Основание
Шрифт:
Вагон слегка тряхнуло, раздался противный скрежет металла, трущегося о металл. Воспоминания о событиях двухлетней давности так меня увлекли, что я не сразу вспомнил, что нахожусь в купе поезда, везущего меня в Москву. Поезд, похоже, собрался остановиться. Я бросил взгляд в окно. Там уже совсем стемнело. Мимо, замедляясь, проплывал пустой перрон, освещенный белым светом фонарей. Вагон напоследок дернулся еще раз и остановился. Вскоре в коридоре раздались шаги и в дверь моего купе деликатно постучали. Я привстал и потянул влево дверную ручку, потом дернул посильней и дверь наполовину открылась. За дверью стояла проводница — толстая, веселая тётка в форменной куртке. Мы с ней немного поболтали еще в Праге, когда я просил её пристроить в холодильник свои скоропортящиеся продукты и пиво. Проводница обещала по возможности никого ко мне в купе не подселять. Похоже, не сложилось — у нее за спиной виднелась фигура пассажира.
— Вот, соседку к вам привела, встречайте, — жизнерадостно произнесла проводница. — Проходите, пожалуйста, — это уже относилось к девушке с небольшим чемоданчиком в руках.
— Девушка — это не самый худший вариант, — рассудительно подумал я. — Девушки, они, как правило, не храпят и от них хорошо пахнет.
— Ну, устраивайтесь тут, — гостеприимно сказала проводница. — Если захотите,
Я сел поближе к окну, чтоб не путаться под ногами у новой соседки, и максимально приветливо предложил помочь поставить чемодан на багажную полку.
Девушка, повернувшись ко мне спиной, прикрыла дверь, сняла куртку и пристроила ее на вешалке.
— Там свет можно включить, — любезным тоном сказал я, указывая на выключатель, будто она могла увидеть мой жест. Девушка защелкала выключателями, не угадав с первого раза, какой их них отвечает за верхний свет. Наконец свет зажегся, и соседка повернулась ко мне лицом. Я увидел, что она очень красива. Не милая или симпатичная, а просто невероятная красавица. Длинные светлые волосы, темные брови, огромные голубые глаза. У меня прямо дыхание перехватило, и я неприлично уставился на ее лицо. Наверное, у меня приоткрылся рот. Я смотрел на ее губы и думал, что они, наверное, очень мягкие. Мне очень захотелось прикоснуться к ним своими губами. Потом я перевел взгляд на ее глаза и увидел, что девушка внимательно смотрит на меня. Мне показалось, что она уловила мои мысли. Кажется, я покраснел. Смутившись, я опустил взгляд и, невольно, стал смотреть на ее большую грудь, обтянутую голубой пушистой кофточкой. Сообразил, что она видит, куда я смотрю, и смутился еще больше. Снова поднял глаза на губы и обнаружил, что они шевелятся — девушка что-то говорила, обращаясь ко мне. Не сразу я понял, что она просит разрешения переодеться.
— Да, конечно, — пробормотал я, пытаясь перевести свой взгляд куда-нибудь туда, куда смотреть было бы прилично. Начал смотреть на ее руку, маленькую очень белую кисть с длинными пальцами и светло-розовыми ногтями. Еще через секунду понял, что ее большой палец руки цепляется за передний карман джинсов и туда, куда я смотрю, порядочный джентльмен смотреть не должен. Только после этого я сообразил, что мне следует покинуть купе, чтоб дать даме возможность привести себя в порядок. Я быстро вскочил, больно ударился коленом о столик и ринулся к выходу, задев по дороге ногой чемоданчик новой соседки. Добравшись до двери, я начал дергать ручку. Проклятая дверь открылась только с третьего раза, при этом купе содрогнулось от моего мощного рывка. Воистину, сила есть — ума не надо. Я выкатился в коридор и захлопнул за собой дверь — снова сильно и очень громко. В коридоре я обнаружил, что стою на ковре босиком, но возвращаться не стал. Кажется, я и без того произвел сильное впечатление. Ругая себя последними словами, я уставился в окно. Поезд уже отошел от станции, вагон болтало, за окном было абсолютно темно, и в стекле отражалась моя обескураженная и злая физиономия. Ступая на цыпочках, чтоб окончательно не испачкать носки, я добрался до купе проводника. Там мне было выдано моё пиво и пакет с всякими вкусностями, которые я оставлял на хранение. Вернувшись к своему купе, я обнаружил, что дверь уже приоткрыта. Верхний свет был погашен, горели только ночнички в изголовьях. Соседка успела переодеться в легкий голубой халатик и сидела на кровати, уютно подобрав под себя ноги. Дверь на сей раз мне удалось закрыть без грохота.
