ОСНОВЫ ПНЕВМАТОЛОГИИ
Шрифт:
Конкретная спекулятивность данного вида трансцендентного опыта совместно с целокупным центрированием на макрокосмичности Всеобщего приводят к полному перерождению феноменальной личности. Такой человек сам по себе уже не обладает личностью в прямом смысле, ибо его феноменальный облик есть здесь не выражение его особенных феноменальных ка-чествований, но есть только естественный периферический образ и "символ движущего им трансцендентного опыта, есть только проекция последнего в окружающую среду. Человек перестает быть членом феноменальных иерархий всех видов множеств, он имеет опору и источник жизни вне их, и если входит в их среду и участвует в процессах их деятельности, то только как нечто существенно внешнее, живущее по своим собственным законам и стремящееся к своим собственным целям. Но он также чужд и оторванности от феноменального, свойственной мистическому трансцендентному опыту. Для него конкретное эмпирическое есть та среда, в которой проявляется трансцендентный смысл, есть периферия реальности, несовершенно и искаженно обнаруживающая ее действительную сущность, но все же сопряженная с ней, способная к бесконечно возрастающему развитию и тем актуализирующая ее содержание. Живя в стихии разума, человек здесь так же стремится к осознанию раскрытия Реальности в космических иерархиях, как в мистике он все созерцает в естестве всеединства. Целостный трансцендентный опыт в разуме поэтому столь же конкретен, сколь и спекулятивен; человек не только не чуждается конкретного эмпирического, но именно через деятельность в его среде становятся действительными его спекулятивные построения. Однако он подходит к феноменам конкретного эмпирического не через периферические воздействия в их собственной среде и не в процессах независимого течения их собственной феноменальности, но через активное внедрение в них извне. Приобщенное к царству вечных общемировых предначертаний, эмпирическое сознание всегда остается существенно макрокосмичным и живет в стихии Всеобщего; внедряясь в феноменальное, оно не включается в системы его частных иерархий, но, напротив, как бы включает их в себя и использует их в своих собственных целях. При этом все местное и относительное, оставаясь в отдельных частях неизменным, так переориентировывает свою организацию, что в целом становится проводником высших веяний и исполняет извне наложенную миссию. Итак, человек в этом опыте входит в конкретное эмпирическое, но не поглощается его средой и не подпадает под абсолютную власть его законов. Он продолжает жить в интеллигибельном созерцании первозданной природы кристаллов духа и их нисходящих раскрытий в стихии Всеобщего. Он исполняется их активностью и творческою мощью, но изливает эти дары на все целое эмпирического бытия, лишь временно и по свободному произволению действуя на его единичные проявления. Сопряжение в разуме с царством принципов, будучи в действительности частью целостного реального опыта, необходимо протекающего во всех трех пневматологических категориях, может быть только приближенно пояснено историческими примерами, когда элементы мистики и воли являются лишь необходимо сопутствующими. Трансцендентное озарение веяниями абсолютных первооснов бытия мира, в своей всеобщности порождающих, движущих и объемлющих все виды конкретной феноменологии во всех членениях всех иерархий, достигая актуальной конкретности в эмпирическом сознании человека, претворяется
§ 56. Сопряжение с царством идей в категории разума
Сопряжение в разумном трансцендентном опыте актуального сознания человека с царством идей есть эротическое единение его конкретной относительной субъектное™ с макрокюсмическим раскрытием творческого Разума Всеобщего. Это есть творческое приобщение к интеллигибельной Жизни Реального, внедрение в Божественную Природу первичных порождений, созерцание жизнетворящих истоков всяческого бытия. Это есть погружение в стихию вечного вневременного становления надмирного Смысла во многообразных иерархиях космоса, запечатлевающих в продлении всех видов протяжения неустанную роскошь Его производящей силы и всеобъем-лемость Божественной Природы. Здесь микрокосм в стремлении ввысь возносится на конечные грани своей индивидуальности и, обвеваясь веянием безбрежности макрокосмического простора, вместе с тем исполняется влечением к конкретности Безусловного. Разумная категория монады, развертывая свои глубинные недра, благодатно озаряется ведением внутренней жизни вселенской Реальности, вечно варьирующих видов становления Ее конкретной спекулятивности.
