Особо опасная статья
Шрифт:
Она заплакала и в ту же секунду услышала спокойный мужской голос:
– Ангелина Викторовна, ситуация начинает осложняться. Как видите, свою часть обязательств по договору мы выполняем. Мальчик жив, здоров и даже думает о своем сомике. Но вот вы о своем мальчике заботитесь не так сильно.
– Что вы имеете в виду? – испугалась Кайнакова.
– Успокойте своего следователя. Он стал подавать признаки излишней инициативы. И озаботьте своего брата. Представитель России в Европейском суде зачастил в прокуратуру. К чему бы это, ведь мы не просили помогать прокуратуре! Мы лишь просили помочь невинно обвиненному бизнесмену.
– Я не контролирую ситуацию, – глухим голосом призналась Кайнакова. Ей показалось, что в данном случае это будет уместным.
– Ваш муж тоже богат, Ангелина Викторовна, – увещевал незнакомец, ставший за эти сутки чуть ли не близким человеком. Кайнакова была просто женщиной, а этот похититель – единственной нитью, связывающей ее с сыном… – И у вас наверняка болит за него сердце. В нашей стране быть богатым опасно. А теперь представьте, что это не Вениамина Геннадьевича, а вашего мужа полгода назад усадили за решетку государевы слуги из Генеральной прокуратуры. И все ваши мысли заняты им одним. Сыт ли? Здоров? Не бьют ли его хамы-надзиратели? Вы представляете себе масштаб трагедии близких господина Устимцева?
– Представляю, – ей очень хотелось добавить: «Но мой муж никогда не оказался бы сволочью настолько, чтобы красть сына господина Устимцева», – однако сдержалась. Ей снова показалось, что в данном случае это будет уместно.
– Так убедите представителя, – повысил голос незнакомец. – Иначе вы на самом деле поймете весь масштаб трагедии. Не так уж много нужно ему сделать! Уговорить с десяток таких же продажных, как и он, слуг закона и вынести решение в пользу известного вам лица. И пусть он не маскирует отказ честолюбием праведника! Среди этих людей праведников нет, Ангелина Викторовна… Мы вам перезвоним.
Бросив трубку на палас, она затряслась в рыданиях.
Глава десятая
День третий
Эта ночь началась в квартире Кряжина. В уютной однокомнатной в Большом Факельном переулке. В ней было все, что нужно для работы: молотый кофе с почти непрерывно урчащей электрической кофеваркой, блок сигарет «Лаки страйк» из запасов «важняка» и видеодвойка, купленная в прошлом году. Вскоре квартира потеряла свой естественный, привычный свежий запах, насквозь пропитавшись табачным дымом и кислым ароматом арабики.
Нет процесса утомительнее, чем внимательно наблюдать за немым кино с недостаточно четким изображением. Изображение на кассетах появлялось благодаря режиму прерывистой съемки.
Вот фигура человека возникала в ста метрах от дома, потом в девяносто, потом в восьмидесяти… К тому моменту, когда он входил в подъезд, зрители едва успевали донести сигарету до рта.
Подъезжает машина. И вот из нее уже наполовину вышел человек. Он уже закрывает дверь на ключ, хотя для такого джипа можно было придумать автосигнализацию вроде «Фараона» или «Партизана». Впрочем, если у человека замок на коробке, то навороченные прилады ни к чему. Пока в головах зрителей возникают идентичные выводы, человек успевает скрыться в подъезде.
Кряжин внимательно всматривался в цифры в углу экрана. День, предшествующий похищению мальчишки.
И это последняя кассета! Три предыдущие ничего интересного не зафиксировали. Входят – выходят, выходят – входят. Подъезжают – отъезжают… Дважды крутанулся на экране телохранитель Коли. Он в восемь ноль-три вышел из подъезда, быстро уселся в «BMW» и сорвался с места. И не вернулся. Все трое зрителей знали, почему.
Пленка закончилась, на экране появилась серо-синяя рябь. За мгновение до этого Кряжин успел увидеть в углу время: «09:24:49».
– А где остальное? – спросил он, удерживая чашку в нескольких сантиметрах от губ.
– Это все, что было, – сказал Сидельников. – В охране сначала заартачились, но, когда я заявил, что дело на контроле начальника ГУВД, они сразу распахнули передо мной сейф. Поинтересовались, что именно нужно, но я сам выгреб все, что там имелось.
Вынув кассету из приемного гнезда видеомагнитофона, следователь выставил ее на свет. Ответ, почему изображение исчезло с экрана при фиксации такого странного времени, был найден. Закончилась пленка.
– А где же следующая съемка? – удивился он, пытаясь вскинутыми вверх бровями уязвить Сидельникова.
– Я забрал все, что там имелось, – упрямо повторил тот. – Сейчас запись ведется на те кассеты, которые были в видеотеке последними. Я справлялся у начальника охраны объекта.
– Вы пытаетесь убедить меня в том, что кассеты с записью позже девяти часов двадцати четырех минут того дня, когда произошло похищение, исчезли?
На этот раз вопрос откровенно смахивал на риторический.
– И я знаю, кто сидел за пультом охраны в это время.
– А мы не уверены в том, что кассеты ликвидировал тот, кто их писал, – сразу заметил Кряжин, в голове которого уже кипела работа. – Ты сам говорил, что записанные пленки передаются по сменам под роспись. Пленки легче выкрасть или уничтожить, когда смена перешагнет через одну. Кто просматривает запись, перед тем как начать писать? Просто вставляешь кассету и нажимаешь красную кнопочку. А если бы я хотел кассеты незаметно изъять, я принес бы с собой на смену пару кассет с рынка с фильмом «Убить Билла» и вставил в гнезда видеотеки. Следующий охранник, ничего не подозревая, сделал бы на ней запись. А нужные кассеты я, конечно, вынес бы после смены. И отдал похитителям, если бы состоял в их группе, и продал им, если бы не состоял.
Сидельников сунул руку в карман куртки и вытянул тонкий и длинный блокнот.
Кряжин толкнул локтем Саланцева, у которого от переизбытка кофеина глаза уже не закрывались, даже когда он этого хотел, и сказал:
– Смотри, сейчас он зачитает нам график дежурств охранников с их фамилиями и адресами.
– Вы страшный человек, Иван Дмитриевич, – перелистывая страницы, тихо признался «муромец».
Старший сержант вневедомственной охраны Леонид Забавин собрался на смену с вечера. У него была такая привычка еще с армии: разложить по карманам вывешенного на видное место выглаженного кителя все, что пригодится завтра на службе, поставить у входа начищенные ботинки и заварить чай покрепче, залив его в термос. Потом два часа просмотра телевизора в комнате общежития, щелчок выключателя света и – глубокий, здоровый сон. Утром разбудит будильник, поставленный на металлическую ванну и накрытый тазом. Ничего не поделаешь – здоровье у старшего сержанта было отменное, и спать он любил. А потому, когда в его комнате в семь часов утра звенел чумовой звонок, усовершенствованный рационализаторской мыслью милиционера, просыпался не только сам Забавин, но и жильцы восьми комнат, расположенных рядом с ним. Никто его за это, впрочем, не корил. Общежитие рабочее, трудиться, равно как и выпивать после ударного труда, все умеют, а потому грохот перед началом смены в «мусарне» (как шутливо называли любавинскую комнату соседи) был очень кстати.