Девушку звали Оксана. Студентка, учится в Москве, ездила навестить родителей. К моей радости, Оксана с удовольствием согласилась разделить со мной поздний ужин из чешских вкусностей и попить пива. Мне нравятся девушки, которые любят пиво. Кстати, по моим наблюдениям, отношение дамы к пиву никак не коррелирует с объемом ее талии. Этот мой вывод в очередной раз блестяще подтвердился. Оксана, обладательница точеной фигурки, пиво пила с удовольствием и большими глотками. Именно так, как его и положено пить. Сначала мы немного поговорили про пенный напиток, который в тот момент с удовольствием поглощали. Я рассказал всё, что знал про каждый из сортов, что мы дегустировали. Часть знаний этих была довольно свежей, приобретенной во время посещения Чехии. Разумеется, я их расцветил подробностями, которые бы сильно удивили чешских пивных экспертов. Не упустил я возможности рассказать о том, как мой немецкий коллега поинтересовался у меня, зачем старые женщины в Москве у метро продают сухую рыбу. Когда я объяснил зачем, он страшно удивился: «Пиво? С рыбой?!». Дикие люди эти немцы, и в правильной пивной закуске ничего не понимают! Интонация вопроса про рыбу напомнила мне анекдот про «гусэй». Конечно же, я его тут же рассказал девушке. [1]
1
Известный северокавказский лидер дает интервью группе журналистов. Один журналист спрашивает
: — Вот вы говорите, что ваша нация самая духовная в мире. А мне рассказывали, что там у себя в горах вы насилуете овец, коз, гусей…
— Гусэй!? — возмутился кавказский лидер.
Мне очень понравилось, как Оксана смеется. Я считаю, что по манере смеяться можно многое сказать о человеке. Хотя, по ночному времени и в купе, лучше бы это было делать потише. Изложив всё, что знаю про пиво, я сменил тему и перешел к повествованию о своем путешествии. Здесь мне удалось показать себя остроумным рассказчиком, склонным к самоиронии. Последнее, как мне казалось, должно было помочь понять, что я являюсь обладателем невероятного количества полезных дарований и талантов, но отношусь к этому вполне легкомысленно, как и положено истинно одаренному человеку. Чтобы девушке было интереснее, к своим приключениям я добавил несколько историй, услышанных от разных знакомых и произошедших, якобы, со мной. Несколько раз Оксана, не сдержавшись, снова начинала громко смеяться. Потом испуганно прикрывала рот ладошкой, боясь разбудить соседей.
Очаровательная попутчица начала проявлять явный интерес к моей особе. В частности, успела задать несколько вопросов, часть из которых я бы назвал лестными для себя. Я постеснялся рассказать про то, откуда у меня взялось столько времени и денег, чтобы провести два года в путешествиях по всему миру. Поэтому дал понять, что езжу по поручению редакции известного журнала и пишу статьи про житие-бытие в разных странах. Статьи эти с нетерпением ожидаются огромной армией читателей — почитателей моего недюжинного таланта. Похоже, недавние упражнения по личной психотерапии не прошли даром. Хвалил я себя естественно и тонко. Давно не слышал о себе столько приятных вещей, произнесенных вслух. Воистину, сам не похвалишь, никто не похвалит. Большое впечатление произвел на девушку рассказ о путешествии в Гималаях. А из описания моей встречи с Учителем Зеленой горы выходило, что он был так впечатлен моим духовным совершенством, что до сих пор сидит, наверное, у себя в Гималаях с удивленно открытым ртом, с восторгом вспоминает о нашей беседе и ни о чем другом думать не может.
Вскоре под предлогом того, что нужно говорить потише, чтобы не разбудить соседей, я перебрался поближе к Оксане на ее диванчик. В какой-то момент, предотвращая взрыв смеха, в ответ на мою удачную шутку, рассказанную громким шепотом, я прикрыл ее рот своей рукой, и нам обоим это жест не показался излишне вольным. А уже через несколько секунд я знал, что не ошибался, когда глядел на лицо Оксаны в первый раз. Губы у девушки действительно оказались очень мягкими, и их приятно было целовать.
