Основатели
Шрифт:
И пока он странствовал, Господь открыл Ноэлу, что царством людей правят две магии — магия хорошая и магия плохая; те маги, чья сила дарует им богатство и услаждения плоти, служат Дьяволу и погрязли во грехе, а те, что обращают свою силу против таких плохих магов, изобличая их и карая, — служат Богу и свершают угодное Ему дело. И назвал Ноэл хорошую магию Светлой, а плохую — Темной, и проповедовал о том во всех городах и селениях, где бывал, и многие монахи-маги — а по большей части бедняки, разбойники и беглые смерды — последовали за ним. Праведников, которым нравилось расправляться с Темными магами, становилось всё больше — и однажды Ноэл вышел к ним и сказал, что отныне все они будут зваться Орденом Феникса, ибо служат Спасителю рода человеческого, принявшему смерть и воскресшему как феникс из пепла. Так, непризнанный Церковью, но облеченный сиянием чудес, творимых Ноэлом повсюду, новый орден не то святых, не то еретиков странствовал
В каждом городе, куда бы ни явился Ноэл со своими фениксианцами, находились те, кто был не прочь вместе с ними побить зажиточных магов; так случилось и в Лондоне, куда Ноэл из Лонгботтома — босоногий, в рясе монаха-бенедиктинца, хотя бенедиктинцем никогда не был, — явился на исходе того злосчастного дня. Орден Феникса двигался к кварталу волшебников, и чем ближе он подходил, тем больше росла толпа, пока, казалось, весь город не снялся с места и не последовал за братом Ноэлом.
— Куда это вы все идете, добрые люди? — спросил их рыцарь на гнедом жеребце, поравнявшись с хвостом стихийного шествия. Рыцарь был рослый детина, с волосами цвета соломы, со светло-зелеными веселыми глазами на открытом простоватом лице, обветренном и иссеченном шрамами; на плаще, заляпанном грязью, красовался герб: золотой лев на алом поле.
Какой-то простак ответил ему из толпы:
— Идем грабить магов, мой господин.
А другой — похоже, более смышленый — пояснил:
— Не грабить, а карать. Проповедник сказал, это богоугодное дело.
— Ну, тогда и я с вами, — решил рыцарь. И то верно: почему бы не пограбить? — говорят, эти христопродавцы наколдовывают себе золото прямо из воздуха, так что с них всё одно не убудет; а тут, получается, еще и богоугодное дело совершаешь.
Так Годрик Гриффиндор — а это был именно он — вместе с городской чернью впервые попал в лондонский квартал волшебников. Они вошли на Косой рынок, и ни каменная стена, ни защитная магия в ней их не остановили — ибо что проку от стен и заклинаний, коли ворота распахнуты? Волна нападавших хлынула по улице, растеклась, завихрилась; боевой конь Годрика, заслышав крики магоборцев и приняв их за воинственные кличи, заржал и бросился в битву, прокладывая себе путь прямо через толпу. Может, кого и затоптал, кто там разберет. Годрик свесился с седла и, подхватив с прилавка кусок золотой парчи, на скаку сунул его в седельную сумку. Так же он поступил и с драгоценным сосудом, и с коробочкой каких-то восточных специй, и с причудливой формы зеркалом, в котором ничего не отражалось, а вместо этого плыли какие-то звезды и кометы. Годрик толком не разбирал, что брать, а что — нет; он просто старался нахватать побольше, пока не подоспели другие. Вокруг кричали, бранились, гоготали, от воплей можно было оглохнуть. Все перемешались: маги и немаги. Те, что окружали Годрика, были, верно, не из Ордена Феникса, потому как не спешили карать Темных магов, а лишь набивали свои мешки; Годрик даже пожалел, что не узнал о набеге на квартал волшебников заранее — тогда бы и он прихватил с собой мешок, а то и парочку. Маги Лондона были богаты; от роскоши, окружавшей Годрика, слепило глаза, подобное великолепие он видел только на Востоке, когда сопровождал паломников, идущих к Гробу Господню. Он набивал сумки, видел, как набивают свои сумки другие, а богатства Косого рынка словно бы и не убывали. Годрику пришло в голову снять плащ, связать его концы и использовать вместо мешка, но тут оглушительный грохот заставил его вздрогнуть и обернуться.
Тогда он и увидел Ноэла из Лонгботтома — тот взобрался на крышу лавки суконщика и взмахивал волшебной палочкой, и после каждого взмаха в квартале волшебников обрушивался дом. Грохот, который услышал Годрик, возвещал о разрушении иешивы. Годрик замер; он ни за что не признал бы это, но при виде того, как камень и дерево рассыпаются в прах по воле одного-единственного (да к тому же, по мнению Годрика, еще и невзрачного) человека, Годрика охватил священный трепет. Перестав набивать свои сумки, он смотрел, как босой оборванец, смахивающий на деревенского дурачка, уничтожает целый квартал, — и не мог поверить собственным глазам. Его потянуло сотворить крестное знамение, и многие вокруг него, еще мгновение назад захваченные одним лишь грабежом, сложили руки в молитве и пали на колени. Возможно ли сомневаться, что человек, наделенный столь могущественным даром, не избранник Господа?
Годрик тоже подумал было преклонить колена, но не хотел слезать с коня, нагруженного столькими богатствами, — того и глядишь, уведут; и пока он колебался, к лавке, на крыше которой стоял Ноэл из Лонгботтома, подвели кучерявого мальчонку-колдунчика, совсем еще несмышленыша. Ноэл прокричал что-то, взмахнул палочкой… и мальчонка вспыхнул, как факел.