Всякая идея наравне с макрокосмической всеобщностью обладает и особым, именно ей присущим видом конкретности. В отличие от стационарного в себе замкнутого принципа идея существенно обладает иерархическим строением и достигает актуальной конкретизации в эволютивном процессе развития космоса. При сопряжении эмпирического сознания в разумном трансцендентном опыте с царством идей, как и в сопряжении с принципами, человек преодолевает относительную обособленность своей личности и достигает высших граней индивидуальности. Однако здесь уже не имеет места сопричисление к космической Всеобщности в ее безусловном сверхиндивидуальном Смысле, но свершается творческое сопряжение со становящимися конкретными мировыми началами, одновременно включающими в себя и макрокосмическую безусловность, и строгую объективированность единичного деятеля. Здесь микрокосмическая единичность монады сопрягается с макрокосмической единичностью идеи: конкретное начало, эволютивно воссоздающее в своих тональностях целое, входит в гармоническое содружество с конкретным началом, раскрывающим в безграничности макрокосма конкретный модус трансцендентного смысла, часть, отражающая в себе целое, объединяется с целым в его части. Итак — основным признаком разумного сопряжения эмпирического сознания в трансцендентном опыте с царством идей является преодоление обособленности личности, развитие индивидуальности до ее высших граней и творческое сопряжение индивидуального начала с относительно-бесконечной актуальной конкретностью идеи.
Организация эмпирического сознания в разумном сопряжении с царством идей определяется, как это следует из ранее сказанного, двумя сопряженными категориальными окрасами. Во-первых, разумность природы опыта обусловливает иерархическую организацию эмпирического сознания, объективированность его содержания и феноменологии, равно как и стремление осознать реальность в ее конкретной спекулятивности. В этом опыте со все возрастающей силой раскрьшается стихия конкретности; идея личного развертывается во всей своей глубине и гармонически сопрягается с духовной индивидуальностью монады. Непосредственно центрируясь на интуиции надмирного, сознание в то же время не чуждается эмпирической конкретности, подходя к ней как к периферическому актуальному раскрытию единого центрального смысла. Отсюда вытекает конкретная спекулятивность как самого опыта как такового в его онтологической природе, так и организации, путей и методов актуального сознания. Во-вторых, определяющая собственную природу царства идей категория мистики вносит в эмпирическое сознание особый своеобразный rovog. В нем развивается непосредственная интуиция реального, равно как и степени его отраженности, искажения, в конкретных проявлениях феноменального. Пользуясь этой интуицией, человек как бы воссоздает в себе систему связующих иерархий между стихией всеединства и конкретным эмпирическим. Эти иерархии не получают объективированного выражения и не проявляются актуально в формах разума, но факт их бытия непреложно устанавливается рождением способности внутреннего подхода к каждому эмпирическому явлению и его оценки в иерархическом достоинстве. Тая в глубине своего существа мистическое предвосхищение идеального организма, человек определяет в каждом частном случае при встрече с явлением конкретного эмпирического степень его совершенства не по дискурсиям разума, а по непосредственной интуиции3. Это не есть восприятие истинного лика, vnoataaic, 'а, идеи через высшую интеллектуальную интуицию, не есть светлое прозрение в разуме интеллигибельной реальности («jnanakasha» в санскритской терминологии) и дедуктивное нисхождение в заданных тональностях к данному эмпирическому смыслу для возможности совершить его логистическую оценку, но непосредственный единый акт мистической оценки, только в результате своей могущей объективироваться в формах разума. Это есть проявление исконной мистической природы царства идей, императивно проникающей в разумную категорию познающего сознания. Эти два