Основной конкурс (5 конкурс)
Шрифт:
– Я и её сожгу в пламени моей ненависти. И мне за это ничего не будет.
– Твоя сестра, юноша, сейчас изучает йогу, чтобы быть тебе хорошей женой, а ты только о себе и можешь думать.
– Не хочу я на ней жениться. У нас в классе никто на сёстрах не женится.
– И сжигать мир тоже из них никто не собирается. Хочешь быть как все в твоём классе? Тогда мне нужно было пить во время беременности.
Егор молчал. В москитную сетку врезался воробей и упал вниз окровавленным комочком перьев.
–
– Тебе надо, ты и спи! – Егор, схватил тарелку и бросил её в телевизор. Сгущёнка забрызгала лицо диктора, который не обратил на это никакого внимания и продолжал говорить про какой-то бессмысленный съезд в Германии. – Я лучше с собакой в одной постели спать буду!
– Егор! – разозлилась мама.
– Я и тебя сожгу в огне своей ненависти! И сестру, и… и даже папу! Я и его не боюсь ни капли!
– Ты для этого слишком слаб, - мама подняла тарелку и поставила её на стол. – Для того чтобы всё это сделать…
– Я не буду спать с сестрой! – Егор поднялся и пошёл к двери. – У неё ноги всегда ледяные, и она не моргает вообще! А ещё, когда я сплю, она на меня пялится!
– Егор, сядь на место! Я для кого блинчики делала?
– Я сожгу блинчики в огне моей ненависти! Я сожгу блинчики, евреев, жуков, атомные бомбы, Токио, бобовые, продавцов-консультантов, тушканчиков, ДНК, залежи плутония, свалки, сгущёнку и вообще всё, что захочу!
Егор выбежал на улицу, пнул ногой дохлую птицу и, засунув руки в карманы, зашагал к воротам. Старик прочёсывал граблями газон. Когда Егор проходил мимо него, он почтительно склонился. Егор не обратил на это внимание, и, открыв дверь, вышел на улицу.
Было жарко. Из-за соседских ворот долетал запах костра. Под ногами приятно хрустел гравий – хоть мама и говорила, что давно нужно положить в посёлке асфальт, Егор был с ней не согласен. Гравий был прикольнее. И им можно было кидаться.
На дорогу выехал чёрный внедорожник и стал, не спеша, двигаться в его сторону. Рядом с мальчиком он затормозил, окно со стороны водителя опустилось.
– Здравствуйте, дядя Виталик! – поздоровался Егор.
– Привет! Мама дома? – спросил дядя Виталик. Справа от него, протянув руки к кондиционеру, сидела Лерка.
– Ага.
– А строители приезжали уже?
– Какие строители?
– Ну, на дорогу… не знаешь? Дорогу ремонтировать, где тракторы разбили.
– Не, не знаю.
– А, ну ладно тогда, - дядя Виталик стал было закрывать окно, но Лерка вдруг открыла дверь, отстегнула ремень и спрыгнула на землю.
– Я на колонку, - сказала она. – Туда и обратно.
– А, ну ладно… - дядя Виталик посмотрел на дочь, затем – на Егора. – Только волосы не мочите, иначе заболеете ещё.
– А с чего вы взяли, что я на колонку пойду? Я, может, и не пойду на колонку. –
Лерка ударила его кулаком в плечо.
– А ну прекрати! – зашипела она.
Егор хмыкнул, развернулся и направился туда, куда шёл. Сзади загудел стеклоподъёмник, и вновь зашелестел под колёсами гравий. Лерка догнала Егора и пристроилась рядом.
– Опять ты ночью геноцид птичий устраивал?
– А тебе-то что – Егор принципиально на неё не смотрел. – Ты же птиц не любишь.
– Мертвых птиц я ещё больше не люблю. Прекращай.
Некоторое время они шли молча.
– У меня послезавтра день рождения, - сказал Егор, как бы между прочим.
– И что?
– Да ничего. Мне няня знаешь, чего вчера сказала? Сказала, что ради моего двенадцатилетия она повесится у нас в сарае.
– Да ну? А ты чего?
– Чего… рассказал маме, и она её уволила. Сказала «ишь чего выдумала». Мы – интеллигентная семья. Нам слухи не нужны.
– Ясно, - сказала Лерка. – А я вчера ноготь на пальце сбила.
– Правда?
– Ага.
– Покажи!
Они остановились на дороге, и Лерка, вытащив левую ногу из шлёпка, показала ему свой посиневший мизинец. Потом засунула ногу обратно в шлёпок. Синий мизинец всё еще было видно.
– Круто, - похвалил Егор. – Это ты обо что?
– Об ступеньку. Кровь даже была.
– Круто.
Они дошли до колонки, пару минут подождали, пока не уйдут какие-то взрослые парни с мокрыми волосами и обгоревшими спинами, и затем, тихонько ступая и оглядываясь, приблизились к железному рычагу.
– Никого? – шёпотом спросила Лерка.
– Никого, - подтвердил Егор.
Он обхватил вспотевшими ладонями ручку и опустил её вниз. В глубине что-то забулькало. По спине Егора побежал холодок – он каждый раз не был уверен, что всё сработает так, как надо.
Колонка захрипела, закашлялась, и на землю толстой струёй полилась густая красная жидкость.
– Кру-уто! – Лерка, замерев, смотрела на это чудо. – Так она человечья, или нет?
– Не знаю… откуда я знаю? Может, это тварей земных…
Лерка протянула руку и сунула палец под струю, но сразу же отдёрнулась и скривилась.
– Тё-ёплая! – сказала она. – Фу, какая гадость!
– Ага! – гордо подтвердил Егор. – Мерзость, правда?
Они ещё некоторое время наблюдали за текущей из колонки кровью, но вскоре вокруг ощутимо завоняло, и Егору пришлось уступить место у колонки Лерке, чтобы она её «прочистила», как это у них называлось. Вначале кровь посветлела, стала светло-розовой – и продолжила светлеть до тех пор, пока из колонки вновь не пошла обычная вода. Умывшись, они двинулись обратно к домам.