Особо опасен
Шрифт:
— У него есть адвокат?
— Да.
— Здесь, в Германии?
Допрос снова принял резковатый характер, но Брю с готовностью и даже с радостью ответил:
— Именно так.
— Хороший?
— Полагаю, да. Поскольку он сам ее выбрал.
— Стало быть, женщина. Это, насколько мне известно, оптимальный вариант. Ваш клиент воспользовался чьим–то советом при выборе женщины–адвоката?
— Полагаю, что так.
— Она мусульманка?
— Об этом вам лучше спросить у нее самой.
— Ваш клиент доверчив, как я, мистер Брю?
Ни слова больше, предупредил его Лампион. Поманите
— У моего клиента за плечами трагический опыт, доктор Абдулла. Он не раз подвергался несправедливому обращению. Но он выжил. Выдержал. Выстоял. Хотя остались шрамы.
— И?
— И поэтому он через своего адвоката распорядился, чтобы нечистые деньги, каковыми он их считает, мой банк перевел напрямую в те фонды, о которых вы с ним договоритесь. Во время личной встречи. Банк «Брю Фрэры» — получателям. Никаких посредников. Зная о вашем высоком положении и ознакомившись с вашими сочинениями, он хочет одного — чтобы вы его направляли. Но он желает собственными глазами видеть осуществление транзакций.
— Ваш клиент знает арабский?
— Простите?
— Немецкий? Французский? Английский? Если он чеченец, он должен говорить по–русски. Или только по–чеченски?
— На каком бы языке он ни говорил, при нем будет переводчик, можете не сомневаться.
Доктор Абдулла, озабоченно перебирая в пальцах лист бумаги и глядя на Брю, погрузился в раздумья.
— Вы шутник. — В его запоздалых словах звучала горечь. — Вы ведете себя как птица, вырвавшаяся на волю. Почему? Ваш банк вот–вот распрощается с целым состоянием, а вы улыбаетесь. Вы парадоксальный человек. Может быть, все дело в вашей вероломной английской улыбке?
— Что, если у моей вероломной английской улыбки есть своя причина?
— Возможно, она–то и тревожит меня.
— Мой клиент не одинок в том, что запах этих денег вызывает у него аллергию.
— Но разве не говорят, что деньги не пахнут? Во всяком случае, с точки зрения банкира.
— Как бы там ни было, полагаю, что наш банк вздохнет с облегчением.
— В таком случае моральные устои вашего банка заслуживают восхищения. Скажите мне еще одну вещь.
— Если смогу.
Новая капелька пота, на этот раз из–под другой подмышки Брю, сбежала вниз.
— Во всем этом деле чувствуется срочность. В чем она заключается? Какой такой механизм толкает нас на этот шаг? Ответьте мне, сэр. Мы с вами честные люди. И говорим без посторонних.
— Мой клиент живет с оглядкой на тикающие часы. В любую минуту он может оказаться не в состоянии сделать эти пожертвования. Я должен как можно скорее получить от вас список рекомендуемых благотворительных фондов и описание направлений их деятельности. Этот список я передам адвокату, а та, в свою очередь, нашему клиенту. После его одобрения мы можем завершить нашу сделку.
Брю встал, собираясь уходить, и тут доктор Абдулла снова превратился в непоседливого чертенка.
— То есть у меня, в сущности, нет ни времени, ни выбора, — пожаловался он, при этом улыбаясь своими искристыми глазами и тряся ладонь гостя в обеих руках.
— У меня тоже, — в тон ему вздохнул Брю с добродушной улыбкой. — Надеюсь, это временно.
— Тогда я желаю вам благополучнейшего возвращения домой, сэр, чтобы, как у нас говорится, припасть к груди ваших близких. Да хранит вас Аллах.
— И я желаю вам всего наилучшего, — ответил Брю с такой же теплотой, пока они неуклюже обменивались рукопожатием.
Уже в машине Брю обнаружил, что у него вся рубашка мокрая от пота и даже воротник пиджака. При въезде на автобан он обнаружил сзади своих преследователей с идиотскими ухмылочками. Он не знал, чем он их так развеселил. Как не знал, когда он ненавидел себя больше — до или после.
#
За восемь часов, что прошли со времени этого визита, Эрна Фрай и Гюнтер Бахман, кажется, двух слов друг другу не сказали, при том что сидели сейчас бок о бок перед Максимилиановыми мониторами. Один был подключен к центру радиотехнической разведки в Берлине, второй — к спутниковому наблюдению, третий — к моторизованной наружке Арни Мора, бригаде из пяти человек.
С 15:48, в мертвой тишине, они слушали с полузакрытыми глазами разговор между Брю и Абдуллой, передаваемый с помощью авторучки лампионовским наружным наблюдателям, засевшим в гараже через дорогу, а после кодирования приходящий уже к ним в конюшню. Единственной реакцией Бахмана были бесшумные хлопки, которые он время от времени производил. Эрна Фрай никак не реагировала.
В 17:10 пришел первый из перехваченных телефонных звонков из дома Абдуллы. Синхронный перевод с арабского на немецкий тут же свитком развернулся на экране. Арабоговорящему Бахману перевод был ни к чему. Другое дело — Эрне Фрай и большей части его команды.
Всякий раз в нижней части экрана появлялось имя нового контакта, а на параллельном мониторе — персональные данные и другие подробности. Все звонки, общим числом шесть, были сделаны респектабельным мусульманским фандрайзерам и крупным спонсорам. Ни один из них, если верить экспресс–комментариям бахмановских исследователей, не находился «под колпаком».
Суть всех звонков сводилась к одному: нас облагодетельствовали, братья мои… всемилостивый Аллах в бесконечной щедрости своей удостоил нас великого, исторического дара. Забавно, что во всех телефонных разговорах доктор Абдулла делал вид, причем не слишком убедительно, что речь идет об американском рисе, а не о долларах. Таким образом, при помощи простенького кода, им достались миллионы тонн крупы.
Этот невинный обман, согласно комментариям, носил предупредительный характер: Абдулла не хотел случайно спровоцировать аппетиты какого–нибудь местного чиновника, если бы тот вдруг их подслушал. Все шесть разговоров были как под копирку, так что одной распечатки вполне хватило бы:
— Двенадцать с половиной тонн лучшего качества, мой дорогой друг… американских тонн, ты меня понял?.. да–да, тонн. Все до зернышка должно быть распределено среди правоверных. Да, старый дуралей, тонн! Ты что, оглох, когда Господь из милости хлопнул в ладоши у тебя над ухом? Правда, есть, чтоб ты понимал, предварительные условия. Их не много, но все–таки. Ты меня слушаешь? Первую партию получают наши угнетенные братья в Чечне. Сначала мы должны накормить их голодающих. И подготовить больше врачей, иншалла! Разве это не прекрасно? В том числе здесь, в Европе. Один кандидат у нас уже есть!