Особая папка «Барбаросса»

Безыменский Лев Александрович

Однако Ирак был лишь одним и к тому же скорее всего вспомогательным направлением будущей глобальной агрессии. Объектом «дальнего прицела» была Индия. Для достижения этой цели кроме войск должна была действовать «пятая колонна» — «факир из Ипи» и другие. (Так, немцы возлагали большие надежды на деятеля индийского националистического движения Субхаса Чандра Боса.) Предполагалось, что националистические силы Индии поднимут восстание в тот момент, когда немецкие войска приблизятся к индийской границе. Задача выхода к границе Индии возлагалась на так называемое «соединение Ф» — моторизованный корпус под командованием генерала Фельми, который формировался в Греции и специально оснащался для действий в субтропических и тропических условиях.

Ни план захвата Афганистана, ни план вступления в Индию не были реализованы. Рассуждая на эту тему, известный немецкий историк Андреас Хильгрубер

писал, что «все, относящееся к Афганистану, и вообще все планы, связанные с «Директивой № 32», были предусмотрены для времени «после Барбароссы». Однако кардинальная предпосылка для осуществления подобных замыслов, а именно: быстрый развал Советского Союза, так и не стала реальностью» [320] .

Нет, не стала! Не смог Гитлер осуществить и «Директиву № 32», не смог он выполнить и другие планы, вроде операций «Танненбаум» (захват Швейцарии), «Зильберфукс» (захват Швеции), «Феликс» — «Изабелла» (захват Испании и Португалии) [321] , не смог и двинуться на завоевание американского континента. По простой причине: советский народ своим легендарным подвигом сорвал план «Барбаросса» и тем самым спас весь мир от фашистского порабощения.

320

А. Нillgrubеr, ор. cit., S. 888.

321

Эти планы автор подробно разбирает в своей книге «Германские генералы — с Гитлером и без него».

СТРАТЕГИЯ ПРОСЧЕТОВ. Глава 8.

За закрытой дверью

Генералполковник в отставке Франц Гальдер может смело конкурировать с героем классической повести Шамиссо «Петер Шлемиль». Как известно, тень Петера Шлемиля начала самостоятельное существование, что имело роковые для Шлемиля последствия. Франц Гальдер попал в подобную ситуацию, но отделался меньшим ущербом. Он спокойно проживает ныне по улице Ахорнвег 89, что в баварском местечке Ашау (близ озера Химзее). А тень он действительно потерял, но совершенно своеобразным путем.

В дни войны — с 14 августа 1939 года по 24 сентября 1942 года — он вел дневник, причем не для грядущих потомков (как это нередко делают люди, ведущие дневники), а для своего собственного, служебного употребления. Занимая пост начальника генерального штаба сухопутных войск вооруженных сил германского рейха, Франц Гальдер нуждался в точной фиксации всех многочисленных указаний, которые он получал как от Гитлера, так и от главнокомандующего сухопутными войсками фельдмаршала фон Браухича. Имел он и другое обыкновение: записывать наиболее важные мысли, которые ему приходилось слышать в течение дня — благо, он знал стенографию и мог быстро фиксировать на бумаге все, что казалось ему примечательным.

Было бы слишком долго описывать сложную историю того, как этот дневник стал достоянием общественности. Так или иначе он сохранился и представляет собой ценнейший документ для изучения не только стратегии германского генерального штаба, но и его психологии. А последняя представляет интерес, далеко выходящий за частные пределы. Ведь все, что происходило в «мозгу» вермахта, было симптоматично не только для германского империализма, поскольку гитлеровская агрессия была явлением не национальным, а международным, представляя собой лишь одно из проявлений сущности международного империализма.

Итак, дневник Гальдера. Если открыть его страницы, посвященные первым дням операции «Барбаросса» — нападения на Советский Союз, то там можно найти удивительные строки, например, записи, из которых явствует, что в июне 1941 года начальник германского генерального штаба считал войну выигранной. И это не было пропагандистской фразой, не было бахвальством а-ля Геббельс. Нет, Гальдер вполне серьезно верил.

Эти фразы меня настолько заинтересовали, что я решил удостовериться, до какого же времени начальник генерального штаба продолжал верить в то, о чем некогда писал в дневнике. Именно таков был вопрос, который я решил задать Францу Гальдеру.