Я лежал с открытыми глазами на своем диванчике. Не спалось. В купе не горело ни одного светильника. Окно мы занавесили неплотно, поэтому по потолку время от времени пробегали пятна света. Вагон на ходу покачивался, и на откидном столике иногда тихонько позвякивали, касаясь друг друга, пивные бутылки. В стакане периодически начинала дребезжать чайная ложечка. Это раздражало, но приподняться и что-то с этим сделать было лень. Еще час назад безо всякого самовнушения я ощущал себя счастливым человеком, успешным и удачливым. На меня с восторгом смотрела молодая женщина, и я разнежился, как кот у горячей батареи. А теперь после того, как мы, очень утомленные и довольные друг другом, нежно поцеловались, пожелав друг другу спокойной ночи, в голову полезли всякие неприятные мысли. Я начал размышлять о том, всегда ли Оксана так приятно проводит путешествия из дома в Москву и обратно. Потом всплыло воспоминание о впечатляющей телевизионной рекламе безопасного секса и долго меня не оставляло, навевая мысли совсем уж унылые. Я попытался почитать свои психотерапевтические мантры. Когда я в четвертый раз сообщил, что я себе нравлюсь, стало стыдно и противно. В который раз пришла мысль, что стоило бы отказаться от незаслуженных миллионов, и в очередной раз я понял, что не в силах вернуться к каждодневной погоне за пропитанием. Потом я начал думать о своей новой квартире. Интересно, как там мой баухаузный интерьер? Я вспомнил, с каким воодушевлением я обсуждал с дизайнером по электронной почте тонкости оформления спальной и ванной комнат. Как выбирал вид и конструкцию камина и настаивал, что каминная полочка должна быть пошире, чем предусматривалось в базовой модели. Сейчас уже трудно сказать, что именно я собирался выставлять на этой полочке. Вспомнилось, с каким самодовольством и достоинством я воспринимал дизайнерские похвалы моему художественному вкусу. Чувство стыда и отвращения к себе усилилось и сделалось почти невыносимым. Я приподнялся и сел на своем диванчике, свесив ноги. По полу гулял холодный сквозняк, поэтому я спустил на ковер край одеяла и упаковал ступни в некое подобие теплого кокона. Включил ночничок и налил полный стакан пива из открытой бутылки на столе. Взял стакан и подержал его в руке. Прикинул, что уже выпил пару бутылок накануне, и этот стакан будет определенно лишним. Вернул стакан на столик, не отпив ни глотка. Потом начал думать о Роберте Карловиче. Уже не в первый раз мне пришло в голову, что уважаемый адвокат с самого начала представлял, что исполнение желаний для меня обернется разочарованием. Интересно, а мог бы он, если бы захотел, подталкивать меня к нынешнему тяжелому душевному состоянию? Конечно, у него была возможность неотрывно следить за мной все эти два года. Ведь одним из условий, которые я пообещал соблюдать, было ведение дневника и регулярная его пересылка Роберту Карловичу. В том, что он внимательно изучает мою литературную деятельность, у меня сомнений не было. Каждый раз после моих попыток отнестись к написанию дневника недостаточно добросовестно, я получал соответствующее предупреждение от своего цензора. Предупреждения были написаны в предельно корректной форме, но не оставляли сомнений в том, что, если я не буду соблюдать условий соглашения, то и другая сторона снимет с себя разного рода обязательства. Финансовые обязательства, как я отчетливо понимал, в первую очередь. Посмотрев на часы, я увидел, что до прибытия на Белорусский вокзал остается еще больше трех часов. Надо попытаться немного поспать. Я лег, выключил ночничок и прикрыл глаза.
Проснулся я от громких голосов и топота ног в коридоре. В купе я был один. Раздвижная дверь оказалась закрытой не до конца, и я увидел пассажиров, проходящих к выходу с чемоданами, рюкзаками и пакетами. В пакетах позвякивало. Не только я, значит, вез пиво из Чехии. Отдернув занавеску, я выглянул в окно. На перроне, прямо под моим носом Оксана нежно лобызалась с лысоватым брюнетом, стоявшим ко мне спиной. Факт лысоватости брюнета отчетливо просматривался даже со спины, что я отметил с некоторым злорадством. В одной руке у брюнета был Оксанин чемоданчик, а второй он цепко придерживал девушку за затылок. Хватка, что надо, — оценил я и мысленно посочувствовал, — не слишком тебе это помогло, дружок. Парочка, не расцепляя объятий, начала перемещаться в сторону выхода с перрона. Соскучились, видать. Я немного понаблюдал за удаляющимися влюбленными. Мне казалось, что девушка должна напоследок на меня посмотреть, но я ошибся. Спросил себя, расстроило ли меня это. С удовольствием ощутил, что ни капельки. Настроение начало подниматься. И тут я увидел Роберта Карловича. Он стоял на том месте, где еще минуту назад моя ветреная попутчица обнималась со своим приятелем. В выражении лица адвоката удивительным образом сочетались привычная мрачность и неожиданная приветливость. Он слегка кивал мне головой, приглашая поскорее к нему присоединиться. Вокруг шеи, поверх черного костюма, был обмотан белый шелковый шарф. Стильный ты наш, — с нежностью подумал я. Мельком я вспомнил, что ночью выдумывал про Роберта Карловича какие-то незаслуженные им гадости, после чего очень быстро собрался и вышел. Недоеденный и недопитый зарубежный провиант я решил оставить в купе — что-то расхотелось его тащить с собой.
Встреча прошла без лишних сантиментов. Мы пожали друг другу руки, я ответил, что доехал нормально, мы двинулись в сторону здания вокзала и вскоре подошли к автостоянке. Роберт Карлович сунул руку в карман, и тут же нам приветливо, но молча, мигнула всеми огнями огромная черная машина с затемненными стеклами, стоявшая в пяти шагах от меня.
Глава IV
Траутман знакомится с подвалами банка и лабораторией. Роберт Карлович расстраивает Траутмана плохой новостью и воодушевляет хорошей. Неудачный эксперимент. Что такое шалимар. Траутман наблюдает секвенцию и пьет кофе с пирожными.