Особо опасная статья
Шрифт:
Заело опера вовсе не то, что какой-то ожиревший от переедания и болезни сердца фраер может выставить его, здорового мужика, за дверь. Более оскорбительным для Саланцева показался факт того, что его назвали «каким-то из МУРа». А поэтому Арманов вряд ли удивился бы тому, что происходит, имей он в копилке своего трудового стажа хотя бы один месяц работы в сыске.
Он бежал, согнувшись пополам, к сейфу, уже на полпути прекрасно понимая, с чем придется встретиться его голове. Поднять голову было невозможно, потому что рука сумасшедшего мента, держащая его галстук от Армани за триста пятьдесят долларов, и не думала подниматься выше пояса своего хозяина.
Сейф был добротный, мастерски выполненный лучшими мастерами Крупповского завода. Раньше на этом заводе делали пушки «Нона», которые выплевывали полутонные снаряды, разрушавшие Ленинград. Мастерство с годами становится все тоньше, сталь все крепче, а потому Арманов, едва не выставив дверцу теменем, почувствовал себя нехорошо.
– Не здесь ли личное дело Ремизова? – спросил Саланцев, выбрасывая в придверную урну пистолет директора.
Тот, глотнув воздуха, качнул головой. Отделил от связки ключ. И протянул оперу.
Через десять минут, по привычке ничего не записав, старший опер МУРа вернул тонкую корочку директору и выбил из пачки сигарету.
В деле значилось: «Зарегистрирован: Ореховый бульв., 13–24; Проживает: Охотничья, 2 – 38».
– Вот видишь, – самому себе сказал, выдыхая струйку дыма, Саланцев. – А у Зырянова в его отделе значился бы один Ореховый бульвар. Спасибо за помощь, Поликарп Львович, было приятно с вами познакомиться.
– Я, к вашему сведению, Константин Львович.
– Прекратите манерничать. Через две минуты я забуду и ваше отчество. А вот вы меня, пожалуйста, не забывайте. И если еще раз, свинья, ты назовешь «муровца» «каким-то», я буду бить тебя не головой о сейф, а сейфом по голове.
Сплюнув окурок в урну, Саланцев вышел и направился на Охотничью улицу.
Через полчаса его «Форд» остановился у четвертого подъезда второго дома. Сыщик вышел, прикинул, где находится искомая квартира, выделил два окна с пластиковыми стеклопакетами и огляделся вокруг. Ему хорошо были известны привычки тех, кто честно отработал целые сутки. Наступивший день им кажется вечностью, за который можно успеть все… Вот так сейчас, как в молодые годы, полные азарта и легкомыслия, можно стремглав вбежать в подъезд, вознестись к квартире, молотить в нее четверть часа, а потом уйти ни с чем. А позже выяснится, что человек в это время сидел на лавке, пил заслуженное пиво, рассматривал тебя, входящего в подъезд с явным интересом, и даже поднимался вслед за тобой, наблюдая, как ты стучишь, звонишь соседям, представляешься и задаешь вопросы. И потом этого парня, мимо которого ты прошел, приходится искать еще не один месяц.
Двор был пуст, если не считать парочку молодых мам, увлеченных разговором за катанием колясок. Еще была собака и старик, присевший на лавку. Пискнув сигнализацией, Саланцев снял солнцезащитные очки и направился в подъезд.
Уухх… – натянулись тросы лифта.
Эту тему сыщик с десятилетним стажем тоже разобрал давным-давно. Этаж, куда следовало подняться, третий, но лучше постоять и посмотреть, кто выйдет из лифта. Вполне возможно, что охранник элитного дома страдает астмой и передвигается исключительно при помощи технических средств. Написано же в его личном деле: «Физ. п-ка – «удовл.».
Дверь с шумом распахнулась, из нее выбежали две девчонки-малолетки. Дождавшись, пока за ними захлопнется дверь, Саланцев развернулся и пошел по лестнице.
Когда он проходил второй этаж, где пахло мусоропроводом, у него появились первые признаки беспокойства. Где-то над головой прозвучал звук, очень похожий на выстрел. Впрочем, с таким же хлопком уничтожается лампочка и раскупоривается бутылка с шампанским.
Между вторым и третьим этажами, когда запахло жареными котлетами, звук повторился. И стало ясно: так звучать могут лишь пороховые газы, выстреливающие из ствола пулю. Андрей рванул из-за пояса «макарова» и в два прыжка оказался рядом с тридцать восьмой квартирой.
Человек в дверях появления незнакомца не ожидал. И поэтому даже не успел поднять руку.
Бросать пистолет ему нужно было тогда, когда рука была еще там, внизу, но человеку показалось, что он успеет.
Он не успел на полсекунды. В тот момент, когда его указательный палец уже был готов лихорадочно нажать на спуск, он увидел темноту. Он не слышал выстрела, не видел выхлопа, он умер в тот момент, когда пуля, опережая звук в три раза, вошла ему в лобную кость…
– На пол, оружие в сторону!.. – рявкнул Саланцев, врываясь в квартиру.
Давно отработанный им трюк: резко появиться в проеме двери на уровне пояса и тут же отскочить обратно. Психология проста: с выстрелом противник задержится обязательно, потому что подсознательно готов к появлению человека сходного роста. На перегруппировку уйдут мгновения, которых Саланцеву как раз хватит на то, чтобы убраться за угол.
Что успел увидеть опер?
Искомый и знакомый по фото в «Сатурне» Ремизов лежал посреди комнаты и корчился от боли в луже крови. Но это было еще не все! Милиционер выскочил из укрытия и влетел в комнату – через перила балкона, уже перегнувшись, пытался выбраться второй незнакомец.
Когда Андрей подбежал к окну, балкон был уже пуст. И сразу появились сомнения: «Останься, тебе нужен Ремизов! Кряжин опять оказался прав!» Но другой голос внутри привычно скомандовал: «Вперед! Никто не должен уйти от наказания».
Ох, как тяжел подобный выбор… Не прошло и сотой доли секунды, а от усталости рассматривать эту дилемму уже болит голова!
И Андрей Саланцев, один из лучших оперативников МУРа, запрыгнул на балконные перила. Еще одно движение – и он повис на руках. Еще секунда – и руки, послушно расслабляясь, сползли до самого низа балконного переплета.
Девять метров высоты минус сто восемьдесят пять роста, минус восемьдесят сантиметров руки. Итого: шесть сорок. В первый раз, что ли?!
И вот он, отмахиваясь от ветвей кустарника, режущего лицо и руки, словно бритвами, выбежал на улицу и увидел спину, на которой от сумасшедшего бега колыхалась рубашка-«гавайка». Оранжевое солнце на ней жгло Саланцеву глаза, пальмы на лопатках склонялись, как при урагане «Сара». Этот кусочек солнечного берега бежал, казалось, чуть быстрее… И удалялся, как оазис в пустыне, оказавшийся миражом.