Однажды, будучи в ФРГ, я предпринял подобную попытку. Однако Гальдер не принял меня, сославшись

на плохое состояние здоровья. Тогда я избрал иной метод. Написал из Москвы письмо в Ашау. И получил ответ, в котором Гальдер сообщал мне следующее:

«После того как политическое руководство решило начать войну, я считал возможным достижение первой оперативной цели (Десна и т, д.), И она действительно была достигнута. После битвы за Киев я не рекомендовал осуществлять разрешенное Гитлером наступление на Москву и выступал за политическое решение. Главнокомандующий сухопутными войсками, который перед битвой за Киев имел весьма неприятный конфликт с Гитлером, полагал, что он сможет осуществить наступление на Москву, которое было разрешено Гитлером. Тем не менее это наступление началось слишком поздно и не имело достаточной базы из-за отсутствия времени для подготовки. В военном отношении это означало попытку провести операцию без достаточных средств. События под Москвой показали, что у немцев истощены силы. С этого момента я уже не верил в возможность решительной немецкой победы» [322] .

322

Архив автора.

Что означало это письмо? Для меня оно было лишним, но очень важным и авторитетным подтверждением того, что записи, относившиеся к июню 1941 года, действительно отражали убеждение их автора в возможности разгрома советских вооруженных сил и Советского государства. На чем же это убеждение базировалось?

Доподлинно известно, что за несколько дней до начала войны с Советским Союзом Гитлер говорил:

— Когда начинаешь войну с Советским Союзом, кажется, что открываешь дверь в темную, незнакомую комнату, не зная, что там за дверью... [323]

323

А. Нillgruber, ор. cit., S. 511.

Был ли достаточно откровенен фюрер, произнося эти слова? По-моему, не очень. Ибо все годы, предшествовавшие 22 июня 1941 года, Гитлер настойчиво стремился хотя бы в щелку, хотя бы в замочную скважину увидеть «что там, за дверью» — той самой, которую он собирался распахнуть. Эта задача была поставлена всем органам немецкой разведки — военной разведке ОКХ (тан называемому «отделу иностранных армий Востока» полковника Кинцеля), военной разведке и контрразведке ОКВ (абверу) адмирала Канариса, эсэсовской разведке бригаденфюрера Шелленберга, внешнеполитическому бюро НСДАП рейхсляйтера Розенберга, «Зарубежной организации» НСДАП гауляйтера Боле. Вся работа была поставлена на широкую ногу — вплоть до того, что был создан специальный научно-исследовательский институт в Ванзее.

О чем же они докладывали?

Адьютант Гитлера майор Энгель 18 декабря 1940 года записал:

«Фюрер не знает, что делать. Военным не верит. Неясность относительно численности русских... По-моему, фюрер считает, что русские слабы. В этом его укрепили донесения и доклады Кестринга» [324] .

Кто такой Кестринг и в чем смысл приведенной здесь записи? Кестринг фигура примечательная. Сын обрусевшего немца, тульского помещика Густава Кестринга, владевшего некогда книжным магазином на Кузнецком мосту, Эрнст Кестринг учился в Москве и знал русский язык, как свой родной. Он покинул царскую Россию в 1917 году и возвратился в Россию советскую в 1931 году в качестве немецкого военного атташе в Москве. (Пробыв здесь до 1933 года, он снова вернулся на этот пост в 1935 году, чтобы занимать его до июня 1941 года.) В конце 1966 года в ФРГ вышел сборник под названием: «Кестринг — военный посредник между Германией и Советским Союзом». Вслед за этим в западногерманских газетах появились рецензии, которые создали книге рекламу. Смысл же рецензий состоял в том, что генерал Кестринг был «другом русского народа» и неоднократно предупреждал Гитлера о силе Красной Армии. На первый взгляд, рецензии выглядели (во всяком случае, в глазах западногерманских читателей) убедительно. Так, в качестве одного из рецензентов выступал д-р Герман Перцген, бывший до войны московским корреспондентом «Франкфуртер цайтунг» и знавший Кестринга лично. Еще большую убедительность книге придавало то, что она включала не только воспоминания Кестринга (ныне покойного), но и донесения, которые он посылал из Москвы в Берлин. Генерал предупреждал...

324

Ibid., S. 869.