сопряженных окраса актуального сознания при познании им в разумном трансцендентном опыте царства идей, нисколько не исключая друг друга, взаимно гармонически дополняются и создают некий простой ритм. Основная категория разумности данного опыта обусловливает внутреннюю его сущность и природу его процесса: оберто-нальный окрас мистики делается и движущим императивом, и результирующим самоконтролем на всем пути конкретно-спекулятивных построений. Познание в трансцендентном опыте царства идей, будучи-по существу динамично и относясь к течению процесса становления духа, в основном разумном окрасе актуального сознания протекает в иерархической конкретной спекулятивности, а в обертональном мистическом окрасе просвещается стихией всеединства. Однако наряду с макрокосмической всеобщностью каждая идея обладает особой относительно-бесконечной конкретностью: отражая в себе, как органическая часть целого, всю Иерархию идей, она неизменно окрашивает все особо ей свойственными специфическими тональностями. Идея не есть индивидуальность, она не микрокосмична, а макрокосмична, но все же она есть только определенный модус Всеобщего, объемлющий лишь часть целостного содержания. Поэтому эротическое познание частной идеи или частной иерархии идей есть одновременно и макрокосмическое расширение эмпирического сознания, и сужение его творческих потенций в соответствующих специфических гранях. Эмпирическое сознание каждой монады должно раскрыть в целостном пути своей эволюции каждую идею и все их восходящие иерархии, но согласно своей собственной индивидуальной самобытности. При познании конкретной идеи неминуемо каждый раз происходит привнесение в эмпирическое сознание ее ограничивающих специфических тональностей, т. е. здесь происходит эволютивное движение по иерархической координате лишь в определенном модусе Всеобщего, но способность восприятия всех других идей в их собственных модусах тем самым временно парализуется. Итак — вторым признаком разумного сопряжения эмпирического сознания в трансцендентном 'опыте с царством идей является временное органическое видоизменение субъектносги сознания, замена целостной индивидуальности специфической конкретностью макрокосмической идеи. При этом все гармонирующее в сознании с данным конкретным модусом обнаружения содержания Всеобщего иерархически развивается, все же остальное содержание и организующие способности сознания временно парализуются. Сознание делается эмпирическим проводником идеи, т. е. место его индивидуальной монады занимает идея, хотя и преломленная в соответствующих индивидуальных тональностях.
Конкретная спекулятивность данного вида трансцендентного опыта совместно с центрированием на относительно-бесконечной конкретности мак-рокосмических идей приводит к полному перерождению феноменальной личности. Такой человек сам по себе уже не обладает личностью в прямом смысле, ибо его феноменальный облик есть здесь не выражение его особенных феноменальных качествований, но есть только естественный периферический образ и символ движущего им трансцендентного опыта, есть только проекция последнего в окружающую среду. Человек перестает быть членом феноменальных иерархий всех видов множеств, он имеет опору и источник жизни вне их, и если входит в их среду и участвует в процессах их деятельности, то только как нечто существенно внешнее, живущее по своим собственным законам и стремящееся к своим собственным целям. Но, не будучи связан феноменальными условиями непосредственно окружающего, он в то же время не оторван от конкретного эмпирического. В мистическом единении с принципами человек чужд конкретному эмпирическому принципиально, как шелухе («клиппот») реального. В сопряжении с принципами в категории разума конкретное эмпирическое принимается только как периферическое обнаружение ноуменального смысла, в своем целом эволютивно актуализирующее всеобщность его стихии; иначе говоря, конкретное эмпирическое здесь оправдывается только телеологически и только во всей суммарное™ своего многообразия.
