Особо сложные дела
Шрифт:
— Они?.. ваши подружки? — спросил следователь Варвару Петровну.
— Да, это они, — ответила Варвара, вставая.
Вошел солдат.
— Уведите арестованных! — приказал следователь.
— Значит, всё это правда? — тихо спросила Варвара.
— Как видите, — подтвердил Сергеев. — Позвольте на этом сегодня нашу беседу закончить…
Прощаясь со следователем, Акимова спросила:
— Скажите, если можно, они что-нибудь успели?
Сергеев не ответил на этот вопрос. Он ответил на него ровно через месяц, после окончания предварительного следствия.
5
В
Перелистывая объемистое дело за № 08, Сергеев отмечал для себя наиболее характерные страницы, которые он намеревался использовать в заключительной беседе с Акимовыми…
«Я, как вы, гражданин следователь, назвали меня — шпионка, но шпионка пожилая только по возрасту; по стажу, по практическому же опыту совершенно юная, зеленая (извините за жаргон!). Примерно два года назад, сразу же после окончания специальной школы за границей, я попала один из южных городов Советского Союза. Там, в этом городе, я приняла поручение от неизвестного мне лица, видимо, резидента (прошу поверить, что по условиям конспирации я не знала, с кем имею дело). Воспроизвожу содержание этого обязательства.
Первое — собирать сведения о настроениях советских граждан, вызванных теми или другими мероприятиями партии и правительства по вопросам внешней и внутренней политики.
Второе — войти в доверие к представителям влиятельных кругов советского общества с целью получения особо секретных данных, касающихся, прежде всего, обороны страны.
Третье — завербовать в помощники двух-трех человек.
Все добытые материалы я должна хранить в своей памяти до особого указания.
Деньгами я была обеспечена на полтора-два года. Дальнейшее финансирование предполагалось через связного, адрес которого обещали сообщить мне не раньше десяти и не позже четырнадцати месяцев.
Практически мною сделано немного: я завербовала Губанову Анну Кирилловну (по мужу Вознесенскую), искусную портниху, работницу швейной фабрики. Завербовала ее относительно легко и была довольна своим выбором: она молчалива, достаточно хитра и осторожна. Главное же, из-за своей специальности Губанова являлась великолепной приманкой для модниц, среди которых всегда найдутся подходящие люди: жёны и дочери тех или иных крупных деятелей промышленности, военных ведомств и т. п.
Первый мой выбор пал на Варвару Петровну Акимову. Этот выбор, как мне кажется, и привел нас к катастрофе… Ничего конкретного мне с Акимовыми сделать не удалось, никаких полезных сведений от них я не получила, несмотря на все мои приемы и усилия.
Вот, пожалуй, всё, что я могу сказать о своей неудачной миссии.
Показания написаны собственноручно и являются правильными».
При очередном допросе, отвечая на вопросы следователя, Дугласова показала:
«Мне стала надоедать предварительная обработка объекта № 1. (Еще раз прошу поверить, что Акимова была первой и единственной моей «жертвой», не считая, разумеется, Губановой, моей напарницы.) Мои первые расчеты на болтливость Акимовой не оправдались. Ее бахвальство
Положительные ответы на эти вопросы логически вели к мысли о провале. А в провал свой я фанатически не верила. На свою рискованную работу я пришла, как мне казалось, предельно выверенной тропой и еще не успела нигде оставить тех или других следов, по которым меня могли бы найти.
После долгих раздумий мною и Губановой было принято решение сыграть ва-банк. Надо вызвать Акимову на какой-нибудь рискованный разговор, заставить высказать те или другие крамольные мысли, пусть даже отдельные слова, чтобы придраться к ней. Не удалось и это. Тогда я повела с ней тот нелепый разговор, о котором вам уже дано подробное показание. К чему он привел — вам лучше знать». (Анна Викторовна всё еще считала, что ее разоблачила Акимова.)
«На ваши дополнительные вопросы, — писала Дугласова в том же протоколе, — отвечаю следующее:
1. Государство, в интересах которого я действовала, назвать не могу. Это грозит мне гибелью, если вы как-то пошалите меня за мою хотя и не полную, но всё же чистосердечность. И какая вам разница: любой враг опасен… Для вас, видимо, и так ясно, кто толкнул меня на эту работу и кто так щедро финансировал… Это, безусловно, не ваши друзья. Это люди, которые смертельно ненавидят вас, ваш строй, ваши успехи, ваши планы…
2. Да, я сознательно пошла на эту работу, но только не из-за денег. Причина здесь более важная, хотя она и не смягчает моей участи. Я имею в виду убеждение, окрашенное моей религией, моей верой в бога… Ваши данные о том, что мой отец являлся крупным промышленником царской России и был близок к императорскому двору, что я переброшена сюда на самолете с подложными документами, не совсем точны, они верны лишь отчасти… К величайшему сожалению и, возможно, к большому моему несчастью, в этом вопросе я тоже вынуждена быть сдержанной. Я понимаю, что мое вынужденное запирательство повредит моей судьбе, но ничего не поделать, у меня нет другого выхода…
3. Почувствовав угрозу провала, я действительно хотела отравить Акимову, но меня удержала Губанова. Она считала этот шаг преждевременным и в условиях нашей квартиры слишком рискованным. Я уступила ей, намереваясь сделать это, если не отпадет надобность, позже, на квартире у самой же Акимовой, тем более, что так легче было бы симулировать ее самоубийство.
4. Еще и еще раз прошу поверить мне, что я показываю только правду. Там, где правды сказать нельзя, я честно оговаривалась и по мере возможности объясняла причины моей вынужденной сдержанности».