Особо опасен
Шрифт:
Форман превратился в персонажа собственной истории. Лицо его смягчилось, а голос стал еще задушевнее. Брю, а вместе с ним и Аннабель с ее велосипедом приглашали заглянуть в тайный мир его необычных привязанностей.
— В нашем деле, Томми, с годами мы готовы всем пожертвовать, только бы выговориться, ан нельзя. В вашем кругу наверняка то же самое, а?
В ответ Брю пролепетал какие–то общие слова.
— Ты встретился со своим осведомителем в безопасной хавире на окраине Москвы. У тебя посольское прикрытие, и ты потратил целый день, чтобы приехать туда незамеченным. У тебя на все про все не больше часа, и ты все время прислушиваешься к шагам на лестнице. Он передает тебе через стол микрофильм, а ты вытягиваешь из него информацию и одновременно инструктируешь. «Почему
Конец истории? Форман вздернул брови и пожал плечами — дескать, так уж устроен мир, ничего не попишешь.
— И что дальше? — спросил Брю.
— А дальше, Томми, колесо истории совершило полный оборот. Прошлое прошлым, а сын Владимира унаследовал состояние своего отца и должен вот–вот нанести визит сыну Эдварда Амадеуса, чтобы потребовать свою законную долю.
#
На этот раз Брю не поддался так легко, как они, кажется, ожидали. Он вживался в новую, еще не совсем понятную для себя роль.
— Прошу прощения, — начал он после раздумчивой «банкирской» паузы. — Мне очень не хотелось бы испортить вам веселье, но я уверен почти на сто процентов, что если я сейчас вернусь в банк и подниму все липицанские досье, чтобы выяснить, кто из наших клиентов больше всего соответствует вашему описанию, с учетом конкретных разъяснений в отношении наследника…
Он мог не продолжать. Форман тут же извлек из кармана пиджака белый конверт, напомнивший Брю некие салфеточки: в них были завернуты такие аккуратные липкие кусочки свадебного торта, которые его дочь Джорджи послала отсутствующим друзьям по случаю своего короткого бракосочетания с пятидесятилетним художником по имени Миллард. В конверте лежала карточка с фамилией Карпов, написанной шариковой ручкой. А на оборотной стороне — Липицан.
— Вспоминаете? — спросил Форман.
— Фамилию?
— Естественно. Не лошадь. Человека.
Но Брю отказывался обратиться в бегство. В нем росло этакое ослиное упрямство, выходившее далеко за пределы банкирского благоразумия. Оно также выходило за пределы редких вспышек шотландской строптивости, приходивших невесть откуда, но он умел их быстро гасить. В его упрямстве было несколько составляющих, и со временем он сумеет отделить одну нить от другой, но в эту минуту он уже знал, что в этом переплетении каким–то образом присутствует Аннабель Рихтер, которая нуждается в его защите, а значит, в ней нуждается и Исса. Сейчас он ответит в привычной для себя уклончивой манере. Он, по выражению Эдварда Амадеуса, «свернется в клубок» и выставит иголки. Отделается минимумом информации и предоставит им самим заполнить паузы.
—
— Открыли Америку! — воскликнул Форман. — Это из вас приходится тянуть каждое слово, а ваш батюшка был тот еще болтун! Я как раз перед вашим приходом говорил это Йену. Что, нет?
— Точно. Буквально этими словами. — Миниатюрный Лампион одарил их своей чудесной улыбкой.
— Тогда вы, наверное, знаете про эти счета больше моего, — предположил Брю. — Боюсь, что для меня Липицаны — довольно темная история. Вот уже лет двадцать они сидят в моем банке, как этакие занозы.
Лампион, в отличие от Формана, не подался вперед, чтобы придать беседе больше доверительности, но, как и Форману, повышать голос, чтобы перекричать музыку, ему не пришлось.
— Томми. Опишите нам процедуру. Если этот парень либо тот, кого он направит, снабдив его необходимым паролем или рекомендациями, завтра войдет в ваш банк…
— Я вас внимательно слушаю, — вставил Брю. А мог сказать иначе: мы с Аннабель вас внимательно слушаем.
— …И заявит о своих правах на липицанский счет — захочет, предположим, его закрыть, — в какой момент это будет доведено до вашего сведения? Сразу? Спустя пару дней? Какова процедура?
Ежик Брю молчал очень долго, и у Лампиона могло создаться впечатление, что банкир не понял вопроса.
— Во–первых, будем исходить из того, что клиент должен договориться о встрече и кратко изложить суть вопроса, — осторожно заметил он.
— А потом?
— Моя главная помощница фрау Элленбергер предупредит меня заранее. И, если все будет в порядке, я высвобожу время. С учетом личного фактора — я не уверен, что он применим в данном случае, но предположим, чисто теоретически — допустим, его отец знал моего отца, и это всплыло в разговоре, — тогда, естественно, такой человек может рассчитывать на более радушный прием. Мы, Фрэры, всегда придавали большое значение преемственности. — Он дал возможность слушателям переварить сказанное. — А с другой стороны, если договоренности о встрече не было, а я находился на совещании или просто отсутствовал на рабочем месте, тогда не исключено, хотя и маловероятно, что операцию произведут без моего участия. Что было бы нежелательно и достойно сожаления.
Судя по его озабоченному виду, Брю заранее сожалел о таком исходе.
— Липицаны — это, конечно, особая категория, — продолжил он неодобрительно. — И, откровенно говоря, не самая удачная. Если разобраться, о тех счетах, которые еще у нас остались, можно сказать, что они «спящие» или «запертые». Отсутствие прямой связи с клиентами. Документы похоронены в сейфе. В таком духе, — закончил он с оттенком презрения.
Форман и Лампион обменялись взглядами, явно не зная, кому взять на себя дальнейшую инициативу и как далеко можно зайти. К удивлению Брю, решение осталось за последним.
— Видите ли, Томми, нам надо срочно поговорить с этим парнем, — пояснил Лампион, переходя почти на шепот. — В приватной обстановке и без протокола. Как только он объявится. Прежде чем он встретится с кем–то еще. Но это должно произойти естественным образом. Нам крайне не хотелось бы, чтобы он подумал, будто кто–то следит за ним из окна, или что кто–то поднят по тревоге, или что на его счет существует какой–то план то ли в самом банке, то ли за его пределами. Это убило бы все на корню, да, Тед?
— Абсолютно, — подтвердил Форман в новой для себя роли второй скрипки.
— Он переступает порог, называет свое имя, встречается с теми, с кем ему положено встретиться. Он заявляет о своих правах и делает свои дела, а в это время вы посылаете нам сигнал. Это все, о чем мы вас сейчас просим, — подытожил Лампион.
— И как именно я посылаю вам сигнал?
И вновь Форман в качестве адъютанта Лампиона:
— Вы набираете номер Йена в Берлине. Тотчас же. Еще до того, как пожмете руку этому парню. До того, как его пригласят к вам наверх на чашку кофе. «Он здесь». Все, что вам нужно сказать. Остальное сделает Йен. У него есть люди. Его телефоны работают круглосуточно.