В мистическом единении с идеями двойственность природы этого тран-. сцендентного опыта — его одновременная макрокосмичность и конкретность, наряду с его общей динамичностью, — приводит к признанию единичных явлений конкретного эмпирического как феноменальных образов ноуменальной конкретности, живых символов и законов путей. Но и здесь действительное причинное соотношение ноуменального с феноменальным остается совершенно в тени, и потому собственный смысл единичных явлений конкретного эмпирического, как таковых, остается чуждым эмпирическому сознанию. Только в сопряжении с идеями в категории разума впервые происходит истинное обоснование множественной эмпирической конкретности феноменального и его единичные явления получают самобытное оправдание. Живя в стихии разума, человек здесь так же стремится к осознанию интеллигибельных реальностей в себе, как и к осознанию их раскрытий в феноменальных иерархиях. Как в сопряжении с принципами актуальное сознание созерцает все целое конкретного эмпирического как периферическое раскрытие Реальности, актуализирующее Ее всеобщее содержание, так в сопряжении с определенной идеей это сознание, увлекаясь стихией определенного модуса ноуменального, динамически стремится воплотить в себе конкретную эмпиричность в определенно заданных тональностях, т. е. объективировать ее в себе также и периферическими взаимоотношениями с окружающим. Феноменальная конкретность здесь служит не только символом горнего смысла, черпающим только в последнем оправдание своему бытию, но и единственным деятельным средством к осуществлению конкретной спекулятивности ноуменального. Будучи отражением в имманентной среде надмирного, конкретное эмпирическое в своих единичных явлениях является кинетическим агентом, единственно способным эволютивно двигать процесс конкретной актуализации соответствующих модусов трансцендентного. Это воссоздание единичных явлений конкретного эмпирического с утверждением их самобытного смысла осуществляется в самом внешнем лике актуального сознания. Все силы и стремления человека как сознательно, так и бессознательно направляются к тому, чтобы наиболее совершенно гармонировать с интуитивно воспринимаемым из трансцендентного, чтобы во всей своей организации и ритме всех единичных процессов последовательно и эволютивно актуализировать в спекулятивную конкретность одни за другими иерархические членения данного модуса трансцендентного — интеллигибельной идеи. Следуя этому всепокоряющему основному стремлению, человек одинаково отходит и от всеобщности ноуменального, и от утомляющего многообразия взаимоотношений с неупорядоченными явлениями окружающего феноменального. Замыкаясь в созданном иМ ограниченном мире, человек делается узко-односторонним, видит только свою цель, все развивает только с ее точки зрения, считается со всем только по степени способности содействовать ее успешнейшему достижению. При этом все местное и относительное, оставаясь в отдельных частях неизменным, частью вовсе отбрасывается, а частью так переориентировывается в своей организации, что в результате, будучи объективировано в определенную феноменальную систему, становится кинетическим агентом соответствующей идеи или целого их единичного комплекса и проводником их веяний, исполняющим предназначенную ему миссию. Трансцендентное озарение комплексом определенных идей, динамически стремящихся достигнуть конкретной спекулятивности через посредство творчески-эволютивной деятельности эмпирического, сознания человека, достигая в нем актуальной конкретности, превращает его в фанатического паладина соответствующего философского миросозерцания. Такой человек одинаково оторван и от полноты ноуменального, и от полноты феноменального, но в то же время он причастен и тому, и другому в некотором относительном контакте. Он непрестанно отражает и гармонически соподчиняет одно в другом и стремится сочетать в единый целостный конкретно-спекулятивный организм. Он живет в стихии промежуточного между ними тока, и все усилия его жизненной деятельности сводятся к стремлению возможно полнее и совершеннее объективировать и утвердить эту иерархическую лестницу, т. е. сделать свой собственный путь и метод познания, динамику своего достижения горнего и реализации его озарений в формах конкретного эмпирического всеобщим достоянием и общепринятым путем развития. Когда трансцендентный опыт сопряжения с царством идей протекает с подавляющим доминированием категории разума, человек почти совершенно воздерживается от непосредственных воздействий на других людей в мистике и воле и ограничивается только убеждениями в разуме с соответствующим личным примером. Его орудие — сила логических построений и блеск головокружительных умозрений, наравне с созданием новых видов подхода к предстоящим перед человеком проблемам, новых методов и приемов исследования и организующей оценки, открытием новых точек зрения и воссозданием даже ранее известного в совершенно новом свете. Его облик, путь и личный пример начинают сами непосредственно свидетельствовать о реальности и идеальном предмете его служения, и он может стать могучим деятелем истории умственного развития, возбудителем новых великих течений, как созидающих в эволюции, так и катастрофически разрушающих в революции во всех областях и видах общественной жизни своего народа и даже целого человечества в масштабе многих веков.
