Основная миссия
Шрифт:
– Как гласит старинная восточная мудрость: «Даже обезьяна иногда падает с дерева»…
Шах от моей сентенции настолько опешил, что не нашелся, что ответить, а Гусев, который глядел на нас смеющимися глазами, поняв, что продолжения не будет, прихлопнув по капоту ладонью, подытожил:
– Приказ ясен?
– Так точно!
– Ну тогда – с богом мужики!
И мы поехали…
Дорога была хорошая, поэтому катили быстро. Гек, сидевший за рулем, бибиканьем отгонял беженцев к обочине и, наслаждаясь скоростью, все давил и давил на акселератор. Пришлось даже одернуть раздухарившегося подчиненного, так как «УльЗиС» с остальными ребятами начал отставать. Бывший «додж» – машина более тяжелая и для гонок не приспособленная. «ГАЗик», он, конечно, тоже вовсе не для
Потом пришлось остановиться, чтобы пропустить танковую колонну. После чего мы свернули по дороге на запад, и навстречу стали попадаться уже не беженцы, а топающие по обочине пленные. Я сначала даже удивился, не обнаружив конвоиров, но потом увидел, что они все-таки присутствуют. Просто толпу фрицев, человек в двести, сопровождали всего пятеро наших бойцов, верхом на лошадях.
Хотя, с другой стороны, чему тут удивляться? Сам ведь видел, как гитлеровская рота практически в полном составе конвоировалась каким-то мужиком, по виду из ездовых, и парнем в очках. При этом они оба сидели в телеге, на которую было навалено оружие пленных, а сами фрицы покорно топали за этой телегой, не делая никакой попытки бежать. Европа, однако. Культура, мля, – если взяли в плен, то руки в гору и не жужжи. Это ведь не дикие восточные варвары, которые даже ранеными сбегали из таких вот колонн, чтобы снова бить врага…
Потом мы свернули несколько не туда и заблудились. Хорошо, встретили рембатовскую «летучку», которая ехала в Страсбург и, пристроившись за новеньким «ГАЗ-63» [13] , через двадцать минут были на границе. Ну как на границе… В свое время Эльзас и Лотарингия были включены в состав Третьего рейха и соответственно считались территорией Германии. А когда наши войска вошли на эти земли, то, разумеется, была подтверждена их принадлежность Франции. Поэтому были поставлены КПП для обозначения восстановления статус-кво. И эта граница мне очень понравилась! Ведь я до сих пор помню, насколько геморройно было получить шенгенскую визу в мое время. Причем даже не столько геморройно, сколько унизительно… Зато сейчас, показав удостоверение личности младшему лейтенанту на контрольно-пропускном пункте, я без задержек повел свою колонну дальше.
13
Советский полноприводный грузовой автомобиль с колесной формулой 4х4 и грузоподъемностью 2 т. В реальной истории в марте 1939 года было изготовлено несколько опытных образцов «ГАЗ-63», но война помешала наладить массовый выпуск.
Жалко только, что ощущениями поделиться было не с кем – моим ребятам, наверное, просто дикими показались бы иные расклады. И я говорю даже не про военное время, когда подобное положение само собой разумеется, а про мирное. Ведь и в дальнейшем никому из этой европейской шелупони и в голову не придет спрашивать у гражданина СССР, который захочет посетить их страну, доказательство того, что он не останется в какой-нибудь сраной Бельгии или Голландии на постоянное жительство. Нет, они его будут облизывать и в попу целовать, как и всех туристов. А все почему? Да потому что наша страна – сильная. Слабых ведь нигде не уважают и норовят пнуть при каждом удобном случае. И так происходит на всех уровнях: как по отношению к отдельным гражданам, так и по отношению к стране в целом.
От философских мыслей меня отвлек Лешка. Мы как раз проезжали через городок, где он, крутя головой и разглядывая как пейзаж, так и девушек, разочарованно вякнул:
– И ЭТО француженки?!
Я хмыкнул:
– В основном – немки. Но и француженок хватает.
