Особо опасная статья
Шрифт:
Да, Кряжин очень хорошо знал это дело. Любомиров за полтора года около двух десятков раз приходил в его кабинет для консультаций при любых возникающих затруднениях.
– И что с того, Альберт Артурович? – Кряжин посмотрел на Кайнакова, уже начиная подозревать, что тот опять пытается увести его от главного.
– Устимцев находится в «Лефортово» и ждет суда, который состоится через семь дней. Месяц назад он подал жалобу в Европейский суд по правам человека на незаконные действия в отношении него как гражданина России.
Кайнаков
– Когда неизвестные позвонили и попросили выйти всех, кто в квартире, они сказали мне, что жизнь моего мальчика зависит от того, какое решение примет Европейский суд. Коля вернется домой лишь после того, когда в отношении лиц, проводивших следствие по делу Устимцева, начнутся разбирательства. И будет признано, что те действовали не по закону. Похитители сказали, что все доказательства в суд предоставлены. Они являются очевидными и исчерпывающими.
– А при чем здесь вы, Кайнаков?.. – с изумлением спросил следователь. – Вы в состоянии повлиять на решение Европейского суда?
– Я нет. А представитель России в этом суде может.
– А… – Кряжин стал понимать, что происходит. А потому, указывая на фотографию, где счастливый Альберт Артурович обнимается с представителем России, снизошел до сарказма: – А Трошников Ян Михайлович – не ваш ли двоюродный брат?
– Нет, – ничуть не реагируя на реакцию следователя, сказал Кайнаков. – Он родной брат Ангелины Викторовны.
У следователя по спине прошлась холодная волна. Он встал из кресла, наполнил из сифона стакан и медленно, в несколько приемов, выпил.
– Выходит, Коля – племянник Трошникова? – проговорил он больше для себя, чем уточняя очевидное. – А потому именно вы должны связаться с ним, представителем России в Европейском суде, и попросить Яна Михайловича убедить суд удовлетворить жалобы Устимцева. А что пишет олигарх?
– Я позвонил Яну, – вместо ответа сообщил Кайнаков. – Через сутки самолет с ним на борту опустится в Шереметьево. Похитители мне сказали, что если…
– Да, да, – перебил Кряжин. – Можете не продолжать. Мы с вами вот что сделаем. Снимите-ка трубку своего домашнего телефона и наберите номер «Скорой помощи». «Ноль-три», вы поняли?
– Зачем? – оглушенно спросил Кайнаков.
– Делайте, что вам говорят. Вызовите бригаду на дом, остальное я вам объясню после.
– И что сказать? – сняв с телефона трубку, поинтересовался Кайнаков.
– Что ваше систолическое давление зашкаливает за сто семьдесят.
– И они приедут? – усомнился, нажимая нужные цифры, президент.
– Еще бы, – следователь снял трубку параллельного телефона и зажал микрофон ладонью. – Еще единиц десять, и у вас инсульт случится.
Кайнаков уже хотел спросить, а к чему это все нужно, как вдруг в трубке раздался какой-то писк, и женщина голосом торопящейся куда-то стюардессы сказала: «Сто вторая,
– У меня систолическое давление, – сказал ей Кайнаков.
– Это хорошо, – ответила оператор.
– Но у меня высокое давление.
– Сколько?
– Сто семьдесят.
– А диастолическое?.
Кайнаков бросил в сторону Кряжина совершенно растерянный взгляд. Тот показал президенту сначала один палец, потом два.
– Сто двадцать.
– Называйте адрес.
Кайнаков назвал.
– Дверь на коде?
– Вас проводят.
– Двадцать двенадцать, – сообщила точное время оператор и вышла из связи.
– А зачем это все нужно? – спросил президент, укладывая трубку в гнезда.
Следователь щелкнул пальцами и пожевал губами.
– Затем, что сейчас я уложу вас в реанимационную палату городской клинической больницы. Мне нужно беспокойство и раздражение похитителей. А пока я вижу лишь вашу нервозность. Так в эти игры не играют, Кайнаков.
Президент забегал глазами по гостиной, что-то сообразил и заверещал:
– Черта с два! Это идет в разрез с планами бандитов! Я испорчу их план, и они убьют Колю! Вам плевать, это не ваш сын, а мне потом придется всю жизнь рассчитываться за ошибку следователя, возомнившего себя великим тактиком!.. Ваша роль короля шантажа меня не устраивает, господин Кряжин!..
Заметив в уголках рта президента белесую пенку, «важняк» понял, что пора давить.
Подойдя к президенту, он схватил его за воротник рубашки и рванул вверх. Тонкая итальянская сорочка, не рассчитанная ее автором Понти на подобное обращение, жалобно треснула и разошлась по швам.
– Колю убьют сразу же, как только вы выполните требования похитителей! Кайнаков, опомнитесь и придите в себя! Вы же умный человек, если в разоренной стране умеете добывать и продавать уголь! Выйдете из шока, вернитесь к расчету!
– Что вы хотите, чтобы я понял?! – вырываясь из хватки следователя, запричитал Кайнаков.
– Вы лично будете совершать многомиллионную противозаконную сделку, если знаете наверняка, что есть недоброжелатель, посвященный в технологию этой сделки и способный сообщить об этом властям?
Кайнаков сидел и снизу вверх смотрел на следователя безумными глазами.
– Ну… нет, если вам угодно! – прокричал он. – Нет, не буду!
– А теперь скажите мне, будут ли возвращать вам Колю те, кто его похитил, когда будут выполнены их условия? – Кряжин смотрел на президента сверху, как Самсон, пытающийся подмять под себя худого льва. – Девятилетний мальчик достаточно взрослый для того, чтобы сообщить милиции о приметах похитителей, вспомнить их имена, место, где его содержали, их разговоры, марки и номера машин. Санкции статьи, предусмотренные для данного вида преступления, предусматривают до двадцати лет лишения свободы, и преступники не могут этого не знать! Понимаете ли вы, доверчивый отец?!