Тип такого паладина идеи всецело зависит от иерархического порядка. На высших ступенях разумный трансцендентный опыт может раскрыть эмпирическому сознанию человека глубочайшие недра ноуменального Смысла. Не единичная идея и даже не частная их иерархия, но целостный модус вселенского самосознания Реальности может озарить человека своей бездонностью в его высоком интуитивном восхищении. Тогда человек делается проводником целостного откровения, а его эмпирический образ — его символом, актуализирующим двигателем и путем. Ведомая нам история человечества не знает конкретно-эмпирического выражения конечной энтелехии этого пути, т. е. целокупного откровения в категории разума. Разумный Лик Христа, как и Великих Посвященных древнего мира, был весьма мало воспринят человечеством, сочетавшимся с Основоположниками почти исключительно только в категориях мистики и воли. Высочайшие исторически известные достижения были осуществлены Платоном и Шри Шанкара Ачарья. Трансцендентный опыт обоих был равной мерой преимущественно центрирован на сопряжении с царством идей, и оба они возвысились почти до полной всеобъемлемости Всеобщего, связав в своих творениях большинство частных иерархий идей в общем гармоническом содружестве. Как Платон для Греции, так Шри Шанкара Ачарья для Индии представляют центральный узел тех идей, постижение которых исчерпывало не только предшествующую умственную деятельность их народов, но все их последующее развитие, продолженное и ныне продолжаемое всем человечеством. Среди философов порядка царства идей эти гиганты безмерно возвышаются над сонмом других прежде всего своей кафоличностью, т. е. гармонически примиренными универсальностью содержания общим единством верховного духовного озарения. Далее следуют системы уже уступающие в кафоличности и ограниченные только определенной иерархией или циклом идей. Таковы, например, Калила, Будда, Канада, Эпикур, Шопенгауэр, Джоберти и Бергсон. Продолжая нисходить по иерархии, мы встречаем выразителей одной определенной идеи, весь жизненный путь которых сводится к стремлению ее наилучшего обоснования. Среди больших людей мы уже не сможем найти такой узкой односторонности: у них может одна идея занимать определенно центральное положение и только сопутствовать-ся рядом других, как ее иллюстрационным материалом. Для последнего случая могут служить примерами хотя бы Гартман и Вейнингер. Эту нисходящую иерархию можно продолжить сколь угодно далеко. Не только идеи всех порядков, даже наиболее частные и конкретные, могут предопределять интеллектуальный облик и познавательно-творческую деятельность человека, но и отдельные понятия более или менее общего вида, выработанные психической или социальной жизнью человеческой общественности, могут находить своих фанатических паладинов. Для примера достаточно упомянуть хотя бы о «гражданской скорби», столь отразившейся на русской литературе последних десятилетий и исполнявшей все духовное содержание целого ряда авторов. На низшей ступени мы встречаем проповедников уже совсем низменных воззрений, назвать которые «идеями» было бы чудовищным онтологическим и филологическим абсурдом. Таковы «идея» опрощения у Толстого, ореол босячества у Горького и апофеоз звериности в «Санине» Арцыбашева. Но и среди обыденных людей в повседневной обстановке каждый в каждый же момент времени среди разговора, а в особенности в споре является проводником и слушателем того или иного комплекса идей элементарного порядка, хотя бы и в карикатурных искажениях.