– А почему они такие страшные!? Во всех книгах француженки описывались как идеал красоты, а на самом-то деле…
Снисходительно глянув на Пучкова, я принялся объяснять:
– Ты слышал выражение – о вкусах не спорят? Вот видишь… Получается, что «лягушатникам» и эти крокодилы за принцесс сходят. А вообще, я же
Сидевший сзади Марат поинтересовался:
– А мужиков тут не жгли, исходя из этого же принципа?
– Нет. Мужиков практически не трогали. Так, сотню-другую, не больше. И вовсе не по причине внешней красоты. Тут, видишь, какое дело, – повернувшись на сиденье, я с самым серьезным видом добавил: – Здесь ведь католицизм с его воинствующим безбрачием процветал. То есть с бабой – ни-ни. А местные попы тоже люди и им тоже чего-то смутно хочется. Поэтому красивых барышень и жгли, чтобы соблазна избежать. Но пипец подкрался с другой стороны, поэтому я вовсе не удивлюсь, если лет через пятьдесят тут пидарастеж будет настолько популярен, что люди с нормальной ориентацией останутся в меньшинстве.
Шах передернулся:
– Ну ты как скажешь…
– Забьемся?
Друг мотнул головой:
– Долго ждать. Да я и на слово верю…
Тут Гек неожиданно заржал и, отсмеявшись, пояснил причину своего веселья:
– А чего тут не верить? Поведение у буржуев уже сейчас вполне соответственное, так что дело остается за малым!
Я ухмыльнулся, но ответить не успел, так как увидел странную картину. На выезде из города стояла солдатская полевая кухня. Повар, видимо, куда-то отошел, но возле нее уже выстроилась довольно большая очередь из гражданских. В принципе, картина совершенно обычная, и вовсе не это мне показалось странным. Просто мы как раз в этот момент сбавили скорость, объезжая препятствие, и я увидел, что несколько мужиков и баб, стоявших в очереди, не скрываясь, откровенно колотили какую-то тетку. Причем ее сначала просто хотели выпихнуть из очереди, а когда она начала упираться, принялись бить. Но все почти тут же прекратилось, так как появился солдат с большим черпаком, который ловко заскочил на ящик и, откинув крышку котла, принялся чего-то там помешивать. Битая тетка, прижимая платок к носу, упорно оставалась на своем месте. Мне стало интересно, а из-за чего собственно свара возникла и, приказав Лешке тормознуть, позвал повара:
– Ефрейтор!
Боец, положив свою суперповарешку на бак, быстро подошел к нам.
– Ефрейтор Бузько!
– Слушай, Бузько, а чего у тебя тут гражданские друг друга мутузят, пока ты отсутствуешь?
– Где? – Ефрейтор обернулся и, увидев побитую бабу, вздохнул. – Ну вот опять. Это, товарищ подполковник, французы немку бьют. Я уж ей пытался объяснить, чтобы она в центр ходила за горячей пищей. Там тоже полевая кухня стоит, только немцев больше приходит, и поэтому ее пинать не будут. Но, видно, не понимает. А здесь – через день получает по сусалам, хоть я и стараюсь этого не допускать…
– Понятно… Эй, фрау!
Немка, услышав, что ее зовут, прихрамывая, вышла из очереди и, подойдя к машине, уставилась на меня. М-да… бабка лет пятидесяти с разбитым носом смотрится довольно хреново. Стараясь не обращать внимания на ее распухший шнобель, я сказал:
– Фрау, в центре города тоже есть наши полевые кухни. Там в основном кормятся немцы. Если вы будете ходить туда, то убережете себя от побоев. Наши солдаты, конечно, следят за порядком, но вы должны и сами позаботиться о собственной безопасности.
Старуха как будто не поняла, что именно я ей сказал, и все так же продолжала глядеть на меня глазами снулой рыбы. Я пожал плечами и уже хотел повторить свою речь, но в это момент она наконец заговорила:
– Я знаю. Но не пристало истинной арийке прятаться от каких-то унтерменшей! Был бы жив мой сын, оберштурмфюрер Зигмунд Греттен, он бы меня поддержал. Но вы его убили! Убили в своей дикой России! А теперь я вынуждена за кусок хлеба сносить побои от недочеловеков!
М-да, вот тебе и проявил любопытство… Сплюнув и больше не обращая внимания на вопли сбрендившей бабки, я скомандовал Пучкову: