, чем меня.

– Это меня удивляет. И он не делится с тобой?

– Я не просил его об этом, но уверен, что он не согласится. Да и я не хочу этого.

Хироко кивнула.

– Понимаю. Этот ее зад…

– Ее зад?

– Ну, ты знаешь… Это. – И она похлопала по своим изящным ягодицам.

– Ах это! Теперь я понял. Да, таз у Блисс весьма хорошо развит. – Он сделал округлый жест руками и подмигнул. Хироко рассмеялась.

– И все же, – сказал Тревиз, – очень многие мужчины предпочитают эту разновидность фигуры.

– Я не могу в это поверить. Наверняка это должны быть обжоры, для которых удовольствие в умеренности. Неужели ты больше бы думал обо мне, если бы мои груди были массивными и раскачивающимися, а соски их смотрели в землю? Правда, я видела таких, но не заметила, чтобы за ними ходили толпы мужчин. Эти бедные женщины были так огорчены необходимостью скрывать свое уродство… как мадам Блисс…