§ 57. Сопряжение с царством монад в категории разума
Сопряжение в разумном трансцендентном опыте актуального сознания человека с царством монад есть эротическое единение его конкретной относительной субъективности с микрокосмическими реальностями высших иерархических порядков. Это есть творческое приобщение к космическим деятелям, в возрастающей степени отражающим в себе Всеобщее, внедрение в стихию и закон более сложной и многообразной жизни, сопряжение с главенствующими двигателями мирового процесса. Это есть активное сопряжение со становящейся конкретностью Безусловного, восхищение к Его творчески реализующему Лику, утверждающему в продлении актуализацию конкретной спекулятивности Реального. Это есть динамическое включение в синархию его дифференцированных и организованных индивидуальных органических членений, где объективирование в Едином иерархии единств через сопряжение с гармонирующей феноменальной иерархией множеств раскрывает возможность этим индивидуальным членениям Реального объективировать и актуально утвердить в последовательном процессе свое конкретное бытие и индивидуальные качествования, а общее генетическое и синтетическое единство целого во множественности адамического элемента обусловливает действительность факта и целокупность этого космического процесса и во Всеобщем. Здесь эмпирическое сознание восхищается на верховные грани своей 'Индивидуальности и в ее глубине созерцает свое синархическое единство с бесконечно возрастающей иерархией микрокосмов. В пламени эротического восторга его индивидуальные ограничения готовы преодолеть свою застывшую неподвижность и благодатно расшириться настолько, чтобы вместить в себя простор высших типов конкретного бытия, их высшую свободу и высочайшую цель. Каждая монада, будучи индивидуальной, тем самым искони ноуменально-конкретна, т. е. есть членение трансцендентной синархии Логоса, вечно обладающего трансцендентной конкретной спекулятивностью в самом Всеобщем, что и раскрывает его основной предикат — субъектную ипостас-ность. Эмпирическая реализация актуальной конкретности вселенской семьи монад, т. е. достижение целокупной спекулятивной конкретности царства монад или действительного воплощения Логоса в конкретном эмпирическом, и составляет сущность космического процесса. Онтологически исходя из бытия монады, эмпирическое сознание по мере своего иерархического развития выявляет в организации своего актуального содержания во всевозрастающем многообразии как единичные отражения идей в феноменальной среде, так и их собственные образы порознь и во всех взаимоотношениях. Параллельно и сопряженно с этим происходит процесс актуального объективирования и утверждения индивидуальности, которая, с одной стороны, окрашивает своими тональностями все воспринимаемое, а с другой — сама раскрывается в особенностях сочетаемости и взаимного отражения конкретных идей. При сопряжении эмпирического сознания в разуме с царством монад, как и при сопряжении с другими идеальными царствами, человек преодолевает относительную обособленность своей личности и достигает высших граней своей индивидуальности. Но здесь уже не имеет места сопричисление ни к космической Всеобщности в ее безусловном сверх-индивидуальном смысле, ни к становящимся конкретным мировым началам, одновременно включающим в себя и макрокосмическую безусловность, и субъективную объективированность единичного деятеля. Индивидуальность не входит здесь ни во Всеобщее, ни в Его макрокосмические модусы; тип эмпирического возрастания сохраняется неизменным, здесь свершается только мистерия повышения иерархического порядка творческого приобщения к высшим ступеням конкретного бытия, но не изменение его основного rovog'a. Здесь микрокосмическая единичность монады иерархически приближается к воссозданию Всеобщего в своей собственной индивидуальности; конкретное начало, предвосхищая свою энтелехию, входит в гармоническое содружество с однородным началом высшего порядка. Итак — основным признаком разумного сопряжения эмпирического сознания в трансцендентном опыте с царством монад является преодоление обособленности личности, развитие индивидуальности до ее высших граней и творческое сопряжение индивидуального начала с иерархией монад высшего порядка.
