Особо опасная статья
Шрифт:
Отбросив от себя Кайнакова, следователь дошел до своей выдохшейся газировки и выпил ее одним махом. Поставил стакан и уже совершенно спокойный развернулся к Альберту Артуровичу.
– А теперь как следует шевельните мозгами и ответьте мне: будут ли похитители возвращать вам сына после того, как вы решите их проблему?
Вернулся к креслу, положил руку на плечо почти умершего от горя отца и неожиданно для него улыбнулся.
– Я прямо сейчас могу назвать вам с десяток фамилий тех, кто за сотню способен вырезать подъезд. А вы говорите – уговорить Европейский суд… Я слышу звонок в дверь.
Как ни странно, Кряжин не испытывал к потерпевшему никакой злости. В число его «клиентов» по похищениям, в силу особенностей направления работы Генеральной прокуратуры, попадали именно те, кто надеялся либо на свои деньги, либо на влияние у сильных мира сего. На способности же следователей, расследующих подобные преступления, они не реагировали вовсе, полагая, что, будь у тех в головах достаточно разума, они не «пахали бы на земле», а зарабатывали такие же деньги. И очень часто получалось так, что родственники похищенных, не понимая, что делают, губили жизнь своих близких, по собственной инициативе заводя следствие в тупик.
– Почему вы солгали мне утром, Кайнаков?
– Потому что я считал, что спасаю Колю.
– Сейчас так не считаете?
– Нет, – ответил президент.
– А почему, Кайнаков?
– Потому что вы убедили меня в том, что Коля не вернется домой в любом случае…
– Ну, ну, ну, не вернется… – рассматривая повлажневшие глаза президента, пробормотал Кряжин. – Главное, не врите больше, черт вас подери!
Глава пятая
Кряжин выглянул в окно.
Машина с операми тронулась следом за каретой «Скорой помощи», врач которой, молодой кардиолог, в таких же тонких, как и у следователя, очках в течение добрых десяти минут не мог понять, что происходит в квартире, откуда поступил вызов о сердечном приступе.
Когда он вошел со своим волшебным чемоданом, то увидел четырех людей разных возрастов – от двадцати пяти до сорока с небольшим, рассевшихся по периметру необъятной гостиной.
– Где больной? – спросил врач.
– Я больной, – сообщил растрепанный Кайнаков, рядом с которым стояла бутылка коньяка и пустой стакан. Бутылка, впрочем, была запечатана.
– Перестаньте шутить, – предупредил доктор и поставил чемодан на пол. Воткнул указательный палец в переносицу, поправляя очки, и еще раз попытался узнать, где сердечный.
– Видите ли, в чем дело… – по-лисьи начал Кряжин, перекидывая руку с распахнутым удостоверением через плечо очумевшего от такого панибратства кардиолога. – Пойдемте в кухню, там нам будет удобнее.
– А давление? – спрашивал врач всякий раз, когда следователь уже думал, что тот понял, о чем идет речь.
– Видите ли, в чем дело… – снова начинал Кряжин.
– А приступ?
Ему пришлось связаться со Смагиным, а тот с главным кардиологом Московской области. И молодой врач почему-то сразу понял, что нужно делать. Носилки с вконец убитым событиями Кайнаковым унесли вниз, а Кряжин еще раз объяснил врачу, что тот должен делать в случае чужого интереса к судьбе больного. Естественно, под угрозой уголовной ответственности, которая не могла наступить в любом случае. Однако врачу об этом было неизвестно.
Кайнаков трясся на кушетке, раздумывая о том, что дальнейшая жизнь потеряла всякий смысл, Саланцев с помощниками следовали за машиной в больницу, а Кряжин понимал ситуацию лучше всех. И сейчас, сидя напротив Ангелины Викторовны и смотря на ее дрожащую руку, вкладывающую в рот какую-то пилюлю, размышлял о том, выдержит ли ее натура предстоящие события.
А события скоро начнутся – следователь был уверен в этом. В определении времени нового телефонного звонка он ошибся ровно на пять минут. По-видимому, кто-то к болезни Альберта Артуровича оказался не готов.
– Я вас слушаю, – мертвым голосом пробормотала Кайнакова.
– Ангелина Викторовна? – послышалось на том конце связи.
Кряжин сидел в наушниках, соединенных со спаренным аппаратом спеца, и поощрительно кивал женщине головой. Использование громоздкого АОНа дальнего боя и повышенной точности с некоторых пор следователь счел невозможным и излишним. Это другая игра. И другой случай.
– А нельзя ли узнать, что за трагедия случилась с Альбертом Артуровичем?
– Отдайте сына, – сказала мама и вдруг заплакала вне сценария.
– Подождите, подождите, – встревоженно успокоил ее голос. – Мы отдадим сына. Но что с папой?
– У него давление…
– Не может быть, – возразили ей. – Указательный палец правой руки Коли мы вам вроде бы еще не присылали. С чего вдруг так расстроиться? А что будет, когда на ваш домашний адрес придет бандероль с головой ребенка?
Похититель сам был виноват. Над человеком можно издеваться лишь в определенных временных пределах. Чем человек слабее духом, тем короче этот период. Потом наступает срыв. Либо привыкание, что в равной мере невыгодно для преступников.
Кайнакова почувствовала себя плохо (кто бы не почувствовал?) и выронила трубку из руки. Но Кряжин вставил ее обратно, успев шепнуть: «Скажите, что собираетесь вызывать «Скорую».
И улыбнулся. Ангелине Викторовне захотелось разорвать следователя в клочья. Прямо здесь, на супружеском ложе. Вцепиться этому маньяку в лицо и рвать его, пока не исчезнет этот торжествующий оскал.
«Давайте, – думал Кряжин, – вырубите и эту! И тогда я посмотрю, что вы будете делать дальше!»
Об этом «дальше», по всей видимости, подумали и абоненты на том конце связи, потому как из их голоса почти сразу исчезла бравада и мужественные заверения в том, что они в состоянии отрезать от девятилетнего ребенка еще какие-то части.
– Успокойтесь, – зазвучало в наушниках следователя. – Мы тоже переживаем за состояние Альберта Артуровича. Да и как не переживать, если это именно он должен выполнить условия договора, при благополучной реализации которого Коля вернется домой. Милиция с вами рядом?
Женщина посмотрела на следователя, и тот сразу качнул головой. Лгать бессмысленно. Бандитам и так хорошо известно, что в квартиру поднялись трое, а вышли двое.
– Пусть он уйдет и наш разговор не слушает.
– Он ушел, – после небольшой паузы сказала Кайнакова.