Он побежал, полыхая и визжа, не видя дороги, и люди шарахались от него; врезался в стену лавки ювелира и упал наземь, барахтаясь в пламени. Толпа затаила дыхание, и в этой страшной тишине разносились ужасные, уже нечеловеческие вопли — они звучали у Годрика в ушах даже тогда, когда несчастный ведьмёнок, наконец, затих.
— Да что ж ты творишь?! Что ж ты творишь, ирод?! — вырвалось у Годрика. Мгновенно позабыв, что еще недавно хотел упасть перед этим человеком на колени, как перед святым, Годрик выхватил меч и пришпорил коня. Но не успел он приблизиться к лавке суконщика, как удар необыкновенной силы сбросил его на землю, а оглянувшись, Годрик к ужасу своему и горю обнаружил, что конь его убит. Ноэл из Лонгботтома подбежал к краю крыши — один миг Годрик видел его глаза, очень светлые и пустые, показавшиеся Годрику почти белыми, — а потом Ноэл поднял волшебную палочку, и Годрик едва успел отразить заклинание, которого даже не знал.
Белые глаза Ноэла из Лонгботтома впились в волшебную палочку в руке Годрика. Доблестный рыцарь редко ее использовал — да и, по правде сказать, не особенно умел — но Ноэл прозрел в Годрике некую опасность, грозящую ему, Ноэлу из Лонгботтома, и всем ему подобным.
— Хватайте его, братья! — крикнул он с крыши своим фениксианцам. — Этот рыцарь вступился за Темных магов — значит, он и сам из них!
«Ну уж нет, приятель, — подумал Годрик. — Я наделал слишком много грехов, чтобы предстать перед престолом Всевышнего прямо сейчас».
— Импедимента! — выкрикнул Годрик одно из немногих заклинаний, которые знал, — и бросился бежать со всех ног.
Дернул же его Нечистый ввязаться в это дрянное дело! Чтоб им подавиться, этим богомерзким магам, своими богатствами, из-за которых Годрик попал в такую переделку. Мало того, что пришлось бросить сумки с награбленным добром — так еще и коня лишился, отличного боевого жеребца, верного товарища во многих нелегких походах. Эх, вот беда так беда!
Такие печальные мысли проносились в голове Годрика, пока он сам несся по запутанным улочкам квартала волшебников. Он понятия не имел о том, как отсюда выбраться, и, кажется, не только не приблизился к воротам, а наоборот — углубился в поганый этот ведьмовской квартал. Годрик бежал и бежал, петлял и сворачивал, протискивался в узкие переходы между улочками и натыкался на тупики — и за одним из поворотов неожиданно налетел на Элазара, Реувен и Бени.
— Скорее прячьте своего ведьмёныша, господа чародеи, — не то этот треклятый святоша поджарит его, как поросенка! — с трудом переводя дыхание предупредил их Годрик, добрая душа.
Вместо ответа Реувен сунула ему в руки небольшой сундук, который они с трудом тащили с собой.
— Держи крепче, — коротко приказала она и добавила, отворачиваясь: — Мы знаем, как незаметно выйти отсюда.
========== Глава 4. На постоялом дворе ==========
Они шли в молчании, следуя за Элазаром по маггловским улицам: Реувен и Бени — потрясенные тем, что произошло в квартале волшебников, Годрик Гриффиндор, тащивший на плече сундук, — весь в предвкушении дележки награбленного. Отважный рыцарь, повидавший на своем веку немало людских бедствий и несчастий, обладал бесценной способностью быстро оправляться от пережитого. Бойня, учиненная Ноэлом из Лонгботтома и толпой его последователей, еще недавно уязвившая сердце Годрика своей бессмысленной и несправедливой жестокостью, теперь поблекла, скрылась в омуте воспоминаний, смешавшись с другими картинами его полной кровопролития жизни. Теперь Годрика занимала лишь мысль о сокровищах, скрытых в сундуке. Чем дольше он шел, тем тяжелее казался ему сундук, и вскоре Годрик уже рисовал себе в мечтах немыслимое богатство — недаром же колдуны, рискуя собственными жизнями, вынесли сундук из квартала! И не успел Годрик подумать об этом, как у него возникло нехорошее подозрение: если сундук колдунам так дорог, станут ли они делиться его содержимым с ним, Годриком? Что, если они использовали его силу только для того, чтобы невредимыми выбраться из квартала, а теперь, когда рыцарь им уже не нужен, они заведут его в какое-нибудь тайное ведьмачье место и прикончат с помощью своей ворожбы? С них станется! Годрик был наслышан о злодействах чистокровных магов, ворующих христианских детей и приносящих Дьяволу человеческие жертвы. Самого Христа распяли — что уж там говорить о бедном воине, которого никто не хватится!
— Послушай-ка, любезный господин чародей, — осторожно обратился Годрик к Элазару. — Куда это мы идем? Ты гляди, знаю я эти ваши ведьмовские штучки. Вы, конечно, в колдовстве известные умельцы, но я тоже не лыком шит: моя волшебная палочка при мне, да и верный меч никогда еще меня не подводил. Помнится, в сарацинских землях кровь колдунов вроде вас не раз обагряла мой клинок.
Бени испуганно спрятался за Реувен.
— Твои опасения напрасны, господин мой рыцарь, — сказал Элазар через плечо. — Мы идем всего лишь на постоялый двор. Там у меня припрятаны повозка и лошадь; там и заночуем, а с рассветом двинемся в путь.