Организация эмпирического сознания в разумном сопряжении в трансцендентном опыте с царством монад определяется, как это следует из ранее сказанного, двумя сопряженными категориальными окрасами. В данном случае категория познающего сознания совпадает с категорией раскрывающегося в этом сознании идеального царства, а потому сопряжение здесь наиболее тесно и глубоко. С одной стороны, разумность природы опыта обусловливает иерархическую организацию эмпирического сознания, объективированность его содержания и феноменологии, равно как и стремление осознавать реальность в ее конкретной спекулятивности. В этом опыте со всевозрастающей силой раскрывается стихия конкретности; идея личного начала развертывается во всей своей глубине и гармонически сопрягается с духовной индивидуальностью монады. Непосредственно центрируясь на интуиции надмирного, сознание в то же время не чуждается эмпирической конкретности, подходя к ней как к периферическому актуальному раскрытию синархического центрального смысла. Отсюда вытекает конкретная спекулятивность как самого опыта как такового в его онтологической природе, так и организации, путей и методов актуального сознания. С другой стороны, разумность собственной природы царства монад определяет lovoc, раскрывающего его разумного пафоса. Здесь свершается таинство действительного целокупного органического сопряжения двух индивидуальных ликов (vnomic,) Реальности различного иерархического достоинства, взаимного проникновения двух самобытных природ, органического присваивания и соподчинения их качествований. Разумная категория эмпирического сознания здесь входит в непосредственный союз с иерархически высшей модификацией интеллигибельного смысла, с высшим поясом становящейся конкретной спекулятивности Реального. Эти два категориальные окраса, тождественных в безотносительном смысле, но разнствующие благодаря иерархическому различию в достоинстве природ располагающих ими сущностей, осуществляющих эротический союз, взаимно органически дополняются и создают некий простой ритм. Основная категория разумности данного опыта обусловливает внутреннюю его сущность и природу его процесса, раскрывающиеся в иерархичности организации эмпирического сознания: обертональный категориальный окрас разумности повышает иерархический порядок и глубину смысла этой организации. В самом деле, здесь свершается не органическое содружество индивидуального микрокосма с макрокосмической Всеобщностью и не замещение довлеющего эмпирическому сознанию ноуменального центра монады относительно-бесконечной конкретной субъектностью макрокосмической идеи, но возрастающее по иерархической координате внедрение в стихию своего собственного индивидуального бытия и раскрытие в его глубинных недрах органического отражения восходящих к Безусловному иерархий конкретности. Иерархическое повышение ощущения и природы центра конкретного бытия, а следовательно, и его индивидуальной самобытности и разнствования в иерархическом достоинстве с данностями конкретного эмпирического, тем самым приводит к сознанию иерархической перспективы бытия и к разумному утверждению конкретного организма как гармонической системы центра и периферии, связанных нисходящими из первого промежуточными иерархиями. Таким образом, осознание в разуме индивидуальности, разумное осознание самобытной особенности конкретного бытия и разумное же осознание иерархичности и органичности строения существа неразрывно сопряжены друг с другом и первое необходимо обусловливает второе и третье. Итак — вторым признаком разумного сопряжения эмпирического сознания в трансцендентном опыте с царством монады является углубление индивидуальной самобытности, творческое приобщение к личному началу Божества и иерархическая организация эмпирического сознания, совместно с центрированием на конкретной бесконечности микрокосмической монады. Это приводит к иерархической организации природы и процессов феноменального существования, к развитию его замкнутости в себе, отчуждению от непосредственно окружающей среды и к утверждению постоянства основных феноменальных качествований.
