Особенности национального менталитета. Сборник рассказов
Шрифт:
Купив свежую ароматную булку, Андрюшка вышел из магазина и продолжил свой обычный путь. Проспект изогнулся, как спина кошки, встретившей неожиданно свое отражение в зеркале, и пошёл вниз, к набережной. Сквозь ветви тополей, густо теснящихся кронами вдоль проезжей части, Андрюшка уже видел переливающуюся на солнце рябь воды. Свежий ветерок донес до него первые нотки пресной сырости. Спустя пять минут он уже стоял на тротуаре набережной, вымощенном темно-серой плиткой, прислонившись грудью к выбеленным бетонным ограждениям.
Глава 4
Прохладный ветерок приятно обдувал разгоряченное быстрой ходьбой лицо Андрюшки. Золотистая рябь на поверхности реки слепила глаза, отчего Андрюшка щурился и морщил нос. Он разглядел наконец чаек, галдящих возле пристани, в сотне метров от того места, где стоял; и, перемахнув через ограждение, направился к ним.
Идти здесь было не очень удобно, так как берег реки был одет в огромные бетонные плиты и спускался к реке крутым склоном. Неровные края плит торчали вразнобой, то там, то здесь попадались под ноги остатки ржавой арматуры, торчащей из замшелого бетона, а щели между плитами поросли тощей сорной травой. Андрюшка шел медленно, часто спотыкался.
Наконец достигнув причала, мальчишка остановился в тени портового здания. Но было холодно стоять в тени, и Андрюшка решил отойти немного, чтобы быть на солнце. Он спустился к самой воде, присел, попробовал её рукой: она была прохладной, ласковой. Усевшись на голые бетонные плиты, нагретые солнцем, откусил булку, пожевал немного; и стал отрывать небольшие кусочки белого мякиша и бросать перед собой в воду.
Чайки тут же заметили угощение и одна за другой принялись кружить над водой и над головой Андрюшки. Вскоре уже более дюжины птиц летали, ныряли, кричали и дрались за каждый кусок булки. А он от души смеялся, наблюдая за ними, и старался отщипывать кусочки поменьше, чтобы подольше растянуть свою забаву.
Но вот булка закончилась. Последний кусочек он съел сам. Чайки еще некоторое время кружились над ним, садились на плиты неподалеку от мальчика и вопросительно глядели на него своими глазками-бусинками, выжидали новой порции угощения. Не дождавшись более ничего съедобного, чайки одна за другой отлетели обратно к пристани и вернулись к своим повседневным делам, оставив мальчика одного.
Андрюшка продолжал сидеть на том же месте. Он вдыхал свежесть речного воздуха, наслаждался, созерцая проплывающие мимо огромные баржи, груженые желтым песком, наблюдал за маленькими человечками, сновавшими по палубе буксирного катера. И снова окунулся мыслями в свои заветные мечты. Представил себя, например, бойким юнгой на таком вот катере, очень полезным, нужным членом экипажа корабля! Вот он бежит по поручению капитана к боцману; вот он с матросами сидит вместе за одним столом, все его считают равным себе, совсем взрослым. Иногда, впрочем, матросы подшучивают над ним, подтрунивают. Но не со зла, а так, по-доброму, по-дружески, и он, Андрюшка, шустрый и деловитый юнга, задорно огрызается в ответ. И все громко хохочут и похлопывают мальчишку по плечу…
Катер удалился, толкая перед собой гигантскую баржу. Андрюшка повернул голову в сторону причала, только сейчас заметив там движение. Ближе к бетонному берегу за ним качались на воде две парусные яхты. Паруса на одной из них, той, что ближе к берегу, были спущены и смотаны на реях, а вторая, расправив косой белый парус, явно готовилась к отплытию. Матросы, раздетые по пояс, поднимались по трапу один за другим, тащили на борт ящики, мешки и коробки. Из рубки верхней палубы вышел капитан в белых брюках, белом пиджаке и белой же фуражке. Пиджак был надет прямо на голый торс и из выреза на груди торчали седые курчавые волосы. Он стоял, опираясь вытянутыми руками в перила и отдавал какие-то распоряжения своей команде. Из густых зарослей седой бороды торчала маленькая трубка, время от времени выпускавшая густые облачка белого дыма.
