Особняк на Трэдд-стрит
Шрифт:
Внутри приторный запах гниения был даже сильнее. Зажав нос краем рубашки, я заставила себя подняться по главной лестнице и проделала путь в комнату на той стороне дома, где видела в окне зловещую тень. «Я сильнее тебя. Я сильнее тебя», – тихо прошептала я себе под нос, сама не веря, что мои губы произносят слова, которым когда-то учила меня моя мать.
Встав перед дверью, я медленно повернула медную дверную ручку. Легкий толчок, и дверь на тихих петлях открылась, тихо ударившись о стену за ней. Даже не войдя, я поняла: если тут кто-то и был раньше, его уже больше нет. Я заглянула в
Заставив себя остановиться у бокового окна, я сделала глубокий вдох. И вновь, к моему удивлению, ощутила аромат роз. Я на всякий случай проверила, закрыты ли в комнате окна. Разумеется, они были закрыты. Я нахмурились, недоумевая, как может аромат роз проникать сквозь закрытое окно на второй этаж и оставаться таким сильным, как будто я уткнулась носом в цветок?
Заложив руки за спину, я обошла комнату. Похоже, это была спальня Невина Вандерхорста. Прикроватный столик и темное дерево комода напротив были уставлены черно-белыми фотографиями в серебряных рамках. Словно натуралист, который изучает под лупой бабочек, подмечая мелкие детали, которые показывают родство между видами, я подошла ближе, чтобы рассмотреть каждую.
И, вздрогнув, поняла: женщина на многих снимках – это та самая женщина, которую я видела в саду. Было несколько фото юного Невина с той же женщиной. Все понятно: передо мной была Луиза Вандерхорст. Молодая и красивая, с большими темными глазами, точно такими же, как и у сына, и с такой же теплой улыбкой.
Была в этой коллекции и ее свадебная фотография с очень высоким мужчиной, и фото с новорожденным ребенком. В ближайшей к кровати рамке – снимок, который мистер Вандерхорст видел каждый вечер, прежде чем выключить свет, и, просыпаясь, каждое утро, – его студийный портрет в детстве, он сидел на коленях у матери. Мать и сын смотрели друг на друга и улыбались, почти соприкасаясь носами. Я взяла рамку в руки, чтобы рассмотреть ее ближе, и вдруг почувствовала, что запах роз усилился.
Я прищурилась и поднесла снимок к самым глазам, досадуя, что забыла дома очки. Впрочем, и без них мне с первого взгляда стало понятно: эта женщина не бросала своего сына. Я закрыла глаза, вспоминая слова из письма мистера Вандерхорста. Слова, которые не шли у меня из головы.
«Моя мать любила этот дом почти так же, как любила меня. Конечно, найдутся те, кто с этим не согласятся, потому что она оставила нас, когда я был маленьким мальчиком. Но за этой историей явно кроется нечто большее, хотя я так и не смог выяснить, что именно. Возможно, судьба привела вас в мою жизнь, чтобы вы узнали правду и чтобы мать наконец после всех этих долгих лет смогла обрести покой».
Я резко поставила снимок и опрокинула его. Он упал лицом вниз. Не желая больше видеть эту идиллическую картину, я не стала его поднимать. Кому, как не мне, знать, сколь обманчива может быть материнская улыбка.
Развернувшись, я опрометью бросилась вон из комнаты и, налетев в следующий миг на что-то теплое, твердое и решительно мужское, вскрикнула от неожиданности.
Сильные
– Мелли, это всего лишь я, Джек.
Я несколько долгих мгновений смотрела ему в лицо, дожидаясь, когда мое сердце наконец угомонится, и лишь затем сбросила с себя его руки.
– Что, черт возьми, вы здесь делаете? – крикнула я, хотя нас разделяло не более фута. Я была сильно напугана, но в свое время мать крепко вбила мне в голову, что гнев способен прогнать страх. – К тому же меня зовут Мелани, – добавила я, раздраженная тем, что Джек назвал меня детским именем, что лишь подлило масла в огонь, даже если он сам этого не заметил.
– Вы ведь пригласили меня, помните? Вы сказали, что встретите меня у дома в девять тридцать.
Я взглянула на циферблат часов на комоде.
– Вы опоздали. Сейчас девять сорок пять. И вообще, вы когда-нибудь слышали про дверной звонок?
Джек улыбнулся своей коронной улыбкой. Я же была вынуждена стиснуть зубы.
– Извините, что опоздал. Сегодня утром мне пришлось помогать другу в библиотеке, – пояснил он, засунув большие пальцы за пояс джинсов. Я же невольно задалась вопросом, какому «другу» он был вынужден помогать в такую рань. – Что касается того, почему я не воспользовался дверным звонком, – продолжил он, – то я просто подумал, что широко открытая дверь – это приглашение войти. Кстати, я бы не советовал вам этого делать. Учитывая все, что есть в доме, вам следует держать сигнализацию включенной, независимо от того, находитесь вы здесь или нет.
– Здесь нет никакой сигнализации. Мистер Вандерхорст сказал мне, что недавно тут был случай вандализма, но сигнализацию он устанавливать не стал.
Джек вытащил из заднего кармана небольшой блокнот и вынул из металлических колечек короткий карандаш.
– Тогда это первое, что будет в нашем списке.
Я посмотрела вверх, на потрескавшуюся штукатурку и большое темное пятно в углу комнаты, которое подозрительно напоминало плесень. Затем, слегка раздраженная упоминанием «нашего» списка, повернулась к Джеку.
– Честное слово, Джек. Здесь полно проблем посерьезнее сигнализации. Да и вообще, внешний вид дома отпугнет любых вандалов. Меня бы он точно отпугнул.
Он проигнорировал меня, продолжая делать в блокноте пометки.
– У меня есть друг в фирме, которая занимается установкой сигнализации. Я позвоню ему и буквально на днях устрою встречу.
– В этом нет необходи…
Его голубые глаза с тревогой остановились на моем лице.
– Поверьте мне, есть. – Он наклонил голову, чтобы записать в блокноте что-то еще, но на пару секунд остановился и, как будто что-то вспомнив, посмотрел на меня. – Вы сами сказали, что мистер Вандерхорст говорил о случаях вандализма. Теперь, когда вы будете жить здесь сами, меры безопасности не помешают.
Его настойчивое желание провести в дом сигнализацию показалось мне странным, но последняя фраза застала меня врасплох.
– Я не говорила, что буду жить здесь.
Он вновь встретился со мной взглядом, правда, на этот раз вопросительно выгнув бровь.
– Вы сказали, что завещание мистера Вандерхорста требует от вас прожить в доме не менее года.
В моей груди как будто лопнул и сдулся воздушный шарик. Черт, я совершенно забыла про этот чудный маленький перл. Я вновь посмотрела на плесень и трещины на штукатурке.