Конкретная спекулятивность данного вида трансцендентного опыта совместно с центрированием на относительно бесконечной конкретной индивидуальности монады приводит к полному перерождению феноменальной личности, замещению одного образа другим, существенно от него отличным. Такой человек сам по себе уже обладает личностью в прямом смысле, ибо его феноменальный облик есть здесь не выражение его особенных феноменальных качествований, но есть только естественный периферический образ и символ движущего им трансцендентного опыта, есть только проекция последнего в окружающую среду. Человек перестает быть членом иерархий всех видов множеств, он имеет опору и источник жизни вне их, и если входит в их среду и участвует в процессах их деятельности, то только как нечто существенно внешнее, живущее по своим собственным законам и стремящееся к своим собственным целям. Но, не будучи связан феноменальными условиями непосредственно окружающего, он в то же время не оторван от конкретного эмпирического. При мистическом единении с принципами феноменальное отвергается как таковое вовсе; при сопряжении с ними в разуме феноменальное оправдывается только в его целом и опосредованно. При мистическом единении с идеями феноменальное принимается в своих частях только как символ макрокосмических ноуменальных конкретностеи; при сопряжении с ними в разуме единичное в феноменальном получает самобытное оправдание как кинетический агент, осуществляющий актуализацию спекулятивной конкретности идей. Наконец, при мистическом единении с монадами единичные членения феноменального принимаются как символические образы микрокосмических ноуменальных конкретностеи, воплощающие в своей эмпирической организации проекцию их самобытности в условиях окружающей среды. Только при сопряжении с царством монад в категории разума единичные членения феноменального получают целостное самодовлеющее обоснование в себе самих. Этот трансцендентный опыт микрокосмичен и конкретно спекулятивен, а потому он существенно индивидуально эволютивен. Он не только призывает к свершению эмпирической конкретной реализации воспринятых из трансцендентного данностей в феноменальном, но и влечет к осуществлению эмпирической деятельности как для приобретения феноменального опыта, так и для возможности в будущем дальнейших восприятий из ноуменального. Таким образом, в противоположность мистическому единению с царством монад здесь имеет место не ограничение только символическим выражением трансцендентных восприятий в феноменальном, но внесение тяготеющей к эволюции творческой активности в саму эмпирическую среду, чтобы, пользуясь открывшимися высшими целями и законами, возвести феноменальный организм через гармоническую эволюцию к его первообразу. Аналогично мистическому единению с царством монад, интуитивное воспарение к нему в категории разума может достигать различного иерархического достоинства, причем нужно указать два основных случая: в первом предельной гранью оказывается собственная монада человека, во втором — восхищенное актуальное сознание приобщается к созерцанию высших звеньев иерархии монад. Интуитивное непосредственное творческое сопряжение с монадами высшего порядка знаменует собой переход от индивидуального творчества в прямом смысле к творческому воплощению откровения, свойственного крупному общественному организму. Здесь опять могут быть два случая: в первом эмпирическое сознание индивида оказывается в состоянии достигнуть сопряжения' лишь с эгрегором общества, а во втором оно действительно восхищается до восприятия истинного лика монады высшего микрокосма и воспринимает всю вложенную в нее всеобщность природы, конечной цели и закона. Как уже не раз говорилось, в исторической действительности мы всегда встречаем трансцендентный опыт одновременно во всех трех пневматологических категориях и сопряжение со всеми тремя царствами идеального мира, хотя та или иная составляющая или некоторая частная их совокупность может доминировать. Посему каждый вид трансцендентного опыта в его чистом виде мы не можем наблюдать в действительной жизни, и все исторические примеры должны быть приводимы только как весьма приближенные и могущие дать только отправную точку для интуитивного созерцания той или 'иной координатной составляющей, неизменно входящей во всякий трансцендентный опыт вообще. Так, уже указанные примеры Платона и Шри Шанкара Ачарья определяют, наравне с глубоким проникновением в царство идей, также и восхищение к высшим монадам своего народа. В своих диалогах Платон отразил все главнейшие течения эллинской культуры и соединил их в единый синтетический облик. То же самое по отношению к индийскому гению — Шри Шанкара Ачарья. Сюда же должна быть отнесена и школа славянофилов, пытавшихся выявить духовную сущность русского народа. Впрочем, как глубоко верно замечает В. Эрн, и вся русская философия — от Сковороды до самого Эрна — всецело проникнута тем же основном стремлением — утверждением восточного логизма в противоположность западному рационализму. Примером сопряжения в категории разума эгрегором народа могут служить французские энциклопедисты XVIII века и вообще вся современная публицистика. Что же касается осознания в разуме собственной индивидуальности автора, то во всяком творчестве в образе или слове; оно проявляется с тем большей силой, чем одареннее и самобытнее его автор.