«Вот настоящий капитан!» – восхищенно подумал Андрюшка. Он встал и не спеша направился в сторону причала. Сердце подростка бешено колотилось в груди, а в голове рождались неясные пугливые мысли. Он подошел к причалу и вскарабкался на мощёный старыми, изъеденными сыростью досками настил пристани. Над ним носились крикливые чайки, но Андрюшка уже их не слышал. В его голове стремительно вырисовывался план побега на этом вот корабле. Он мысленно представлял свой разговор с капитаном, просился к нему в плавание и обещал быть хорошим, исполнительным юнгой. Он стоял на середине причала, заложив руки за спину и размышляя о предстоящем побеге, о путешествиях по всему свету, о приключениях. Он наблюдал за каждым движением там, за каждым жестом капитана судна.
Затем, как это часто бывает, когда слишком долго размышляешь так и фантазируешь, в его сознание стали вкрадываться сомнения. «Да уж! Так меня и взяли на корабль… – думал Андрюшка. – Я ведь даже и не знаю, как быть юнгой. Матросы только посмеются надо мной или, что ещё хуже, обругают и прогонят домой, скажут: мал ты еще для плавания!..». Он посмотрел на белоснежный борт яхты, где красовалась бирюзовая надпись на иностранном языке – «Revolcarse». «Ну вот, они еще и иностранцы, наверное, – подумал неудавшийся юнга. – Даже толком не поймут меня, о чем я прошу…». И тут он вспомнил про мать. И даже вздрогнул, представив, как мама рыдает, обзванивая больницы, соседей, одноклассников, и как ее допрашивают в милицейском участке… Она уже, наверное, дома сейчас, подумал Андрюшка. Он несколько раз глубоко вздохнул с досадой о неудавшемся путешествии и, повернувшись, решительно зашагал прочь от яхты, от пристани. Домой, к маме.
Глава 5
День между тем скатывался к вечеру, на далеком горизонте появились серо-голубые облака. Ветер усилился и теперь с удвоенным усердием дул со стороны реки, врываясь в притихшие улицы городка, и стало значительно прохладнее. Андрюшка шел по набережной быстрым шагом, ежась от сырости. Он спешил скорее к перекрестку, которым набережная соединялась с проспектом. Завернув на широкий тротуар, зашагал вверх, поднимаясь в гору. Громыхая железом, прополз по обагренным закатом рельсам трамвай. Андрей подошел к перекрестку. Регулировщика уже не было, светофор был исправлен, горел красный свет. Мимо пробегали легковые автомобили. На противоположной стороне улицы собрались под светофором люди. Загорелся зеленый. Мальчишка, не вынимая рук из карманов брюк, перебежал по зебре дорогу, лавируя в людском потоке, хлынувшем ему навстречу.
Андрюшка шел, глубоко вдыхая вечернюю прохладу. Настроение было превосходное. Он спешил домой. Из хлебных магазинов и пекарен доносились ароматы выпечки. Засосало под ложечкой. Подросток впервые за весь день ощутил, как сильно он проголодался. Тут же живо представил, как мама на кухне сейчас готовит что-то вкусное и ждет домой его, любимого сына, Андрюшку.
А вот и арка его двора. Он замедлил шаг и прежде, чем войти во двор, огляделся по сторонам. Взрослых во дворе не было, как и его сверстников, какие то и дело издевались над ним, а то и били – пусть не очень и больно, зато обидно. Лишь в дальнем конце двора играла на детской площадке малышня. Андрюшка облегченно вздохнул и расслабился. Он направился к своему подъезду по правой стороне, обходя площадку с краю. Впереди у четвертого подъезда его дома играл с мячиком соседский пятилетний мальчишка Вовка. Андрюшка поравнялся с малышом и прошел было уже мимо, но…
Этот звук! Звук резинового мячика, ударяющегося об асфальт, будто врезался в его сознание и заставил резко остановиться. Андрюшка медленно, заторможенно повернулся к Вовке. Тот, не обращая ни на кого никакого внимания, увлечённо и уже довольно умело отбивал его двумя ладошками от тротуара. Но этот смачный, щёлкающий звук детского мячика, так напоминающий ему что-то опасное и вместе постыдное, будто в мгновение ока помутил всё в голове Андрея…
В душе его вдруг резко похолодело, в лицо ударила горячая кровь, воспламенив в нем какие-то новые чувства, какой-то ответный хищный гнев, ярость. Он одним прыжком подлетел к не подозревающему ничего малышу и, замахнувшись, влепил ему звонкую, такую же смачную оплеуху…